Химе

Бару глубоко вдохнул холодный воздух. Ещё вчера, кто-то из их людей жаловался на несвойственную осени жару– и вот, пожалуйста, ливень не переставал идти со вчерашней ночи. Удивительно, как меняется человек и всё вокруг него всего за несколько месяцев. Раньше, обремененный непрерывными походами, Учиха ненавидел дождливую и холодную погоду. Ещё бы… Кому бы понравилось ночевать на холодной и сырой земле? А как сложно двигаться во время схватки? Но сейчас, когда вопросы решаются за столом переговоров, а редкие битвы, что выпадают на долю объединенных сил, обходят его стороной, Бару мог сказать: с недавних пор, вода, льющаяся с неба, ему даже нравится. Сейчас, сидя на энгаве теплого дома, ливень казался умиротворяющим. Еще большую радость, ему приносила мысль о том, что основная часть гостей отбыла еще вчера, сразу после официальной церемонии и ужина. Небольшая горстка чужеземцев осталась в Конохе, что само по себе раздражало Учиха. Он не любил чужаков на своей территории. И не имело значение это касалось его дома, квартала, или, теперь, уже и всей деревни. Одним словом, не любил Бару лишние нервотрепки, особенно в лице неизвестных ему людей. Несмотря на свой, можно сказать, врожденный талант видеть людей насквозь, мужчина не мог отделаться от навязчивых мыслей. В компании малознакомых людей вся его фигура была напряжена в ожидании внезапного удара. А среди вчерашних гостей таких- скользких и лживых, было, можно сказать, подавляющее большинство. Но возможности проанализировать каждого у первого советника не было — новость, что донесли ему, почти спустя два с половиной часа после официального начала церемонии, заставила Бару покинуть приём. Почти всю ночь заняло выяснение всех деталей и более точной информации. И вот, после бессонной ночи, он позволил себе подышать холодным и влажным воздухом несколько минут, прежде чем отправиться в дом главы клана. Хоть до рассвета было еще пару часов, жизнь в доме кипела. Прислуга уже вымыла полы по неизвестно какому кругу, отчего Бару было неловко. Его с детства учили уважать чужой труд, и несмотря на то, что обувь осталась у порога, ступая по татами, он старался делать более широкие и аккуратные шаги.  Почти сразу, в широком, но все еще темном коридоре советника встретил Изуна. Он был не менее мрачен, чем погода за стенами дома. Бару осмотрел его профиль быстрым, но цепким взглядом, но расспрашивать о чем-либо не стал. Глава Учиха встретил их компанию у самых седзи своего кабинета. Мадара прошел вглубь комнаты, быстрыми, практически механическими движениями зажег свечи и пару масляных лампад у стола. Сев за своё обычное место за столом, он выровнял спину, и осмотрел все в просторной комнате. Все здесь было на своих местах, но тем не менее, в воздухе витал еле уловимый дух перемен. Его хмурый взгляд скользнул по убранству кабинета, пока не остановился по левую сторону от себя. Она стояла тут, на этом самом месте. Обнаженная, освещенная слабым огнем. Её кожа казалась золотой в полумраке. Такой же золотой, как и всё на ней в тот день. А тонкий красный шёлк, что переливаясь скользнул по изгибам её тела, напоминал языки пламени. Весь образ девушки перед ним был дьявольски привлекателен. И ещё более соблазнительной оказалась идея осквернить святая святых— кабинет главы клана, его отца и деда, где ни ему, ни кому-либо другому нельзя было проявить хотя бы долю неповиновения, или повышать голос. Мадара хмыкнул. Он с таким энтузиазмом поддался этому двойному искушение, что само по себе, уже принесло ему невероятное наслаждение и насыщение.  — Мадара? Ты слушаешь? Недоумение на лице Изуны могло бы позабавить, но он решил никак не реагировать на возмущение брата. Поэтому, лишь скользнув взглядом по его раздраженному бледному лицу, Мадара кивнул советнику, негласно приказывая говорить. — В Хачо-мура неспокойно,— повторил Бару,— Как и ожидалось, перехвативших власть не жалуют. Помимо открытого неповиновения, готовится переворот. Один из верных людей Сатоши Ибури, Кацу- жив. Если ты помнишь, я упоминал о нем. Так вот, Ичиро, думал, что его люди убили мужчину. Но… Как говорил мой дед: «убедись, что ты довел дело до конца, особенно, если пытаешься кого-то убить». Кацу выжил.  — Он настолько верен идеям Сатоши, что пойдет до конца? ,— Изуна откинулся на дзабутон, переведя вес на левый бок.  Советник растер шершавыми подушками пальцев уставшие веки и сложил руки на груди:    — Сатоши и всё что с ним связано, тут не имеет особого значения. Ичиро дал приказ убить его сына и беременную жену. Так что да, он пойдет до конца.  — Кроме этого,-продолжил мужчина,- Кацу был одним из самых приближенных к власти и уважаемых людей, люди пойдут за ним.  — Ну и пусть, разве не сможем мы дать ему то, чего он хочет? Это выгодное сотрудничество для него.  — Нет, не выйдет. Навряд ли он согласиться на сотрудничество с нами, или любым другим кланом. Одно знаю точно, он пойдет до конца.  — Нас это не устраивает. Если он всё таки достигнет успеха, и перехватит власть. Не думаю, что он захочет сотрудничать с теми, кто, буквально, всё это и организовал. Выставить твою жену на доску, в качестве законной наследницы, претендующей на трон-тоже вариант, так сказать дохлый. Она теперь Учиха. А это означает еще одна гражданская война.  — Гражданская война- не проблема. Проблема, что эти слухи дойдут до Даймё. А вот с ним, нам проблемы пока что не нужны. Мы не настолько сильны, чтобы дать отпор. По крайней мере на данный момент.  — И что будем делать? Не подарим же мы этому, как его там? А, да, Кацу! Хачо-мура и все стратегически выгодные точки и связи?  — У меня есть план,— он посмотрел прямо в глаза Мадары в поисках позволения. Дождавшись короткого кивка, Бару продолжил.  — На самом деле, я не скажу ничего нового. Нам нужно будет организовать небольшой спектакль: дать иллюзию единственной удобной возможности для Кацу, предупредив Ичиро заранее, естественно. Этот старый ублюдок так держится за власть, что незадумываясь совершит роковую для себя ошибку— он убьёт Кацу. С подсказки наших людей, он сделает это прилюдно, чем и подпишет себе смертный приговор. А когда начнется весь сыр-бор, мы придем в деревню как спасители. И лицом этого спасения будет госпожа Учиха.  Мадаре нравился этот план. Бару мог даже и не озвучивать его, так как в голове лидера Учиха, он был идентичным. Даже если бы чудом выживший сторонник почившего Сатоши не объявился, у сына Таджимы был припасен такой человек. В конце концов, он мог поступить менее изящно, использовав свою супругу напрямую. А так, получилось намного лучше, чем он планировал. Осталось лишь методично, с ювелирной точность вложить в голову каждого из действующих лиц нужную ему идею в определенный момент, и капкан захлопнется. Безусловно, мужчина понимал, трудностей будет немало: перехватить власть- это лишь малая часть успеха. Его не должны считать узурпатором, а законным правителем. Для этого, он должен задобрить людей и, в частности, свою жёнушку. С последней было легче: жизнь Ичиро Мадара ей подарит как и коня- без колебаний. К тому же, вчерашняя ночь дала мужчине возможность понять, что у его жены нет особого выбора. И самое главное, что она это понимала и добровольно отдала свою судьбу в его руки, обещав ему все, что ему необходимо- власть и повиновение. Это гремучая смесь была для Мадары хуже наркотика или афродизиак, который возбуждал его, заставлял кровь под его кожей бурлить. Ему пришлось сделать глубокий вдох, медленно успокаиваясь, выпустить углекислый газ из легких. — Кацу сейчас отсиживается в соседней деревне. Очевидно, что он не предпримет что-либо до весны. Впереди суровая зима, а гористая местность Хачо-мура слишком труднодоступна. Как бы он не знал эту территорию, он понимает, его атака окончится полным провалом.К тому же, ему нужно время на сбор людей и информации. Бару, позаботься, чтобы наш человек оказал нужное влияние- никаких действий до марта. За это время точка кипения в Хачо-мура достигнет максимума, и вот тогда, мы и вступим в игру. Естественно, для Ичиро-сана не должны дойти хоть какие-либо слухи о Кацу или его сторонниках. На этом все. Бару склонил голову в поклоне и быстро скрылся за исписанными васи. Изуна прислушался к едва слышным, отдаляющимся шагам советника. Затем он вернул все свое внимание старшему брату. — Что произошло? Изуна смотрел на брата напряженно, хмуря свои тонкие брови. Его глаза жадно всматривались в черты лица Мадары, в поиске ответа. Глава семьи ответил ему менее напряженным взглядом исподлобья. — О чем ты? Младший брат слегка подался вперед, не отрывая глаз от родственника. — Не знаю как это объяснить, но что-то в тебе. Оно ощущается это не так как вчера. Мужчина перед ним фыркнул. — Ками-сама… Прорицатель из тебя никудышный. Молодой мужчина испустил звук похожий на смесь усмешки и недовольного мычания. — Не хочешь говорить, дело твоё. Вижу ты перебрал послания,– Изуна стрельнул глазами в сторону внушительной кипы. — Да. Вот,— он протянул брату свиток. Нетерпеливо развернув его, и пробежавшись по строчкам, он ознакомился со списком стран и ориентировочных дат, в которые Мадара планировал их посетить. Рядом с некоторыми странами стояла небольшая пометка «+1». Учитывая всю информацию, что у него имелась и сопоставив детали, Изуна не стал задавать лишних вопросов. Всё и так было очевидно- в эти страны Мадара отправится с Мэйуми. — Займись подготовкой,— наследник встал из-за низкого стола, и повернувшись к брату спиной подошел к высокому шкафу, заполненному старыми фолиантами, свитками и рукописями отца. — Спланируй все детали: путь, способ передвижения, охрану и прочие детали. — Считай всё сделано,— Изуна поднялся с насиженного места, отряхивая