Химе

— Ока-сан? Черный шелк кимоно так непривычно смотрелся на все еще молодой женщине. Одежда Фумико почти всегда была в постельных тонах. Мэй помнит, как в глазах Сатоши читалось это удовольствие, нежность и трепет, когда мать надевала одежду нежно розового или оливкового цвета. Он считал, что за ранним завтраком, пока дети заняты едой и шуточными перепалками, они не заметят этого, и того, как он едва касается подушками пальцев края ее одежды или пальцев руки. Впервые, она обратила на это внимание когда ей было, примерно, лет десять. Мэй кривила лицо, каждый раз, когда вспоминала об этом в течение дня. Но со временем, каждый раз, когда она ловила эти мимолетные взгляды и касания, краснела как спелая вишня и опускала голову, рассматривая листья чая, что причудливо плавали в кипятке. Девушка знала– родителям повезло, ведь любовь в договорных браках– невиданная роскошь. Но больше чем родителям, повезло им, их детям. В черном и иссиня черном она видела мать только после смерти Сенго. Это был единственный и самый долгий период, когда Фумико почти ни с кем не разговаривала, и почти игнорировала мужа. Это продолжалось около шести месяцев. Однажды, в самый обычный день, ничем не отличающийся от всех остальных, они как обычно завтракали. Гробовую тишину разбавлял Айо, который тихо, но тем не менее, не смолкая рассказывал о каких-то глупостях, чтобы вовлечь семью хотя бы в спор. Глава клана хотел было впервые за долгое время вновь попытаться дотронуться до жены, но она резко отдернула руку, переворачивая пиалу с чаем, а затем и вовсе торопливо покинула комнату. Если в первые пару раз Сатоши оставался на своем месте, то сейчас он стремительно подорвался со своего дзабутона и быстрым шагом нагнал жену у сёдзи в ее отдельные покои. Дети слышали лишь глухой шум, смену интонаций, отдельные слова, пока утробный крик матери и зачатки ее истерики не заставили их вздрогнуть. Через два дня Фумико пришла на завтрак в любимом кимоно персикового цвета с зеленым оби, подчеркивающим изящную талию. На оби-домэяркими красками сверкала мелкая россыпь различных камней. Но ярче камней, светились глаза Сатоши. Жена впервые улыбнулась ему, переведя взгляд на детей. Улыбка сползла с ее лица, когда женщина посмотрела на Мэйуми. — Жизнь моя, почему ты плачешь? А она сама не заметила. Лишь после слов матери зарыдала в голос. Теперь слова были лишними, так как каждый почувствовал то же, что и юная Химе. Айо сжал ее ладонь под столом, посмотрел ей в глаза своим пронзительным взглядом. В глазах брата опасно сверкали непролитые слезы. — Она хотела быть самой красивой за столом, ока-сан. Но ты, как всегда, затмила всех. Впервые за, казалось годы, а не месяцы, Мэй почувствовала, практически, осязаемую надежду. Надежду на то, что все налаживается, и в их доме снова будет место счастью. — Ока-сан? - Мэй снова позвала мать, но та словно не слышала ее, проплывая мимо, облаченная в темные одежды. Лицо ее было словно фарфоровая маска- белое и бесстрастное. Наследница Ибури отшатнулась будто увидела Шинигами, а не самого родного человека. Фумико отодвинула сёдзи и оказалась в хорошо знакомой комнате. Детская была залита светом, а на пригретых от солнца татами сидели Сумико и маленький Нобу. Женщина присела рядом с детьми, погладила по голове и поцеловала их поочередно по три раза: в каждую щеку и лоб. Следом, в детскую комнату зашла молодая служанка Юки, в сопровождении Момо-баа-чан, так старенькую няню называли все дети дома. В руках Юки несла поднос с тремя пиалами и графином. Мэй сразу узнала любимый сок детей, которым Момо часто баловала их в тайне от родителей. Отстранившись от детей, Госпожа Ибури выудила из набедренной сумки, в форме небольшого мешочка, три маленькие