Химе

— Мой муж был Ибури,— глаза Чоу заволокло пеленой воспоминаний, — Меня выдали за него, едва мне исполнилось пятнадцать. Через четыре месяца, когда мы были на одной из ярмарок в селении Тоника, мы столкнулись с людьми Учиха,— женщина невесело ухмылялась,— Я ведь была вполне симпатичная, знаешь ли. Хотя сейчас в это и сложно поверить. Нет, в это было легко поверить. Несмотря на глубокие морщины, усталость и какую-то отпечатанную на её лице тень прожитых, и скорее всего, мрачных лет, были заметны нежные и тонкие черты её былой красоты. Ее тонкие кисти, длинные, но слегка скрюченные пальцы. Но больше всего, Мэй нравился этот пронзительный, и даже в таком возрасте, дерзкий и непокорный взгляд. Такой же был у неё.  — Я приглянулась одному из мужчин Учиха, и он имел наглость предложить моему мужу продать меня,— она опять грустно улыбнулась,— Ты должна понимать, чем это обернулось.  — Дракой, как минимум,– хмыкнула Мэйуми, прокручивая в руках керамическую пиалу для чая. В Хачо-мура за такое, могли и язык отрезать.  Повитуха сжала губы трубочкой — Они убили моего мужа. Но… Но когда убийца тащил меня к лошадям, его остановил Таджима Учиха. Черты лица Чоу заострились. — Я понравилась и ему, а главе клана нельзя отказывать. С тех пор я стала одной из его наложниц. Ибури смотрела на женщину перед собой пытаясь предугадать суть рассказа и этого откровения. Что она попытается ей донести своим рассказом? Насколько он будет искренний и правдивый? О женских интригах и кознях в пределах одного лишь клана девушка была наслышана. Мать, конечно же, оберегала химе от лишних сплетен и всей грязи, но время от времени до ее ушей все таки доходили тихо подслушанные разговоры или перешептывания. Так, когда Мэй было десять, она услышала о какой-то Якуме. Позже, она снова слышала это имя, когда мать кричала, ругаясь с отцом. Через пол года, почти достигшая кухни, девочка услышала, как старая повариха нашептывала двум служанкам, что это Госпожа Фумико отравила Якуме, узнав о беременности последней. Это настолько шокировало Мэйуми, что она сторонилась мать пару дней, но так и не решилась спросить напрямую.  — Через год, я родила ему сына. Мой мальчик прожил совсем недолго,-она опустила глаза на свою пиалу,— быть может, я расскажу тебе об этом как-нибудь. Но сейчас, я хочу сказать тебе другое. Через два года, тот, кто лишил меня мужа был убит. По приказу Таджимы. Ещё через два года, я стала вести дела клана наравне с Госпожой Учиха. А после смерти жены главы клана, я стала негласной первой женщиной в клане. Я не любила Таджиму, не любила я и своего мужа. Но… я поняла одно, в этой жизни, помимо детей, женщине нужно любить только себя. И, использовать все возможности, которые дает ей судьба,— она облокотилась больной поясницей на подушки,— Ты, моя девочка, можешь достичь многого, если постараешься и захочешь. Мужчины ошибочно предполагают, что женщины слабы, и владея телом, считают что покоряют её. Но, истина проста– при правильном подходе, мужчины сами покоряются женской воле. И тогда, женщина получает всё что хочет, со временем. Поэтому, моя маленькая Госпожа, я советую тебе задуматься о перспективах. Сейчас ты можешь этого не осознать. Но, теперь это,— она обвела рукой покои,— твоя жизнь, твоё настоящее. И каким оно будет, зависит только от тебя.  — Предлагаете мне влюбить в себя Мадару Учиха?,— девушка приподняла бровь и пренебрежительно фыркнула,— У этого создания нет ни сердца, ни души.  Чоу улыбнулась:— Дитя, ко всему есть свой подход, и он не исключение. Даже волков и змей можно сделать покладистыми и послушными.  — Можно, но это не изменит их природы: змея укусит выпуская яд в самый неожиданный момент, как и волк вонзит клыки в шею.  — Верно, но зная их существо, ты будешь готова к удару, и отразишь его.  — Почему? Почему Вы мне помогаете?  