Химе

Совет деревни проходил на центральной улице Конохагакуре. Несмотря на то, что вокруг велись строительные работы, место, отведенную под центральную улицу было все еще свободным. Помимо летающей в воздухе пыли от песка, опилок и прочих порошков для строительных растворов, Мэйуми рассматривала каждого человека в толпе. Они стояли группами, разделившись на кланы, от трех до семи человек. Здесь были все, но знала девушка лишь Нара, Яманака, Акимичи, Хьюга, Сарутоби, Сенджу с их проклятой Узумаки, Инузука, и она, в числе Учиха. Она ловила на себе взгляды, чаще со стороны клана Сенджу. Почему-то красноволосая жена Хаширамы, как и его брат не сводили с нее глаз. Здесь, главы клана обсуждали грядущее событие-официальное открытие деревни, что предусматривало грандиозный праздник и прибытие гостей. И каково было её удивление, когда среди делегации дружественных кланов была озвучена фамилия Ибури. Резко повернув голову, она столкнулась с неприкрытым насмешливо-надменным взглядом Изуны. В мыслях девушки всплыло лишь лицо старейшины, чьи алчные руки отняли у неё всё. Память подкидывала его образы из редких встреч в прошлом: худой, болезненный, с холодным взглядом и брезгливой гримасой на стареющем лице. Дыхание Мэй участилось лишь от мысли, что Ичиро пожалует сюда, в Коноху. Пальцы похолодели, покрылись неприятным потом и знакомым чувством- жаждой почувствовать тяжесть острого металла. Если этот ублюдок приедет сюда, она обязана ему отомстить! Но тут, всё нутро девушки задрожало. А вдруг…Вдруг, среди делегации будут они. Те, кто сможет её отсюда вытащить. Есть ли шанс, что среди людей Ибури, надев на себя маски мнимого повиновения, скрылись сторонники её отца? Сердце, видимо, забилось так громко, что даже стоящий в пяти-шести метрах от неё Мадара, бросил на жену секундный нечитаемый взгляд. Оставшиеся последние двадцать минут встречи проплыли мимо внимания девушки. И сумей она взять эмоции и хаотичный поток мыслей и вполне наивных надежд под контроль, она, возможно, не упустила бы из внимания не менее важную информацию. Всё внимание и концентрация вернулись к Мэй, когда слишком громкий для лидера Сенджу приблизился к ее мужу. Пока Хаширама, с, как оказалось, свойственной ему легкостью и непосредственностью стал подтрунивать над главой клана Учиха, Изуна с Тобирамой вели безмолвный бой глазами. Точнее, между ними витало такое напряжение, что казалось, любой,  вставший перед ними будет испепелен разрядом накалившегося воздуха. — Как Вы чувствуете себя? — девушка осмотрела Мэйуми с ног до головы, останавливая взгляд на длинный серьгах, на концах которых висела монета с изображением мона клана,—  А Вам идет быть госпожой Учиха,- склонив голову набок, улыбнулась Узумаки.  Если эта рыжая бестия посчитала это хорошим тоном, или воспылала странным желанием начать их нелепое общение, она ошиблась. В целом, Мито вообще не стоило заводить с ней беседу. — Госпожа?,- усмехнулась девушка, — разве что всех пленных,— Мэй повторила её недавнюю позу склонив голову набок, демонстративно осматривая собеседницу,— хотя, Вам ли не знать? Вы же собственноручно эти кандалы на меня надели, и поводок, любезно предоставили. Мито отступила на шаг растерявшись. — Я не… Это не так… У меня не было выбора! Выбора у Химе Узумаки, на самом деле, не было, по крайней мере, не такого простого как хотелось бы. Хоть и её муж казался человеком слишком мягким, это было далеко обманчивое впечатление. Да, за сыном Буцумы не было замечено каких-либо признаков рукоприкладства, но тем не менее, он был мужчиной-воином, обремененным грузом своих потерь и травм. Под тяжестью обстоятельств и образа жизни, трудно было сохранять человечность, не говоря уже о других, более приземленных качествах. Сейчас, лишь алкоголь, распутство и азартные игры помогали ему с ежедневными кошмарами и той непомерной ношей, что лежала на его плечах. Обычно, утро Хаширамы начиналось с парой стопок или бутылки крепкого сэке. Обременённый обязанностями главы деревни, он спускал все тормоза после заката. Бутылка сменялась другой за низким столом сначала большой палатки, служившей своеобразным идзакая, пока на смену полотну не пришла крепкая древесина. Отстроенный одним из первых, дом развлечений видел Первого Хокаге намного чаще, чем стены собственного дома и, чего уж там, жены. Мито, как