штанину от невидимой пыли. Выйдя из кабинета, младший сын Таджимы скривил лицо в пренебрежительно- раздраженной мине. Может это было и по-детски, но Изуна чувствовал укол ревности: как только эта женщина появилась в их жизни, она будто за ухо оттащила его, вниз по лестнице влияния и места в жизни старшего брата. Когда женили его самого, такого не произошло. Это было, как минимум несправедливо и обидно. Но свой столь ребяческий порыв пришлось заглушить и придать лицу отрешенный вид, когда в поле зрения появилась группа служанок. *** Поздняя осень сменилась зимой слишком быстро. В доме, как и в самом квартале Учиха всё шло своим чередом: дни мало чем отличались от друг друга. Иногда казалось, будто время и вовсе застыло: картина за окнами и раскрытыми фусума оставалась неизменной: легкий снег и слякоть. Лишь верхушки новопостроенных зданий, что виднелись со всех концов деревни говорили Мэйуми о том, что время неумолимо идет вперед. Она откинулась на застеленный футон, глубоко выдыхая. Мадары в её жизни стало намного больше: помимо того, что он чаще проводил ночи с ней (иногда она оттягивала момент их близости предлагая сыграть в сёги), он часто звал ее в свой кабинет, где просил рассказать всё о кланах, с которыми Ибури сотрудничали, и с которыми предстоит сотрудничать уже ему. Его интересовали все детали, а Мэй раздражал и скрупулезный допрос и тот факт, что ей приходится делиться всем трудом своего отца с его же убийцей. — Ты не задобришь их подарками,- фыркнула она на его предложение. Придерживая длинный рукав желтого, почти золотого цвета, кимоно, она потянулась за керамической чашей с чаем. Благодаря особой методике, известной лишь госпоже Чоу, в комнате витал приятный запах трав. — И чем же, в таком случае, твой отец заслужил их одобрения? Он улыбнулся ей своей извечной издевательской улыбкой. Если и быть откровенным, навряд ли Мадара обладал способностью улыбаться. Он мог лишь вот так криво ухмыляться. Мэй сжала тонкий фарфор в похолодевших пальцах. Он сидит прямо перед ней. Смотрит прямо в глаза и издевается. Она вынуждена помогать ему, фактически отдавая всё, что было построено её отцом ценой непомерных трудов. Ему- убийце отца. Всей её семьи. Ибури прекрасно понимала, что всё, что произошло дело рук основателей Конохи. Да, Сенджу и Учиха подчиняли себе соседние кланы, вступали с ними в альянс. Но Ибури… Они не были одним из тех кланом с выделяющимся клановыми способностями. У Учиха это были глаза, огненные техники и военные навыки, у Сенджу- врачебные таланты, Инузука- нюх и способность к дрессировке диких псов, Нара- аналитическими способностями и так далее. Единственное, чем мог похвастаться горный клан, так это налаженной торговлей с несколькими заморскими кланами. Неужели эти связи стоили жизни стольких людей? Их разделяет пятьдесят сантиметров гладкой поверхности деревянного стола. Так ничтожно мало! А возможности что-либо предпринять у Мэйуми нет, и навряд ли когда-нибудь будет. Она прикрыла глаза, борясь в внутренней яростью. — Отец спас жизнь старшему наследнику — Тэмотсу Кисато,- он вспомнил имя старшего сына, но это его мало беспокоило. Мадара смотрел на неё не отрываясь. Чтобы не разглядеть мимолётный, подавленный гнев нужно было быть слепцом. Иногда, когда эта злость тенью проскальзывала на её лице, в Учиха просыпалось нездоровое, дикое желание. Усмешка, исказившая мужское лицо была похожа на оскал. Он схватил её запястье, и одним рывком притянул к себе через стол. Помимо того, что она больно ударилась бедром об угол стола, весь сервис белого цвета звонко разлетелся и раскололся на мелкие осколки по всей комнате. Если резкий выпад, а затем и боль в бедре отвлекли её, то сейчас она осознала не только своё положение, но и близость мужчины. Оказавшись на коленях Учиха, Мэйуми не знала на чем именно концентрировать своё внимание: на его возбуждении, или горячем дыхании на своих волосах и лице. — Не нужно сдерживаться Его губы скользнули от виска девушки к скуле, пока руки судорожно пытались найти доступ к её коже, преодолевая множественные слои одежды. Мэйуми прикрыла глаза. Она добровольно отдала себя ему, совершив обмен. Насколько он был справедлив и равносилен, девушка старалась не думать. Сейчас, она старалась сконцентрироваться на том, что это всего лишь временная плата за достижения нужных ей целей. А то, как его губы и пальцы оставляют на её теле следы- ничего не значащие детали. Ведь множество жен спит с мужьями, которых они на дух не переносят, не говоря уже о женщинах, кто волей судьбы выживал лишь таким способом. Короткий, но громкий крик вырвался с девичьих губ, когда он грубо вошел в неё. Но больший испуг и чувство стыда накрыло Мэй, когда она заметила плывущие тени по ту сторону исписанного васи. Группа служанок, до чьих ушей явно донесся не только визг, но и осознание