Химе

Жизнь в квартале медленно просыпалась. Если всего полчаса назад улицы были пусты, то сейчас, с разных концов владений Учиха слышна нарастающая какофония звуков. Открывались торговые лавки, люди спешили на работу или учебу. Детвора, особенно та, что постарше, уже бегала по закоулкам, скрываясь от зорких родительских глаз. Учиха решил не перемещаться, а дойти до своего дома, в очередной раз раскладывая мысли и планы в своей голове. Его фигура, плыла среди переулков и широких улиц. Люди расступались, низко склоняясь, не решаясь поднять глаза выше гордого подбородка. Когда битва с кланом Ибури была окончена, в его руках оказались весомые фигуры: двое из старших наследников. Но вот беда, одна лежит с перерезанным горлом, а второй— с колотыми ранами разной степени. Их шансы выжить, равноценны шансам умереть. Но он — Мадара Учиха, даже госпожа удача боится ему отказать: оба пленника выжили. Но Мадара совершил ошибку– не уследил, и его люди переборщили с парнишкой. Всё еще свежие раны и травмы сделали своё дело. Чоу осмотрела паренька и заключила— максимум месяц. Выходить Ибури, оставить его в живых, не было ни шанса, да и никакого смысла. Да, он использовал его как рычаг давления на новоиспеченную жену, но это могло сработать лишь в краткосрочных целях и определенных условиях. Дальше, это только все усложняло. И вот, перед носителем шарингана появилось несколько вариантов: оставить всё как есть, или подкинуть Мэйуми идею через своего человека. Естественно, второй вариант был слишком хорош, чтобы им не воспользоваться. Так, Чоу сможет приблизиться к Химе Ибури, втереться в доверие, а малышка будет считать, что может что-то контролировать. Чоу будет направлять её в сторону нужных ему решений. В особенности, ему это будет необходимо, когда они перехватят власть в Хачо-мура. Там, Мэйуми встретят как законную наследницу, и её влияние поможет укрепить Учиха свои позиции. Естественно, она, как правильная жена отдаст бразды правления в руки Мадары, уж об этом он позаботится. Законы везде одинаковы, и Хачо-мура не исключение— женщины не правят. А Мадара, убедившись, что власти клана ничего не угрожает, переберется эту власть перенимать тут, в Конохе, оставив в горной деревне того, кому он доверяет как себе— брата. Но кроме старухи Чоу, он сам должен сделать Мэй зависимой от себя. Он прекрасно знал, как действует на многих женщин, и несмотря на предысторию, Мадара был уверен— Мэйуми, будь она хоть трижды гордой горной принцессой, далеко от них не уйдет. Но, так и быть, он тоже поиграет в небольшом спектакле, правда ни терпением ни талантом артиста он не обладает. К тому же, даже если она не станет жертвой его магнетизма, он может завоевать её благосклонность, предложив ей то, от чего она уж точно не откажется. Говорят, что месть- блюдо, которое подают холодным. Что ж, для Мадары это лишь половина правды. На самом деле это не просто блюдо, а самый настоящий десерт. Планировать и осуществлять, месть, стоит конечно же на холодную, трезвую голову. Но «подавать» её врагу нужно горячую, обжигающую адским пламенем. Чтобы обидчик медленно, мучительно, и самое главное, поэтапно ощущал весь спектр боли и ужаса. И он поступит великодушно, сделает женушке подарок: не просто укажет на предателя, он вложит в её руки оружие, нашептывая на ухо, как змей-искуситель, что она вольна лишить его жизни любым способом. Что дрожащий в ужасе алчный предатель, измазанный в крови всей её семьи, от мала до велика, теперь в её полной власти. Может Мадара и плохо знал саму Мэйуми, но он прекрасно знал как воспитывают детей эти горцы– кровная месть свята. За кровь ты платишь кровью. И эту плату с тебя спросят непременно, не важно женщина перед тобой, или мужчина. Кроме святой мести, Учиха ей мог предложить возвращение домой, и затяжные пребывания там, что с какой стороны не посмотри, юную девушку более чем устраивало. Караван мыслей незаметно подвел его к собственному дому. Прислуга услужливо поинтересовалась голоден ли он, сообщила, что молодая госпожа уже позавтракала и, наконец-то, согласилась осмотреть дом с прилегающей к нему территорией. Мужчина хмыкнул, давая