Женщина выдохнула: — Тому много причин: одна из самых весомых это то, что за десять лет моего управления, появилось много недовольных. Их недовольство заключается во вполне элементарной причине— я не Учиха. После смерти Таджимы, Мадара оставил хозяйство на мне, из-за уважения к отцу, и чего таить, меня он уважает не меньше, —на недоверчивый взгляд девушки, Чоу засмеялась,— ты же не думаешь, что эти три дня, что дарованы тебе на восстановление– его инициатива, или, Ками-сама, беспокойство? В любом случае, я не собираюсь держаться за влияние в клане, но мне нужно, чтобы с приходом новой Госпожи, меня не выгнали на улицу. Моя жизнь подходит к своему концу, а умирать в канаве или на улице, где бродячие собаки растерзают моё бренное тело, не то, как я хочу уйти. Следующей причиной, считай чувство родства. Я была Ибури недолго, но жила в Хачо мура. Я видела твоего деда, отца. И… ты мне очень напоминаешь мне кое-кого. — Вас?  — Меня…,— подтвердила она,— и мою девочку.  — Мою дочку выдали замуж. Через год, она и ребенок умерли во время родов. И никакие мои знания, не уберегли их.  Старая целительница смотрела на свои сморщенные пальцы, еще сильнее сгорбившись под гнетом самых тяжелых воспоминаний.  — Ты такая же чужая здесь, как и я. Потерявшая всё и всех, всю свою семью, как и я. Я стара, и на закате своих лет, хочу иметь хоть одного человека рядом, кто проводит меня к предкам. Конечно, я не рассчитываю, что ты или кто-нибудь  будет оплакивать меня, но, позволь мне найти в тебе дочку, как и ты, можешь найти во мне, пусть и не мать, но верного друга. А он, тебе, девочка моя, ох уж как понадобиться. Мэйуми смотрела на женщину перед собой, и старалась абстрагироваться от эмоций. Конечно же, хоть одна живая душа рядом, огромная роскошь в её положении. Это их вторая встреча. Вчера, во время их чаепития пожилой медик сказала, что Мэй может ей беспрекословно доверять. Но насколько она может доверять этой женщине на самом деле? Может всё это, лишь спланированный хитроумный план Учиха, чтобы держать её в узде и быть в курсе всех мыслей и поступков юной девушки? Хуже того, что у Мэй не было никаких альтернатив. Она не знает, что произошло с соратниками отца, с тем же Кацу и дядей Кохэку. Есть ли хоть кто-то из родной деревни, кто придет к ней на помощь? Ведь вся семья, все наследники кроме Айо и её, мертвы. И даже в случае, если за ней кто-то и придет, это может  занять слишком много времени: месяца, если не годы. И что же всё это время делать ей? Мало того, что сама себе она вред причинить не может, так этот ублюдок позаботился и о том, чтобы она не смогла этот вред причинить кому-либо, в ком течет их проклятая кровь Учиха. И как ей защищаться? Ведь ей навредить они, Учиха, могут без проблем. И навряд ли её убьют сразу. Нет-нет, её будут методично подставлять, делая ее существование невыносимым. А ей-то чем ответить? Ведь жаловаться некому. Даже путем сговора и хитросплетений у Мэй ничего не выйдет– никто ее и слушать не будет. По крайней мере сейчас… Ей необходим свой человек. Конечно же, Чоу она полностью доверять не будет, и заставит старуху играть и по её правилам. А когда Мэйуми все таки обретет хоть какую-то толику власти и свободы, она сможет найти соратника более могущественного. И возможно тогда, она сможет отомстить не только новоиспеченному супругу. А сейчас, она лишь вступает на поле для самой масштабной войны в своей жизни.  — Откуда мне знать, что Вы не подосланы моим…супругом для шпионажа, госпожа Чоу? — Хммм, я думала что ты спросишь об этом…Было бы глупо не подозревать и меня. Но, вот,— она достала из кармана своего передника небольшой сверток. Раскрыв его, перед девушкой. Перед ней лежали 3 маленьких шарика онигири, посыпанные кунжутными семечками,— Когда твой муж, придет к тебе, попроси о встрече с братом. Скажи ему, будто видела во сне, что брат твой скоро отойдет в мир иной, и тебе необходимо с ним проститься. Напомни ему о братской любви, которую он превозносит выше всего. И когда придешь к брату, накорми его этим. Освободи его.  Сглотнув, Мэйуми чувствовала подкативший к горлу ком. Объяснять было не нужно, если старуха не обманывает, в рисовых лепешках яд. Первым порывом было бы съесть их самой, но девушка знала, она не сможет поднести шарик к губам, печать не позволит. Попросить скормить ей один из трех– тоже. Никто не захочет предстать перед главой клана за лишение его одного из козырей.  — Если страдания его прекратятся, даю слово, мы найдем друг в друге всё, что потеряли.  *** Сегодня истекла её трехдневная отсрочка. Ибури не думала, что её муж прямо таки ждет истечения этого срока, чтобы наведаться в покои за тем, что полагается ему как мужу. Но когда девушка из её личной обслуги обмолвилась, что Господин отбыл по важным делам и вернется, скорее всего лишь на следующий день, выдохнула с облегчением. Поэтому, девушка позволила себе немного расслабиться, насколько это было возможно.  Из открытого фусума со стороны сада, в комнату проникал прохладный ночной ветер, играя с легкими бумажными фонарями покачивая их в разные стороны. Мэйуми сидела на татами, лениво играя в сёги. Это было скорее механическое перекладывание фигурок, чем осознанная игра с самой собой. Все думы девушки хаотично метались от одной мысли к другой. Постукивание фигурок о деревянную доску, пение сверчков и стрекотание цикад, доносившееся из сада, умиротворяло. Мэй прикрыла глаза. Вспоминались теплые дни дома, когда отец с дядей играли в эту же игру, обсуждая какие-то вопросы или дела селения. Когда Кохэку явно проигрывал партию, он начинал курить. Ужасный запах табака выводил отца, а брат его, успешно игнорировал замечания. Заканчивалось тем, что Сатоши в порыве гнева прерывал игру и уходил осыпая брата оскорблениями. Дети бегали и резвились в саду возле них. Рен делал вид, словно делает одолжение своим братьям и сестрам, играя с ними, а Айо ловил цикад и бегал с этими чудовищами за Мэй. О да, она ненавидела насекомых, а цикады и майские жуки для юной Химе были личным видом пытки. Поэтому лучше было прятаться на энгаве, задыхаясь от дыма едкого табака, чем срывать связки, убегая от брата в предобморочном состоянии.  — В сёги не играют с закрытыми глазами,— от его внезапного появления, она чуть было не опрокинула доску.  — Ну-ну, жена, зачем же так пугаться?,— он прошел в комнату, закрывая за собой фусума.  Мэй не сводила с него напряженного взгляда. Его появление в целом, как и со стороны сада стало для неё неприятной неожиданностью. — Мне сказали, что Вас сегодня не будет,— она сжала кулаки контролируя свою ярость и страх перед ним. Мадара опустился на татами перед доской сёги, занимая противоположную сторону. — Хмм, звучит, будто ты не рада меня видеть,— он издевательски ухмыльнулся. Всё его внимание переключилось на фигуры перед ним. — Вообще-то, я хотела видеть Вас,—она решительно проигнорировала его издевательский тон. Мужчина, явно не ожидавший такого ответа, приподнял бровь. Ибури выпрямилась, посмотрела ему прямо в глаза не отводя взгляда. Она знала, мало того, что с Учиха все пытались избегать прямого зрительного контакта, так ещё в некоторых частях той же страны Огня, такой прямой взгляд был дурным тоном. Но приличия, и что еще больше, комфорт и мнение Мадары мало её интересовали. Всем своим видом сейчас она будто плевала ему в лицо, говоря «мне все равно, я тебя не боюсь, и не уважаю». Возможно, это было глупо, но явная покорность— это не про неё, и что еще важнее, это не заинтересует сына Таджимы. На лице молодого мужчины снова появилась кривая улыбка. Однажды, кто-то сказал, что мужчине необходимы сражения: в неспокойное время– на поле битвы, в спокойное– со своей женщиной. Что ж, Мадара конечно же привык к сражением, покорять, завоевывать, отвоевывать. И это касалось почти всегда лишь новых земель, территорий влияния, и очень-очень редко— женщин. По крайней мере, их «оборона» в случае с ним, долго не держалась. Да и не было в жизни носителя шарингана долгой любовной связи в целом. Были женщины, которые нравились ему, но этот интерес быстро проходил. Были и такие, кто пал жертвой слепой влюбленности, не устояв перед Учиховскими генами. И вообще, он как-то давно для себя понял, любовь- всего лишь плод иллюзий, воспетых в стихах и романах, чтобы женщины, сидя на мягких подушках ахали и охали, витая в мире иллюзий. Мужчина знал, что в жизни его остался лишь один человек, которого он способен любить– это единственный выживший брат. Семья для Мадары была всем, и только этот вид