происходящего, поспешно скрылись из коридора, при этом плохо сдерживая хихиканья. Мужчина лишь хмыкнул куда-то в район её шеи. — Умница — Что..?,- судорожно спросила она. — Я же просил не сдерживаться,- сказал он прежде чем накрыть её тело своим. *** Помимо очевидных дисциплин, отец прививал им и любовь к охоте. Если лет, этак, до двенадцати, Изуна в целом, не особо разделял весь энтузиазм. Охота казалось ему занятием слишком сомнительным и неинтересным. Но после битв, во время затяжных перерывов между ними, охота стала одной из отдушин молодого Учиха. Когда он только заходил в леса, легкие его словно раскрывались, сбрасывая с себя оковы. Тут он чувствовал себя так, как не мог ощущать нигде: ни в доме, ни в пределах родного селения, ни на поле битвы. Тут, и только тут, Изуна чувствовал себя свободным, а с удачным уловом и вовсе- хозяином и владыкой собственной жизни. Он пробовал охоту с собаками, с соколом, развивал в себе наблюдательность и навыки следопыта. Со временем младший сын Таджимы закрепил за собой репутацию одного из лучших охотников. И вот сейчас, возвращаясь из своего убежища в стены родного клана, Изуна ощущал, как с приближением на его плечи ложиться груз, под весом которого он едва удерживает прямую спину. Он живет в мире, в обществе, где ему приходится исполнять отведенную ему роль. Его никто никогда не спросит, нужно ли ему это, чего он хочет на самом деле. Да даже если и спросят, он никогда не сможет сказать об этом откровенно, никогда и никому. Даже собственному брату, которого любит, боготворит, уважает...Особенно ему... Ками-сама! От тяжелых дум его отвлекла невестка. Она стояла с теплой накидке нежно оливкового цвета. Время шло, а он все так же не мог принять эту девушку как часть своей семьи. Хотя, если быть предельно откровенным, он-то и жену свою до сих пор не принял, что уж говорить об Ибури? Благоразумно избрав путь малой крови, а именно проигнорировать родственницу, Изуна лишь слабо кивнул ей в знак холодного приветствия и собирался продолжить путь на своем коне, как заметил на девичьей руке сокольничью перчатку. Эта глупая женщина взяла уже изношенную перчатку: прочная кожа давно прохудилась и местами протерлась. Изуна хорошо знал это, так как это была его старая перчатка. Он пользовался ей довольно долго, но не выбросил, а оставил возле закрытого вольера, где они и держат охотничьих птиц. Мэйуми, явно ничего не знала о соколиной охоте и прочих нюансах, так как сразу бы поняла- перчатка непригодна, как и ее слишком шаткая поза. Но пока молодой человек обдумывал намерение и все недочеты девушки, сокол, которого он лично дрессировал и назвал Тей, слишком стремительно приблизился к Ибури. Мэй, чьи думы были явно далеки от птицы, как и от этого места, растерялась. Перчатка была велика на девушку, а та, словно и не замечая ремни на ней, вытянула руку вперед слишком резко, отчего кожаное изделие соскользнуло, обнажая руку вплоть до самых пальцев. Острые когти птицы скользнули по белой коже, впиваясь в нежную плоть. Резкий девичий крик, раздался по лужайке к тому времени, когда молниеносно спрыгнув с коня, Изуна оказался рядом. Он в мгновение переманил птицу к себе и крепко сжал кровоточащую рану. Пока рядом стоящая прислуга убежала звать на помощь ближайшего лекаря, Учиха не скупился на едкие замечания. Подняв глаза с того места, где его ладони крепко сжимали руку на её лицо, поток его "комплиментов" прекратился. Она была испуганна, слаба и беззащитна. Он уже видел её такой не раз. Только почему-то именно сейчас, ему не хотелось продолжить свои мучения. Возможно, и скорее всего так и было, сейчас, глубоко внутри, Изуна чувствовал себя так же. Когда один из лекарей клана подбежал к ним и попросил дозволения осмотреть рану, младший брат Мадары отступил, разжимая окровавленные пальцы. Нагнувшись за старой перчаткой, он услышал слабое "спасибо, Изуна-сан". *** В этом году весна началась с аномальной жары. И кроме того, что Ибури ужасно переносила этот период с самого детства, к имеющимся проблемам добавилась еще одна. И у этой проблемы были и лицо и имя. Наоки Учиха… Почти две недели назад произошел инцидент, который внес множество неудобств и лишней мороки в жизнь Мэйуми. Чоу в тот день была слишком нервной- ее выдало частое цоканье и хмурый взгляд. Как оказалось у Наоки была задержка. Причем в довольно длительный период. Мадара был не менее напряжен в течение нескольких дней. Но его состояние было связано не столько с возможным положением любовницы, сколько после совета Старейшин клана. Лучшего воина Учиха нельзя было назвать мнительным, или легко поддающемуся чужому влиянию, но речи этих стариков, подобно червям выгрызли себе путь в голову мужчины. И они даже не представляли, что, возможно, это стало началом пробуждения в Мадаре новых, совершенно других граней, о наличии которых он и не подозревал. Страх