стеклянные бутыли. Опустошив содержимое в каждую пиалу и залив соком, женщина напоила одной сына, вторую, не дожидаясь приглашения Сумико опустошила самостоятельно, а последнюю Фумико испила сама. Снова поцеловав своих детей и обняв их, она облокотилась с ними на высокие подушки. — Мы позаботимся о Вас, Госпожа. Для нас было великой честью служить Вам. Прислуга, сидевшая в позе сэйдза, склонилась в самом низком поклоне. Госпожа Ибури одарила их тенью улыбки и удобряюще прикрыла глаза. — Ока-сан, а когда вернуться ото-сан, Мэй, аникии они-сан? ,– малышка вертелась в объятиях матери. Женщина пустила слезу сквозь прикрытые веки. — Вам нужно поспать, жизнь моя. И когда Вы проснетесь, мы снова будем вместе. Вся наша семья. — Это так здорово! Слышал, Нобу? Когда вернется моя Мэй, я уговорю её научить меня метать сюрикены! Обязательно, вот увидишь! Прижав к себе своих детей ещё ближе, Фумико старалась впитать в себя как можно больше их тепла и заполнить легкие лишь их запахом. На тот случай, если там, в мире духов, она окажется одна, подобно гончей, она найдет их по запаху сквозь миры. А когда она их наконец-то найдет— найдет обязательно, Сатоши тоже, непременно, отыщет их. Он придет туда с их старшими детьми. Прикоснется к ней кончиками пальцев, как делал всегда, если они были не наедине. И как обычно возвращаясь с похода скажет простое «Я дома» А пока… Пока она споёт своим малышам их любимую песню. Нэн, нэн корори ё, о корори ё Баю-бай, спи моё любимое дитя, Боя ва ёй ко да нэн нэ шина Закрывайте свои глазки, родной Нэн, нэн но комори ва доко э итта Ты такой прекрасный, когда спишь. Спи, мой любимый, засыпай Ано яма коэтэ сато э итта Где твоя няня, мой сладкий малыш? Куда, ну куда же она запропастилась? Куро но миягэ ни нанимо роута Она ушла далеко за горы, Туда, где ее отчий дом. Дэн-дэн дайко ни сёу но фуэ Скажи мне, мой дорогой, что же она тебе подарила? Разве не дашь ты мне посмотреть? Окяагари кобоши ни фури цудзуми
 В подарок отдала она тебе Флейту и барабан Мэйуми стояла, наблюдая за разворачивающейся картиной будто за представлением кабуки. Это сон? Или это то, что случилось на самом деле? На дрожащих ногах, она села напротив матери, соприкасаясь с ней коленями. — Ока-сан,- девушка нежно провела пальцами по лицу женщины. Горькие слезы матери прошли сквозь ее пальцы, капая на макушку младшего брата. Как будто услышав ее зов, глава матриархата, все еще гордого клана подняла веки. Будто, на самом деле увидев перед собой свою старшую дочь, уже побледневшее лицо Фумико озарилось нежной материнской улыбкой, и перед тем, как снова сомкнуть глаза, женщина произнесла: — Моя маленькая, храбрая девочка… *** Мэйуми с криком вырвалась из царства жестоких сновидений. Она часто и рвано дышала, словно бежала от собственного кошмара несколько сотен метров наяву. Отворив небольшую створку фусума, она жадно вдыхала холодный предрассветный воздух. Мокрое от пота и слез ночное юката неприятно прилипал и холодил кожу. Неужели все так и было? Дрожащей ладонью девушка прикрыла глаза. Мама, малыши…Когда Мадара рассказал ей в двух словах о незавидной участи всей ее семьи, всё это казалось эфемерным, далеким, выдумкой в конце концов! Но теперь… Теперь, тут, их двое. И если, она в относительном порядке, то Айо… Бедный, бедный Айо… Мэй плотно сжала челюсти. Ей нужно что-то придумать. И если не освободить брата, то хотя бы прекратить его страдания. Она Ибури, биджу их всех подери! Она придумает, обязательно придумает что-нибудь. По крайней мере, кажется со всём этом змеином гнезде появился человек, которому она может доверять. По крайней мере, особого выбора у неё нет. Нужно привести себя в порядок, Чоу со своей свитой будет тут с минуты на минуту.