некий старт про себя. Довольно быстро Оказавшись у межкомнатной перегородки, он отворил сёдзи своих покоев. Она сидела у раскрытых фусума ведущие в сад. Мэйуми обернулась, но через мгновение вернула всё свое внимание саду, делая вид, будто вовсе не обеспокоена появлением мужчины. Понял ли, или заподозрил, что смерть брата на её совести? И что самое главное, что же он предпримет? По мнению девушки, особого выбора у носителя шарингана не было: печати на её теле всё еще стоят, убежать она не сможет. Убить-то пока уж точно не убьет. Не нужно обладать выдающимися аналитическими способностями для того, чтобы понять мотивы Учиха. Пока не укрепит свое положение и власть, он будет держать её при себе. Мадара смотрел на нее долгим, испытывающим взглядом. Ибури пыталась прочитать что-либо по его телодвижениям и позе, любым звукам, что он издавал, глубине дыхания, но все её попытки анализировать не приносили какие-либо плоды. Одно она знала наверняка, муж пришел к ней сообщить о смерти брата. Ему ничего не стоит залезть в голову и убедится, что это её рук дело. И ладно-то она, но ведь может пострадать и та, кто ей в этом деле подсобил. — Видимо боги благословили тебя даром предвидения. Мэйуми рефлекторно сжала похолодевшие пальцы, чувствуя неприятную влажность ладоней. По мнению Ибури, сидеть так, спиной к нему, было слишком рискованно с какой стороны не посмотри. Она аккуратно поднялась, одергивая полы и поправляя пояс юката. — Что ты имеешь в виду? , — спросила она, без стеснения вглядываясь в черный омут его глаз. Служанки ежедневно шепчутся о том, как же ей повезло во всех отношениях, и в первую очередь, что ей достался такой мужчина как Мадара. Мэйуми с ужасом думала о том, что если уж вот этот мужчина перед ней-эталон, то что творят другие? Всё существо девушки категорически отказывалось воспринимать Учиха, или, хотя бы, замечать малейшую привлекательность. Она, в свете последних событий, часто задумывалась о том, что отец готовил ее к договорному браку. Раньше, она отказывалась даже думать об этом, ведь Хао обещал ей совершенно другой исход. Тем не менее, как выяснилось позже, жених её был старшим сыном главы клана Обэ из страны Медведя. Теперь, девушка старалась представить, что же бы произошло в случае, если бы свадьба все-таки состоялась. Она прекрасно понимала, любви в их браке не было б, и любое его касание воспринималось ею как насилие, но в отличие от Мадары, он по крайней мере, не смог ограничивать её такими печатями, которые лишали её не только чакры, но в какой-то степени и воли. Помимо этого, руки сына Таджимы были измазаны в крови ее отца и братьев. Могла ли она абстрагироваться и от этого? Нет, для Ибури это было слишком. Мадара бы ухмыльнулся с большим весельем, но ему необходимо ввести девушку в заблуждение. — Иначе, я не могу объяснить происходящее. Собрав всю свою волю и силу в кулак, чтобы продолжить играть отведенную ей роль, девушка сощурилась: — Как моему мужу, тебе наверное стоит знать, я не люблю загадки. Ха! Она еще и дерзит! Ками-сама, он не знает чего больше ему хочется: укоротить ей язык, сломать хребет, или рассмеяться этой выходке. — Твой брат мертв, — не скрывая злорадства, он продолжил, — его закопали где-то на окраине деревенского кладбища, если тебе интересно. Но времени скорбеть нет, дорогая, разве что до обеда. Ты будешь присутствовать со мной на мероприятии, так что подготовься как следует. То, как он говорил о ее брате, о его смерти, будто не человек умер, а какая-то домашняя скотина, опасной волной всколыхнулась и грозилась затопить разум. И ей бы стоило быть более осторожной, благодарить Ками, что мужчина не залез в её воспоминания. Но Мэйуми была особой эмоциональной, что часто играло с ней злую шутку. Поддавшись эмоциям, она замахнулась. Как и следовало ожидать, Мадара без особо труда перехватил её ладонь. Второй рукой он грубо схватил её за хлопковую ткань юката в области груди и чуть вздернул. Ибури была низкого роста, едва доставала макушкой до его солнечного сплетения, но крепкая хватка мужских пальцев дернула её вверх так, что девушка едва стояла на цыпочках. Плотная ткань