любви был для него понятен и очевиден. Он боготворил мать, любил своих братьев, к отцу испытывал уважение и трепет как к лидеру и воину. Но вскоре, он лишился всех: мать умерла, братьев и отца забрала война, остался только Изуна. Его плоть и кровь, его семья, напоминание о светлых и теплых моментах, которые были так давно и потеряли свою яркость, что порой, ему казалось, это и не воспоминания вовсе, а какой-то далекий сон, отголоски его детских и наивных желаний. К женитьбе он относился, как логичному звену в цепи жизни, и необходимости в достижении цели: укреплений позиций в клане, в ново-основанной деревне и межклановой политике. Ему было совершенно все равно на невесту: ее характер и внешность. В конце концов он не обременял себя данными обетами: это всего лишь слова, не более. Всегда можно найти более красивую, более интересную, более удобную. И вот он отправляет письма кланам, чьи связи и таланты он мог бы использовать во благо себе и своего клана. И тут, среди потока не только встречных предложений, он натыкается на отказ. На отказ кого? И вот, когда сама судьба преподнесла ему не только шанс отомстить, но и подарок, от которого Мадара просто не мог отказаться. Если Изуна крайне скептически отнеся к идее этого брака, то Мадара понимал и видел перспективы. Бару изложил ему всю картину, и было вполне очевидно, что гражданское восстание или война вопрос времени. И тогда, Учиха вмешаются, когда силы обеих сторон ослабнут. Он придет подобно спасителю, держа за руку истинную наследницу. Естественно, до власти её никто и не допустит, она будет чистым фасадом. Но…Только от этой мысли, что Учиха получат целую деревню, и будут править там без Сенджу, просто вводила его в состояние экстаза. А когда, со временем, он займет и пост Хокаге, вот тогда можно будет наслаждаться жизнью и властью. Хотя будет ли этого достаточно? Из плена мыслей, его выдернула девушка, мягко прокашлявшись. — Я хотела видеть Вас, -повторила она,— чтобы попросить о встрече с братом. — С чего ты решила, что я это позволю?,— сев по турецки, он положил локоть левой руки на коленную чашечку той же ноги, устроив свой волевой подбородок на сжатом кулаке, не отрывая взгляда от доски. — Вам не чужда братская любовь,— она внимательно следила за мимикой, пытаясь уловить малейшее изменение,— Не знаю, как у вас, Учиха… — Ты тоже уже Учиха,— перебил он ее, чувствуя неприкрытую враждебность. — Мне был сон. Мой брат скоро…скоро отправится навстречу нашей семье. Мне необходимо с ним встретиться, чтобы…— она сглотнула,– попрощаться. Мадара смотрел на нее нечитаемым взглядом. А затем сказал: — Хорошо, я позволю тебе встретиться с ним,— он сложил руки на груди, и кивнул,— Но при одном условии, ты должна будешь выиграть партию сёги. Спустя два с половиной часа Мэйуми чувствовала себя измотанной. Глаза, как и голова ужасно болели от напряжения. Кровь, будто загустела, стала свинцовой жидкостью, отяжеляя каждый сосуд. Мадара был искусным стратегом, и по началу, Ибури казалось будто он заведомо просчитал все ходы и уверен с своей победе. Создавалось впечатление, что он просто растягивает игру, выматывая соперника, как паук, в чьи липкие и прочные сети угодила добыча: она брыкается, пытается освободиться, а паук покорно ждет, когда силы покинут жертву, и тогда, он без какого либо сопротивления, вонзит свои зубы в тело, выпуская яд. Она проиграла. — Ты проиграла,– голос его сквозил неприкрытым превосходством. Мэй чувствовала себя еще более подавленной, хотелось позорно разрыдаться и умолять его, всё так же сидя на коленях. Но он прервал её терзания. — Но, возможно, я изменю своё мнение, если жена переубедит меня несколько другим способом,— он нагло и едко улыбнулся, ничем не скрывая свой похотливый намек,— В конце концов, кто я такой, чтобы отказывать Госпоже Учиха? Он встал с насиженного места, и в два шага оказался возле всё еще сидящей девушки. Он протянул ей свою руку. Поколебавшись несколько мгновений, побледневшая, она вложила свою ладонь в его. Учиха резко потянул ее на себя, и не выжидая более, направился к футону, практически волоча за собой девушку.