и полагается любой наследнице клана, которую готовили к договорному браку, скрипела зубами, пока улыбалась пьяному в стельку мужу. Тяжелый запах табака, алкоголя и пота обволакивал её, проникал глубоко в легкие, вызывая тошноту и отвращение. Поначалу, тяжелее всего ей давалась близость с ним. Сколько бы ни готовили, ни говорили, что ее ожидает, Мито, как и любая женщина тяжело переживала каждый аспект своей новой жизни. И одной из ключевых её обязанностей было полное повиновение. Она должна быть хорошей женой, идеальной, исполняя любую волю супруга. Поэтому, когда Хаширама ввалился в дом, задевая сёдзи, совершенно забывая о хваленной координации шиноби, коим он являлся сколько себя помнил, и заявил, что завтра утром они отправятся в дом Учиха с вполне необычным визитом. Когда супруг объяснил ей в двух словах причину её обязательного присутствия, как единственного мастера печатей, Узумаки не сразу поняла и прочувствовала всю ситуацию. Ужас и отвращение к окружающим её мужчинам и самой себе она почувствовала только когда дрожащие и похолодевшие ладони коснулись полуживого тела. Только вернувшись домой, она поняла— ведь могла же обмануть, поставить какую-то другую печать, а потом сделать вид, будто ошиблась. Ведь женщине так легко соврать, надев на себя маску недалекой дурочки. Что бы ей сделали? Только тяжело вздохнули и отмахнулись–женщины, что с них взять? Но позднее озарение, ничем уже не могло помочь, ни Мито, ни Мэйуми. Узумаки мучила совесть настолько, что не выдержав внутреннего напряжения, она поделилась своими переживаниями с одной из приближенных слуг. Та, как и ожидалось, строго поджала губы: — Вы, Узумаки, слишком эмоциональны, и Вам стоит поработать над этим своим недугом. А по поводу Вашего душевного смятения— это не то, о чем Вы должны беспокоиться, госпожа. Вы удачно выполнили просьбу мужа, и это единственное, что должно Вас заботить.  Слова взрослой женщины никак не смягчили груз на душе. Надежда на то, что Ибури поймет и положение Мито, как и попытка последней начать их общение, с треском провалилась.    — Выбор есть всегда,- холодно отчеканила Мэйуми. Она хотела добавить ещё что-то, но губы девушки сомкнулись в тонкую линую, когда она заметила приближающегося супруга, в компании его заклятого друга, и плетущихся за ними охраны и братьев.  — Ты только посмотри на них, Мадара!,-Хаширама встал между девушек и поочередно перевел взгляд с одной на другую. — Как повезло нам прибрать к рукам таких редких красавиц! И как истинные жёны своих мужей, она так же скрепят наш союз узами своей крепкой, женской дружбой!,- он бесцеремонно приобнял обеих за плечи, и если Мито всего лишь смутилась, то мимика Ибури говорила о довольно неприятном удивлении: прикасаться к чужой жене, вот так просто?  Ситуация одновременно забавляла и злила Мадару. Злился он лишь от несправедливо занимаемого этим олухом места, которое должно было принадлежать ему, Мадаре. Природа, Ками или какие неведомые силы одарили длинноволосого Сенджу силой и талантом настоящего, можно сказать, идеального воина. То, что достигалось сыном Таджимы упорными недельными тренировками, у этого ублюдка занимало пару дней. Учиха хотелось выть от несправедливости. И вот в очередной раз, Хаширама, не обладающим ни манерами, ни образованием, снова ведет себя как деревенский актер кабуки. В его объятиях не было и толики каких-то дурных мыслей, поэтому носитель шарингана просто тяжело выдохнул. Тобирама, как белый медведь, что водятся в Стране Снега, грузной тучей возник за спиной брата, отдергивая его за предплечье и что-то яростно шипя сквозь зубы. Старший Сенджу покивал брату головой, изображая мнимое согласие, но тем не менее, выпустил женщин из своих крепких объятий.  — Вы полностью правы, господин Шодай Хокаге,— проходящие мимо них семеро стариков остановились. Эта группа престарелых шиноби были недавно провозглашены так называемым советом старейшин.  — Женская дружба, это, конечно хорошо,– он даже не потрудился скрыть свой насмешливый тон и неприкрытый скептицизм,— но лучше бы скрепить союз иначе. Вам обоим, господа Основатели, уже пора заводить потомство. Вот они и скрепят союз Седжу и Учиха узами, крепче чем дружба, или тому подобное. Мэй нахмурилась, а затем попыталась подавить в себе пробудившийся страх. Вопреки паническому трепету, отозвавшемся по всему ее телу, девушка чуть было не рассмеялась. Каждый день её новой жизни преподносил ей всё больше и больше потрясений и проблем, и, если уж честно, она вовсе позабыла о подобных последствиях вынужденной близости. Возможно ли, что она уже несет в себе его дитя? Рефлекторно поднявшаяся рука была вовремя остановлена самой Ибури. Ну уж нет! Ей придется обратится к Чоу, и тут, она сможет проверить честность своей новоиспечённой родственницы.  Хаширама рассмеялся, вогнав в краску не только жену, но и Старейшин, громко заявив, что он и так интенсивно занимается этим вопросом. Учиха, как обычно, решив, что его внимание слишком дорогое удовольствие для этих слизней, направился в сторону квартала.  Сумеречное солнце окрасило небо в оранжевый цвет, постепенно меняя свою палитру на красный, розовый, фиолетовый и синий. Деревня, утопающая в огромном количестве деревьев, каждый вечер создавала шумовой оркестр густой листвой, гонимой ежедневным сильным ветром. Мэйуми усмехнулась, это пожалуй, пока что единственное, что полюбилось ей в этом месте. В отличии от Хачо-мура, окруженной лысым горным хребтом, Конохагакуре была одним большим лесом. И к своему собственному удивлению, Ибури ждала прихода глубокой осени, когда всё вокруг окрасится в императорский золотой и красный. Сёдзи отъехали, и синхронно с их гладким скольжением, девушка обернулась.  — Чем обязана, госпожа Чоу?    Старая женщина недовольно цокнула языком:  — Для начала, называй меня просто Чоу,-женщина лукаво улыбнулась,— ну, или Чоу-чан. В мгновение ока её дружелюбная улыбка исчезла с морщинистого лица.  — Облегчение на твоем лице слишком явное. Не позволяй эмоциям управлять тобой. Девушка, всё ещё стоявшая в полуобороте, полностью повернулась к женщина лицом, непонимающе нахмурив брови. Целительница снова недовольно цокнула: — Ведь ты ожидала прихода не скрипучей старушки, а своего мужа.  Мэйуми выровняла спину, становясь в своеобразную защитную позу: — Может быть, но Ваш визит мне больше по нраву.  — Как я полагаю, дело в сегодняшнем,  довольно прозрачном намеке Старейшин. — Верно, и я бы хотела, чтобы Вы как лекарь позаботились о том, чтобы этого не произошло. По крайней мере, не сейчас. — Не соглашусь с тобой, дитя. Если Ками-сама благословит твоё чрево, уж лучше пусть это произойдет как можно раньше.  — Вы должно быть шутите? — Позволь проясните тебе всю ситуацию. Твой супруг меня за это по головке не погладит, разумеется, но… Как Химе своего клана, ты прекрасно знаешь историю создания кланов. И то, что Учиха являются потомками Индры Ооцуцуки. На протяжении веков, клан пытался сохранить чистоту крови под угрозой потери своего знаменитого геккей генкайя. Но, за всё в этой жизни надо платить, в особенности, за чистоту божественной крови. И Учиха начали платить качеством своего потомства. Поначалу, конечно, эта проблема не проявлялась- для брака выбирали  дальних родственников. Но со временем, когда нескончаемые межклановые войны сделали своё дело, сократив численность людей, особого выбора не было. И как следствие, наследие клана было не таким, каким ему полагается быть по праву рождения. Время от времени, кровь носителей шарингана всё таки разбавляли с женщинами или мужчинами других кланов, но это было, скажем так, не совсем официально и не всегда добровольно. До того, как Мадара заключил перемирие, проблема с деторождение встала ребром. Поэтому, Совет, хоть и скрепя зубами, но всё же дал добро на смешение крови. Но, естественно, с небольшой оговоркой.  Новость о теневой жене Мадары, не то чтобы расстроила или рассердила Мэйуми, скорее наоборот. Некоего рода радость зародилась внутри девушки всего на мгновение, прежде чем Чоу развеяла её секундное воодушевление:  — Не вижу ни одного повода для твоей радости. Если Наоки сможет родить Мадаре наследника, то ты упустишь львиную долю власти. А это не только власть в клане, а так же вне его, где у тебя, моя девочка, интересов не меньше.  Рассматривать ребенка как способ достижения собственных целей было низко и неправильно. И Мэй, что совсем недавно так ядовито упрекнувшая Узумаки, приняла решение, оправдывая его отсутствием выбора. — Вот-вот, вижу ты постепенно начинаешь понимать к чему я виду. А теперь, выпей это. Лекарь протянула Мэйуми небольшую склянку с жидкостью, еле окрашенную в зеленый.  — Что это?  — Это путь к твоей цели.  Нахмуривший, Мэй повертела в руках снадобье. Ответ старухи вызвал еще больше вопросов, но отчего-то переспрашивать она не стала, смутно понимая о чем идем речь. Наблюдая за тем, как юная госпожа опустошает приготовленную настойку, более свежею, чем ту, которую она отдала Наоки днем раннее, Чоу шумно и глубоко выдохнула.  *** — Ты сослужишь услугу и себе, и этому бестолковому коню, если перережешь ему горло! Ну или тому, кто тебе его продал!  Изуна оскалился с такой же силой, с какой и сжал поводья. Этот чертов конь отказывается признавать в нём хозяина. Чего он только не пробовал, но этот одичавший скакун просто напросто становился ещё более агрессивным и неуправляемым. Изуна был готов поклясться, что видит, как от каждого удара хлыстом, от каждого натяжения узды, из-за которой удила впивались в челюсть животного, оно ставится еще более решительным в своем неповиновении. Младший сын Таджимы не мог смириться с этим фактом. Можно было назвать огромное количество причин, почему для молодого мужчины это стало настолько принципиальной задачей. В первую очередь, он был Учиха, а Учиха не сдаются, во-вторых, он был сыном бывшего главы клана, родным братом нынешнему. Будучи  братом Мадары— лидера, великого воина, человека, который справлялся со всем за что брался. На его фоне Изуна не имел никакого права показывать слабину, сдаваться и не справиться с чем-то, уж тем более, потакать своим желаниям.  — Я не понимаю зачем ты тратишь столько сил и времени, семпай, если можно просто заставить эту скотину слушаться шаринганом? Каждая реплика подчиненного подливала масло в распаляющееся пламя учиховской ярости. Нет-нет, Изуна скорее предпочтет на самом деле убить животное, чем использовать силу своих глаз.  Гнедой конь встал на дыбы, от чего всадник чуть не сорвался с седла.  — Во имя Богини Аматерасу, просто убейте этого бешеного коня!,- закричал кто-то из приближающихся к большой поляне недалеко от домов верхушек клана. Как только конь опустился на все четыре копыта, Изуне пришлось соскочить с седла, в то время как двое крепких юношей попытались отвлечь и усмирить коня.  — Так вы ничего не добьётесь Он зачем-то обернулся, хотя прекрасно знал, кому принадлежал голос. Но как только молодой мужчина обернулся, мрачное настроение скрасила злорадствующая полу улыбка. Ибури стояла в окружении двух служанок, в чьих руках были две плетенные корзины. А за ее правым плечом стояла Чоу. Если женщину, носившую его в своей утробе он не помнил, в связи с ее ранней кончиной, то ту, что подарила ему эту жизнь, позволив вдохнуть первый глоток воздуха, он считал своей матерью. Поэтому, ему пришлось прикусить язык, чтобы поток его язвительных ответов так и остался невысказанным. Но злорадство Изуны было вызвано не появлением невестки, а женщины в трех метрах от неё. Забавно, что любовница брата решила пройтись именно здесь. Младшего Учиха позабавило сразу несколько фактов: для начала Наоки слишком яро предалась своим мечтаниям, жертвой которых, скорее всего, она и станет. Для него не осталось незамеченным как Чоу шепнула что-то Мэйуми, а та стрельнула взглядом в сторону соперницы. Мужчина подавил смешок предвкушая что диалог похожий на петушиный бой.  Но Ибури вернула своё внимание коню, когда снова услышала его нервное ржание. Она стала приближаться к животному, полностью игнорируя сильно занервничавших слуг. Молодая женщина медленно обошла коня против часовой стрелки, сделав вокруг него два-три круга. Затем, остановившись прямо напротив его морды, сказала что-то на языке, который Изуна не знал. Она повторяла какое-то слово, пока приближалась к скакуну, который явно притих. Этот непарнокопытный, словно во власти шарингана покорился этой маленькой женщине. Младший наследник, как и все присутствующие замерли в немом оцепенении. Маленькая ладонь опустила на морду животного и его массивную шею. Ибури гладила того по красновато-коричневой шерсти лошади, нашептывая что-то, будто заклинания.  — Как ты это сделала?,- он даже не постарался смягчить свой тон, лишь зло и недовольно нахмурил брови.  Мэй раздраженно фыркнула. — Это кохейлан-сиглави. Они родом из пустыни страны Ветра. Основная часть нашей конницы,- она запнулась, но затем быстро продолжила,- состояла из этих лошадей. Их начинают дрессировать рано, поэтому они понимают только язык бедуинов.  