неприятно впивалась в кожу, а руки рефлекторно пытались сбросить с себя руки обидчика, сменяясь ногтями, впивающимися в обветренную кожу его ладоней. Она попыталась вывернуться, ударить Учиха ногами, на что глава клана лишь хищно хмыкнул, блокируя удары с такой небрежностью, будто отмахивался от назойливой мухи. — Знаешь, — его хватка усилилась, — а мне это даже нравится, — хищный оскал исказил его лицо, — мне необходимо научить тебя правильно разговаривать со своим мужем — Тебе не нужно чтобы я разговаривала с тобой, как с мужем. Тебе нужно, чтобы я молча исполняла твою волю, — шипела она, не прекращая попытки вырваться. — Возможно, — легко согласился мужчина. — Думаешь, я буду исполнять твои приказы? Не бывать этому! Всё ещё удерживая её, Мадара сделал пару шагов в сторону. — Если бы я захотел, ты бы была безвольной куклой, безропотно разводящей свои ноги передо мной. При этом лелея и умоляя о моем семени. Я бы стер из твоей памяти не только воспоминания о семье, но и о тебе самой: ты бы не помнила ни своего рода, ни имени. И лишь я был твоим единственным воспоминанием, твоим персональным божеством. И поверь мне, лишь по доброте душевной, я не рассказываю тебе сейчас о сотне других альтернатив, где тебя, моя драгоценная женушка, вывернет наизнанку лишь от одного представление такой реальности. Так что учись быть благодарной. Мадара резко притянул ее к себе практически вплотную, укусил ее за нижнюю губу и не менее неожиданно толкнул девушку. Мэйуми вскрикнула, но наибольший ужас она ощутила почувствовав под собой футон. Девушка предприняла попытку вскочить на ноги, но навалившийся на нее Учиха не позволил ей осуществить задуманное. Длинные пряди спутались, неприятно прилипали к вспотевшему лицу. — Благодарной за что? За унижение? , — чуть ли не кричала она ему с лицо. Это тебе нужно быть благодарным, Учиха! По воле богов, в твоих руках ключ от Хачо-мура и связям по ту сторону моря. Неужели ты думал, я не пойму твоих планов? Неужели… — Мои планы? , — Мадара громко рассмеялся, а через пару мгновений одарил Мэй улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Он наклонился к ней, опаляя лицо жены теплым дыханием. — Даже думать не смей, что ты хоть что-то знаешь о моих планах, или обо мне. Ну а пока, — он скользнул обнажающим взглядом по ее фигуре, остановившись на синяке между запястьем и логтем. Нахмурившись, сделал в голове пометку отчитать брата, но спустя мгновение вернул все свое внимание извивающейся под ним женщине, — раз уж ты сама изъявила желание, позволь мне выказать свою благодарность. *** Чоу цепко следила за девушкой. Она смотрела на нее так пристально, словно у самой был шаринган. Пожилая женщина видела и изящные плавные движения ее кисти рук, тонкую талию, узкие бедра, утонченные черты лица, присущие всем Учиха. Замечала её нервную, натянутую улыбку, в которой изгибались тонкие губы. Чоу смотрела на неё, и испытывала жалость и неприятие. Наоки пришла к ней, за новой порцией снадобья, увеличивающего шансы на зачатие. Пожилая госпожа хорошо понимала желание девушки родить, но вместе с тем, иногда, ей казалось, что лучше уж вовсе не знать материнского счастья, чтобы потом не испытывать ту несоизмеримую боль и тоску от потери своего ребенка. С тех пор, как Наоки стала неофициальной, «теневой женой» Мадары, ей было позволено пользоваться многими привилегиями, например, такими как доступ к лучшим тканям, продуктам, одеждой и обувью, и конечно же, услугами Чоу. Лекарь понимала юную женщину: после неудачного брака и бесплодия, появление Мадары и все прилагающиеся к нему удобства, казались благословением. Пожилая женщина это понимала слишком хорошо. Мадара был очень похож на Таджиму… У обоих была эта особая мужская аура, которая затопляла, затуманивала разум, в которую хотелось погрузиться как в теплую воду озера. Ты нежишься в этой воде, добровольно погружаюсь всё глубже и глубже. Опоясывающие твоё тело водоросли, кажутся нежным шёлком, и ты блаженно закрываешь глаза, позволяя тянуть себя ко дну. А осознание того, что ты погрузился непозволительно глубоко, воздуха катастрофически мало, а невероятно