и ужас. — Женщину лучше перевезти в дом главы клана. Посудите сами, Господин, у Вас врагов немало. Сколько людей захочет не только воспользоваться случаем и попробовать манипулировать, но и сделать больно, нанести удар в самое сердце! А то, что для Учиха потомство является самым главным и уязвимым местом- факт общеизвестный. — Не неси чепухи, Сайто! В общей деревне такого случиться не может! — Чепуха?! Послушай себя, Орочи! Мы проливали кровь друг друга веками! Этот мир, о котором ты говоришь, может рухнуть в любой момент. А ребенок главы клана, ребенок величайшего Учиха будет идеальной целью наших врагов. — Во имя богини Аматерасу, прекрати, Сайто! — А хуже внешних врагов, враги внутренние… Громкие голоса смешались в гомон, утихающий на фоне его собственных мыслей. Его дитя… Мадара не мог поверить. Его плоть и кровь. Живая. Новая. В этом доме, в квартале, в деревне… В этом мире… Таком опасном. В голове всплыла картина из прошлого. Та, которую он вспоминать ненавидел. Малыша, так похожего на него. Тот, в чьей крови была вся его одежда. Чей холодный и такой потяжелевший труп он принес домой, к ногам отца и Чоу. И на секунду, леденящий ужас прошел по его венам от мысли, что однажды история повториться. Но на этот раз, это будет не сводный брат, а его собственный ребенок. Он поспешно закончил совещание и направился в небольшой домик. Там, где одиноко обитающая вдова ждала его. Когда Наоки увидела любимого, его испуганное лицо, а затем и услышала его приказ, женщина не смогла сдержать широкой улыбки и слез радости. Через три часа, Наоки стала жить в отдаленном крыле доме главы клана. Правда радость женщины сменилась скорбью через два дня, когда наутро, она обнаружила кровь на своих простынях. Чоу утверждала, что беременности и не было, и часть повитух с ней были согласны. Но сердце Наоки утверждало обратное. А вот Мадара… К своему ужасу, он чувствовал как и опустошение, так и облегчение. Его страх потери теперь был далек, но мужчина понимал, что это лишь отсрочка. Жаль, отца нет рядом. Возможно, это был бы один из тех случаев, когда совет Таджимы на самом деле внес бы ясность в мысли и направил Мадару. А Мей так и не смогла вздохнуть с облегчением. Присутствие в доме Наоки уже отравляло ей жизнь. Да и новость о её толи мнимой, толи неудачной беременности заставляли Ибури нервничать. Её выдали замуж в разгар лета, почти под конец, а сейчас весна, но беременность не наступала. Помимо этой проблемы, ей нужны были какие-то действия связанные с Хачо-мура, или дядей-предателем. Но и тут, все не двигалось с мертвой точки. Поэтому, когда Чоу сообщила о празднике в доме, Мэй прослушала основную часть всего монолога женщины. И когда в доме главы собралась добрые две дюжины статных и явно состоятельных женщин-Учиха, Мэйуми пожалела о своей невнимательности. Ведь помимо знатных особ и их слуг, тут была и Наоки. Элита женщин собралась тут для празднования дня весны и плодородия. Была музыка, угощения и выпивка, которая пришлась Госпоже Учиха по вкусу. Строгий взгляд Чоу правда не давал насладиться им в полной мере, но Ибури, переманив привычку женщины недовольно цокнула языком: — Дай мне отдохнуть, женщина. Не лишай последней радости. Помимо очевидного напряжения и присутствия теневой жены Мадары, Мэйуми было неприятно находится тут, в обществе этих женщин. Тяжелый и острый взгляд Наоки пытался, видимо, отделить голову Госпожи от тела. Ибури чувствовала неприятную тяжесть на своем затылке, но ни статус, ни воспитание не позволяли ей ни то чтобы обратиться к женщине, а даже взглянуть на неё. Для Мэйуми она должна была быть пустым местом, поэтому наследница клана так и поступила, демонстративно не замечая соперницу. А для того, чтобы расслабить и без того напряженные мышцы, лучше всего помог бы алкоголь. Знахарка фыркнула: — Роди наследника, а потом празднуй, глупая девчонка. Молодая женщина лишь приподняла бровь в знак протеста, а Чоу пришлось отвернуть голову бормоча под нос недовольства и едва различимые нравоучения. Он никогда не видел ее такой расслабленной и счастливо- умиротворенной. Черты лица девушки, и движения тела стали мягче. Было непонятно, что больше послужило причиной такого состояния- веселая женская компания, или крепкий алкоголь, хотя Изуна считал что повлияли оба фактора. — Я слышала у вас, в горных районах танцы отличаются! — Дада, я однажды подслушала как ото-сан рассказывал одзи-сану про то время, когда гостил у друга недалеко от Хачо-мура. Сказал, что увидев, как жена его товарища обучала танцам дочерей, ему безумно захотелось овладеть ей прямо на месте! Женщины захихикали и зашептались. — Женщина обладает поистине уникальной способностью— заставить мужчину желать ее до сумасшествия,- вдруг подала голос Наоки, отпивая маленькими глотками саке, покручивая в тонких длинных пальцах отёко, она снисходительно