Ибури в очередной раз задела его гордость. Конечно, в мире есть что-то, чего Изуна не знает, и он спокойно к этому относился. Но для него, она звучала так высокомерно. Да еще и при стольких свидетелях! Ками, он вылезал вон из кожи всю свою жизнь чтобы быть равным, достойным брату, но так и оставался в его громоздкой тени. И теперь, когда эта женщина раскрыла свой рот, тень в которой он находился постепенно становилась темнее. Он не стал задумываться о том, правда ли ее реплика несла в себе умысел задеть его, или Учиха хотел чтобы это так прозвучало. — В таком случае, это бестолковый конь,- заявил деверь,- никто учить этот язык здесь не будет, так что убейте его.  Мэйуми замешкалась на мгновение, а затем встала перед конем, закрывая того своей спиной. Ее лицо пестрило красками гнева, отвращение и полной решимости. Изуна усмехнулся, но кивком головы отдал негласную команду одному из воинов, стоявших сбоку. Когда худой, но жилистый парень оказался в пяти шагах от жены главы клана, и сжал рукоять катаны, покоящейся в ножнах, заговорил. — Госпожа, я вынужден попросить Вас отойти от коня.  — Нет, - прозвучало хоть и не громко, но достаточно четко.  Молодой воин растерялся. Он нервно обернулся на Изуну. Тот, движимый бесконтрольным раздражением, подошел к невестке в четыре широких шага, и схватил тут за локоть. Он уже собирался вылить на нее тонну припасенного яда (благо, Учиха обладали и эти талантом), но половина его запала испарилась как только он услышал писклявый голос одной из служанок:  — Мадара-сама?  Служанка, заметившая приближение лидера клана в компании Бару и двух других советников, поспешила низко поклониться. Её приветствие отвлекло присутствующих от недавней сцены приручения дикого зверя. Изуна повернул голову в сторону брата. Взгляд, которым Мадара одарил своего наиближайшего родственника был настолько красноречив, что ему не пришлось использовать шаринган для разъяснений,– Изуна разжал пальцы, освобождая локоть невестки из неприятного захвата.  Массивная фигура лидера клана прошагала мимо затихшей прислуги. — Хм, нецелесообразно лишать клан такого скакуна. Его ладонь опустилась на морду гнедой. В голове Мэй промелькнула мысль, что даже животное трепещет от этого человека, ведь ни на приближение, ни на прикосновение этого человека конь не проявил какой-либо непокорности. — Но, раз ты не можешь с ним справиться, ото-сан, это сделает та, кому это под силу. Это был удар под дых. Для младшего брата было слишком сильным ударом тон Мадары, как и наличие третьих лиц, свидетелей его унижения. Но полностью игнорирую явно побледневшего брата, Мадара обернулся к Мэй, скользнул взглядом по ней, окружающим, на секунду дольше задерживая взгляд на притихшей, и почти безликой словно тень, Наоки, и снова вернул всё внимание жене: — Отныне, этот конь твой. Ё, -обратился он к одному из рядом стоящих шиноби,– замени седло и стойло. Это конь госпожи Учиха, а это значит, что он достоин лучшего. — Хай, Господин! Когда поляна опустела, Изуна больше не сдерживался. — Ты не можешь подарить ей моего коня! — Ты ведешь себя, как малое дитя…,- Мадара прикрыл глаза, выказывая своё раздражение подобным поведением,— К тому же, Изуна, ты отказался от него пару минут назад.  —  Это было сказано в состоянии аффекта. Ты не можешь отдать ей моего коня! — Твоего? Нет, ото-сан, это мой конь. Не вынуждай напоминать тебе, что он, как и всё в этом клане, этой деревне, принадлежит мне. Или ты не согласен?  — Конечно же я согласен! Я не это имел ввиду! Ты глава клана, нии-сан, я даже не думал… — Не забывай об этом, Изуна. Когда распоряжаешься, либо прикасаешься к чему-либо. В особенности, когда дело касается того, что принадлежит мне беспрекословно.  Он понял всё, о чем Мадара умолчал, но тонко намекнул. Это наверное и было ключевой особенностью их связи. Младший брат услышал это в очередной раз: мужчина перед ним- не просто родственник, а глава клана, его правитель. И, следовательно, Мэйуми— не просто рядовая женщина в деревне или клане, а госпожа— неприкосновенная. Если в клане начнут болтать, что следы на ее теле появились от рук другого мужчины, не важно кто и при каких обстоятельствах, это прямая угроза не только репутации Мадары, но и всего клана. — Прошу прощения, Господин. Это больше не повторится.