прочные, словно железные кандалы, водоросли намертво сковали, настигает слишком поздно— ты уже не всплывешь, по крайней мере живым. Так и Чоу слишком поздно поняла, что влюбилась в главу клана, и по неопытности дала ему в руки немало козырей для манипуляций. Тем не менее, несмотря на оплошность, связанной с неопытностью в общении с мужчинами, тогда ещё юный лекарь, была девушкой умной— она прекрасно осознавала своё положение— фаворитка, не значит госпожа. К тому же, среди потомков Ашуры, не было ни души, которой она могла бы доверять, для них она чужая. И девушка выбрала самый лучший вариант из имеющихся-стала верной слугой госпожи Учиха. Конечно, Чоу ревновала Таджиму к законной жене, не раз ей приходилось наступать на собственное горло, проглатывать обиду и гордость. Но время ей покажет, она избрала верный путь- любовь к мужчине меркла, затухала, и в конце концов, женщине остались лишь остатки любви и жалости к себе, и комфортные условия. Естественно, жена Таджимы относилась к ней подозрительно. Ну еще бы, Чоу покорно опустилась перед ней на колени и выдала всё без утаивания: ни на чьё место не претендует, признает в ней единственную госпожу и клянется служить ей верой и правдой. И со временем лед между женщинами оттаивал: Чоу помогла выхаживать детей, лечила недуги и самой Госпожи, помогла родиться на свет Изуне. Он не дышал. И вместо крика новорожденного, в практически гробовой тишине комнаты раздался плачь роженицы. Клановые знахарки косо глядели на юную фаворитку Господина, и попытались отобрать тело ребенка из ее рук. Но Чоу дернула плечами, пытаясь увернуться от цепких пальцев. — Господин!,- зло выкрикнула одна из повитух, обернувшись к Таджиме, застывшем у самих сёдзи. Мадара, стоявший рядом с отцом, не отрывал взгляда от маленького тельца в руках лекаря, её ловких пальцев парящих над тельцем и то, как она его поднимала и вертела, словно диковинную вещицу. Но глава клана молчал. Он, как и рядом стоящий наследник застыл, и смотрел туда же. И спустя несколько долгих секунд, казавшихся часами, Изуна закричал. Вместе с его криком, застывший Тажима задышал. И с тех пор началась их необычная связь с матриархатом Учиха, которую сложно было охарактеризовать или дать название. Просто женщины, живущие под одной крышей. По воле обстоятельств, полюбивших одного человека, рожавших и терявших своих детей. Они прожили вместе почти двенадцать лет, пока силы не покинули одну из них. В руки Чоу передали власть над домом и всеми женщинами клана, что было встречено с плохо скрываемым пренебрежением и агрессией. И если Таджима мог решать вопросы с недовольными мужчинами на раз-два, то Чоу пришлось вариться в котле из женских интриг и хитросплетений. Причем, некоторые дамы Учиха не брезговали вмешивать в эту паутину и своих детей. решил всё один случай, когда одна из женщин, мечтавших занять её место, отравила собственное дитя. Но не рассчитав дозу, убила ребенка ещё до того, как Чоу приступила к лечению. Это случилось накануне большой битвы, куда увезли почти всех лекарей клана. И госпожа Чоу этим воспользовалась. Она собрала небольшой чемодан в дорогу. — Недавнее событие, показало мне одно единственное, верное решение. Я ухожу,- сказала она с легкой улыбкой,— но за мой уход вам необходимо заплатить. Заплатить жизнями своих детей. Сегодня утром, во время общего чаепития, каждый ребенок главной ветви испил чай с особой добавкой. Этот яд неизвестен ни одному лекарю, потому что я сама его создала. Ваши дети умрут к завтрашнему рассвету. Она развернулась и ушла, пока возмущенная толпа женщин возвращалась в свои дома. Они бросали ей вслед проклятия, полагая, что чужачка лишь бросается пустыми угрозами. В своих домах, каждая из них увидела разную картину: кто-то из детей вырывал, кто-то мучился от болей в животе и диареи, кто-то лежал вялый, лишенный всякой детской непоседливой энергии. До главных ворот из земель клана ей оставалось лишь 50 метров, когда знахарку догнала толпа женщин. Она упали ей в ноги, плакали и скулили, просили, умоляли. Их вопли и завывания привлекли всеобщее внимание, и это то, что было нужно бывшей Ибури: если группа