улыбнулась, смотря прямо на Мэй — Но, конечно же, не каждая может таким умением похвастаться. Повисла тишина и расслабляющая атмосфера сменилась практически осязаемым напряжением. Вопреки ожиданиям, Мэйуми так же, не меняясь в настроении легко улыбалась и не сводила глаз с Наоки. — Все верно, Наоки-сан,- она приподнялась с полулежащей позы и кивнула,- не каждой женщине это дано. Но, тем кому это умение досталось, часто говорят о нем как о благословении, в равной степени как и о проклятии. — Почему же?,- спросила бывшая вдова, хотя вопрос вырвался скорее сам по себе, чем осознанно. — Можно не рассчитать свои силы, дорогая. Ибури улыбнулась ей той самой улыбкой, какую часто сама и наблюдала на лице своего супруга: дикую, граничащую с оскалом. — Ха, так уж и быть, станцую для вас! Мэй резво поднялась с подушек, не заметив как сидела на длинном шифоновом рукаве своего сине-голубого кимоно. От резкого движения, ткань обнажила левое плечо девушки. Она громко охнула, но затем хихикнув, прошла в середину комнаты. — Скажу заранее, соблазнять я вас не пытаюсь, да и танцы с детства не люблю. Это так, на случай оправдания. Две девушки Учиха, быстро схватились за музыкальные инструменты, после того как бывшая Ибури что-то нашептала им. Последняя села в позу сейдза, пока не заиграла музыка. Изуна читал рассказы о далеких странах, где змей учат своеобразному танцу под звуки неизвестных ему флейт и дудок. Но глядя на то, как танцующая девушка поднимается из сидящей позы, его память настойчиво предлагала сравнить ее извивающееся тело только со змеей и ни с чем другим. Красно-чёрный веер внезапно оказавшийся и раскрывшийся у неё за спиной, подобно змеиному капюшону, дополнил ее образ настоящей кобры. Это было неправильно. Неправильно и непозволительно смотреть так на чужую женщину, на женщину его брата. Какой-то внутренний дьявол тихо, но шипяще напоминал, что они-сану все равно на эту девушку, что он даже не заметит. А если даже и заметит и узнаёт, ничего не сделает—любимый брат и совершенно безразличная ему женщина, что ещё даже не зачала ему дитя. Госпожа Учиха- лишь статус, за которым, на самом деле ничего нет. Его пальцы и шаринган отчётливо помнили гладкость ее кожи и растрёпанный вид, когда он ставил девушке очередную печать подчинения перед свадьбой. Выступающие вены на ладонях и их чуть подсохшую кожу от мороза, когда он помогал ей освободишься от когтей сокола, что впились в ее руку. Изуна резко сделал шаг назад. О чем он сейчас думал?! Он опасливо покосился на брата, искренне надеясь, что всевидящие глаза старшего брата не смогут разглядеть всю греховность его мыслей. Рядом стоящий Мадара казалось вовсе не отреагировал ни на танец, ни на душевные терзания Изуны. Но последний отчётливо различил еле заметную мимику, проскользнувшую на аристократичностей лице главы клана. — Тебе нравится, то, что ты видишь, брат?,- спросил он наконец-то, даже не взглянув на напряженную фигуру родственника, а продолжая наблюдать за женщиной через слегка отъехавшую перегородку фусума. В горле пересохло от волнения и неприятно сжималось будто то, что он думал, уже произошло в реальности. Но младший брат не успел ответить, Мадара хмыкнул и тут же продолжил путь, словно ничего и не произошло. Но на самом деле, в памяти Учиха всплыло давно забытое, далекое воспоминание из прошлого. Мадара время от времени морщил нос от гомона и запаха крепкого алкоголя в перемешку с тяжелым запахом табака и опиума. Парнишка часто посматривал либо на отца, либо на стол перед собой, стараясь особо по сторонам не смотреть. Наследника Учиха нельзя было называть скромным или стеснительным, но то, что он видел вокруг, было слишком личным, интимным.  Таджима пригубил сакэ, посматривая на сконфуженного сына, и не смог сдержать легкой улыбки. Мадара старался изобразить полное безразличие со сморщенным лицом, но отец готов был поставить почти все свое состояние на то, что дикая копна волос его чада скрывает до ужаса красные уши.  — Посмотри,– сказал старший Учиха,обводя заведение взглядом,— что ты видишь, сын?  Мальчик непонимающе посмотрел на отца. Он не мог просто сказать ему что-то наподобие «я не понимаю», или «я не совсем понимаю чего ты добиваешься». За это, можно было схлопотать куда больше, чем за неверный ответ. Учиха учат с младенчества быстро анализировать, думать, просчитывать, не болтать лишнего и не задавать глупых вопросов. Мальчик напрягся, снова скользя по заведению цепким взглядом. Это был публичный дом для состоятельных людей, но тем не менее, Мадаре они казались не более чем свиньями: их красные от хмеля лица, расплывались в пошлой, едкой улыбке, а пальцы, подрагивающие от нескрываемого желания, жадно скользили по дорогой одежде юдзе.  — Как похоть превращает мужчин в животных,— ответил наследник, опираясь на самый логичный вариант.  Таджима хмыкнул, слабо улыбнувшись. — Не совсем,- сказал глава клана, потянувшись к керамическому кувшину с алкоголем. — На самом деле, ты прав, но лишь наполовину. Мы все звери, сын, всё зависит лишь от обстоятельств, когда это животное в нас пробуждается. А похоть… недуг, жертвами которого, чаще всего становятся не только мужчины, но и женщины от нас недалеко ушли, знаешь ли,— Таджима усмехнулся, опрокидывая очередную стопку сакэ, — есть вещи и чувства намного ужаснее похоти. Но, мы поговорим об этом позже, а сейчас, будь более внимателен. В этот момент Мадара заметил движение сбоку. В середину комнаты проследовало несколько женщин. У почти всех в руках были музыкальные инструменты. Они устроились на дзабутонах, выбирая наиболее удобную позу для начала представления. Через несколько мгновений, сёдзи одной из комнат отъехали, и медленными, маленькими шагами, к ним проследовала юная гейша в красном шелковом кимоно. Золотые нити вышивки отражали яркий свет, и казалось будто рисунок на ее одеждах живой. Одна из майко начала играть на сямисэне, и через несколько секунд, к ней присоединились и мягкие звуки кото и бивы. Она начала медленно двигаться, а юный Учиха впился в неё взглядом. Сложно было наслаждаться изящными движениями ее рук, когда он всё смотрел и выискивал то, что должен понять. В том, что в танцах использовались традиционные ката, которые Мадара с братьями уже заучили лучше собственных имен, не было ничего нового. Что он должен был разглядеть? Он посмотрел вокруг: мужчины, как и женщины жадно смотрели на танцующую гейшу. Он видел ту же похоть, желание, восхищение, зависть, но ничего нового. В её руках оказался май оги (танцевальный веер), который, судя по мотивам песни, символизировал зеркало.  Краем глаза он заметил, как старшую женщину— владелицу данного заведения подозвали двое из сидящих мужчин. Сначала она подошла к одному, послушала его, вежливо улыбнулась, но отрицательно помотала головой и поклонившись отошла к другому. Со вторым мужчиной разговор прошел по той же системе. Но, когда женщина изящно поднялась на ноги, она посмотрела прямо на мужчин Учиха и кивнула им. Таджима довольно хмыкнул. Танец закончился. И наследник обернулся к отцу. — Отец,- начал он, но тот прервал его подняв ладонь. — После сын, сейчас тебя ждут,— он осушил отёко и кивнул в сторону только что танцующей гейши.  Мадара на мгновение опешил. Он не думал, что отец привел его сюда для своего рода «посвящения в мужчины». Не то, чтобы это знание как-то и что-то изменило. Его пауза явно позабавила Таджиму. Он одарил его редкой полу улыбкой и ударил сына по спине.  — Давай, иди. Чего расселся? Это как и с любым новым приемом— разберешься на практике.  Мадара встал с дзабутона, как только рядом с ним появилась та самая пожилая госпожа.  — Я проведу Вас к Масако-сан, Господин,— она глубоко поклонилась,— прощу, следуйте за мной.  Она ждала его сидя в комнате возле небольшого чайного столика. Масако поздоровалась, поклонилась и спросила какой чай он предпочитает. Мальчик следил за ее движениями, и понимал— эти медленные и плавные движения действуют на него как дурман: он расслабился, будто под гипнозом. Но когда он поднимал глаза выше, белая краска на ее лице делала обратное. — Смой это,- не выдержал он.  Гейша настолько удивилась, что застыла с маленьким керамическим чайником на пол пути к его пиале.  — Простите, Господин, что Вы имеете ввиду?  — Твое лицо. Эта краска. Смой её.  Он знал, майко как и гейш учат контролировать эмоции и мимику, но всё её недоумение и смятение сейчас читалось так отчетливо, что ему захотелось поддаться глупому порыву и рассмеяться. Еще больше его забавлял факт того, что эта белая краска на лице традиционно считается красивым. Но, Ками Всемилостивый, как это можно назвать красивым?  Девушка будто прочитала его мысли и спросила — Если Господин не находит во мне красоты… — Разве можно искать и найти красоту в этом? Это иллюзия, и не самая удачная, в целом, в моем понимании. Все гейши красят лицо, и делают это одинаково. И стоя среди них, в одном ряду, лишь мой шаринган поможет отличить одну от другой. Это маска, а я не люблю маски. К тому же, вся красота, о которой ты говоришь, как раз-таки и прячется за этой краской. Девушка задумалась на короткое мгновение, затем кивнула, встала и скрылась за деревянной перегородкой. Учиха слышал шелест ее одежды, шум воды, от выжимаемой ткани. Спустя несколько минут, она появилась в проходе и мальчишечье дыхание перехватило. Она была красива. Очень. У нее были глубокие, крупные черные глаза, ровный и маленький нос, маленькие, но пухлые губы, покрасневшие от сильного трения.  Его восхищение, видимо отразилось на лице, потому что она улыбнулась донельзя довольной, но сдерживаемой улыбкой.  Он встал по мере её приближения, и когда она поравнялась с ним, он не выдержал и протянул ладонь к девичьему лицу.  — Теперь, ты красива… Теперь, ты прекрасна… Они были практически одного роста, и сам не зная почему он спросил: — Сколько тебе лет?  — Семнадцать, Господин.  Она была старше него на два года.  — Я ещё не… — Я знаю, Господин,— она перебила его, поддалась вперед, пробегая пальчиками по его доспехам на груди,— я позабочусь о Вас, доверьтесь мне.  После первого соития, ему казалось, что вместо с неопытностью, она сорвала в нем какой-то клапан, потому что он не мог насытиться ею. И с каждым разом, он хотел обладать этой женщиной больше. Но ничто не может длиться вечно, и через несколько часов, сквозь закрытые сёдзи вырисовалась тень.  — Господин,— заговорила женщина по ту сторону,— Ваш отец ожидает Вас для срочного дела. Юный Мадара покинет стены публичного дома, и вернется туда через два месяца, но юной гейши там уже не будет. Она вернулась в свои покои, когда вечер опустился на деревню. Отголоски употребленного алкоголя и горячая вода в офору расслабила и разморила. Приятная слабость и легкость ощущалась в каждой клетке организма. Мэй отметила про себя, что прошла вечность с тех самых пор, когда она в последний раз ощущала хоть что-то схожее с этим состоянием. — Станцуй для меня Его грубый голос, как и вспыхнувший во мраке алый шаринган испугал её до похолодевших ладоней. Ей понадобилась пара глубоких вдохов, чтобы успокоиться, возвращая былое, теперь едва уловимое умиротворение. — Аа, подглядываете, Учиха-сама?,— она догадалась с чем связана его внезапная просьба. — Хмм Она остановилась в пяти широких шагах от него. — Это приказ?,— спросила она склонив голову набок. — Не всегда муж должен приказывать своей жене. — Да, Вы правы — Так в чем же проблема, жена?,- нетерпеливо поинтересовался мужчина. — Устала, я уже натанцевалась на сегодня. Глубокая морщина между сведенными в недовольстве бровями сделала молодого человека ещё более мрачным. — Я прекрасно чувствую твою энергию, помимо запечатанной чакры. В тебе достаточно сил, чтобы угодить небольшой прихоти мужа. Мэйуми хотелось плюнуть ему в лицо и сказать, что для неё он не муж. Тюремщик, насильник, враг - она до крови прикусила внутреннюю часть щеки, чтобы не озвучить все свои мысли. — Хммм, хорошо. Я станцую для Вас, Учиха-сама. Но при одном условии. Мадара нахмурился ещё больше и напрягся. Она смеет ставить ему условия?! Его терпение ускользает подобно воде в переполненной чаше. Ещё чуть-чуть и он повалит ее на холодные татами и овладеет ей грубо и жестко, чтобы не забывала с кем она разговаривает. Ему нужно сдерживать, просто необходимо, учитывая завтрашние планы. Утихомирив секундную вспышку гнева, Мадара выдохнул слушая женщину. — Маленькая прихоть жены. Всего лишь наложи иллюзию. Она встала в пол-оборота, наблюдая за его реакцией. — Иллюзию, будто я тут одна. У Ибури были некоторые подозрения. Она страшно боялась, что Мадара в любой момент, в совершенно любой, залезет в её голову. Но он не делал этого достаточно долгое время. И подозрения её усилились, когда сама Чоу, не вдаваясь в детали, сказала, что Учиха этого делать не будет. Она хотела проверить это в день, когда предложила ему себя. И вот, еще один шанс. — Неужто стесняешься?,- он ухмыльнулся и прислонился спиной к стене. — Возможно,- она игриво приподняла брови, опустив взгляд в пол. — Или,- он резко поддался вперёд ухватившись за ее запястье,— меня видеть не хочешь? Она напряжённо промолчала, поднимая глаза, встречаясь с его шаринганом. Страх быстро охватил всё её нутро вместе с гневом на саму себя: нет, чтобы сидеть и спокойно двигаться в нужном ей направлении. Нет, это не для Мэй! Ей необходимо всё перепроверить, убедиться в своих гипотезах. Мужчина нагнулся к ней, расположив своё лицо напротив лица жены. — Никаких иллюзий,- процедил он. Оттолкнув Мэйуми в середину комнаты, он грузно опустился на татами. Выровнявшись и восстановив дыхание, Ибури начала танцевать с полуприкрытыми глазами. Она танцевала делая мелкие шаги, почти плывя по небольшому воображаемому кругу. Руки, как и позвоночник и бедра плавно изгибались, извивались. Тут, как и во многих частях страны Огня не было принято танцевать так: слишком вызывающе, несмотря на количество одежды, слишком будоражаще. Каждое её движение отяжеляло его дыхание и напряжение в паху. Мадара дышал глубоко и часто. Он поставил себе задачу- дотерпеть до конца представления. И как только подвесные кандзаси сменили своё звонкое и быстрое движение из стороны в сторону на затихающее, он мгновенно оказался вплотную к женщине. Снова оказавшись лицом к лицу, он сократил расстояние до безумия ничтожного. И прежде чем накрыть ее губы грубым поцелуем, он сказал: — Завтра я и мой отряд отправляемся в Хачо-мура, моя Госпожа. Я подарю тебе головы всех предателей, украшу ими твои покои, если пожелаешь. А ты, как и обещала отдашь мне власть и себя.