этих женщин преклонилась перед ней на глазах всех людей клана, с остальными проблем не возникнет. Чоу покорно вернулась, заставив поклясться в верности каждую, перед тем как лично дать противоядие ребенку. Гнев Таджимы грозился испепелить её, пока она не усмирила его небольшим, но крайне важным объяснением: детям она подмешала слабительное, а не яд. — Это единственное средство для зачатия?,— голос Наоки вернул её в реальность, рефлекторно заставляя вздрогнуть,— может у вас есть что-нибудь еще,или какие-нибудь рекомендации, — Да, Наоки-сан. Берегите себя и не нервничайте. Легкая искусственная улыбка юной Учиха сползла. Да, она лишь «Наоки-сан», но не больше. Но это обязательно изменится, как только она сможет родить чистокровного наследника, а не какую/нибудь полукровку. Эти её мысли, так отчетливо вырисовались сейчас на лице девушки, что пожилой женщине ничего не стоило их прочесть. Чоу пренебрежительно дернула верхней губой. Совет старейшин недолюбливал ни Таджиму, ни его сыновей, в особенности Мадару. Им, как и его отцом, манипулировать было практически невозможно, что выводило старейшин из себя. Немудрено, что из всех женщин, ему решили приписать бесплодную, надеясь, что потомство неконтролируемых, проблемных мужчин сгинет. Их мало заботило сохранение наследия таких великих воинов. Ведь наследие Таджимы, как и его сыновей это не только результат упорных тренировок, но и врожденный талант, совмещающий в себе множество маленьких, но таких важных деталей, словно в мозаике. С одной стороны, Чоу, конечно хотелось, чтобы у названного сына были дети. Теперь, когда мир заключен, новое поколение будет расти в мире. Их родителям не нужно будет растить детей словно скот на бойню. Матери не будут плакать от новости, что родили сына, представляя почти стандартную картину: как только малыш научится стоять, его начнут тренировать, и с того самого дня начинается отчет до дня его первой и последней битвы. Мир, конечно же, само по себе явление чересчур хрупкое, но старая женщина почему-то была уверена, до ближайшей войны далеко, дети Мадары могли бы прожить счастливое детство и юношество, и если Ками будет милостив, то могли и встретить спокойную смерть в преклонном возрасте. Мадара был ей родным, и видя, как время и обстоятельства не жалеют её дитя, она страшилась за его судьбу. Тьма окружала его, расширяя свои владения, отталкивала и отдаляла обладателя шарингана от близких людей. Чоу видела и чувствовала нарастающую дистанцию, и то, как эта тяжесть, витающей тьмы вокруг мужчины давит ей на затылок. Мадара отдалялся от всех, даже от чудо выжившего брата. Она понимала, насколько она любит самого Мадару, и образ её сына, переплетенного в нем, понимала и то, что с возрастом и временем, Учиха этим умело пользовался. Это происходило крайне редко, но тем не менее, Чоу оправдывала это тем, что любой ребенок пользуется родительскими чувствами, когда ему надо, оттого, наверное, в ней не было обиды на сына. Лекарю, отчего-то казалось, будто брак и рождение ребенка, подобно маяку, могло бы вывести его из той тьмы, в которой он тонул. И тем самым маяком вполне могла бы стать Химе Ибури. Когда она общалась с девушкой, Чоу говорила правду: черты лица девушки, ее рост и общий образ напоминал ей о дочери. Ибури Мэйуми нельзя было назвать податливой и мягкой словно воск, в ней был стержень, прочный и фундаментальный. Она не откажется от мести быстро и просто так. Но это вовсе не означает, что всё нельзя умело переиграть так, чтобы заигравшись в любовь, или её подобие, Ибури и Учиха на самом деле прониклись друг к другу настоящим чувствами, стирая грань между притворством и реальностью, затерявшись в лабиринте собственной игры. По крайней мере, бабушка Чоу об этом позаботится. А вот Наоки женщине не нравилась. И дело было скорее в неком внутреннем неприятии и интуиции, которая буквально кричала о том, что девушка еще покажет себя, и не с самой лучшей стороны. И пока утонченный стан молодой женщины Учиха постепенно отдалялся от небольшого домика, служившим своеобразным магазином-приемной лекаря, Чоу впервые молилась, чтобы ее снадобья не подействовали