Химе

Небольшой отряд Учиха проплыл мимо стоявшей на посту охраны. Воины, состоящие преимущественно из людей, любезно предоставленными Хаширамой Сенджу, завидев отряд с легко узнаваемым гербом, и наиболее известного всадника, возглавляющего конницу- Изуну, расступились, любезно склонив головы. Вопреки ожиданиям, Мэйуми не увидела ни разрухи, ни горы трупов или кровавых следов на земле. Площадь, которая находилась в центре, но была видна практически из любой точки селения, пустовала: ни повешенных тел, ни голов на деревянных копьях. Не было слышно ни плача, ни истошного воя осиротевших семей.  Ничего.  Хачо-мура встретила её практически гробовой тишиной. Но спустя пару минут, краем глаза она уловила силуэты тех немногих, кто словно тени, бродили среди узких улочек домов. Следом и показались грозные фигуры мужчин, стоявших у входа в свои дома, оберегая их личную святыню. Хоть на поясах каждого висело оружие: катаны, кинжалы, сумки, где ударяясь друг о друга звенели сюрикены и кунаи. Заметив новоприбывший отряд, горцы напряженно вглядывались в их лица, интуитивно опустив руку к оружию. Но кто-то среди мужчин Хачо-мура оказался наиболее зорким и наблюдательным выкрикнул. - Не дочь ли это Сатоши-сама? Химе дернулась от неожиданности и имени отца. Это могло показаться даже несколько забавным и парадоксальным - она будто и позабыла кто она и откуда. А этот выкрик, как гром, раздался, оглушил и вернул ее в реальность. - Она погибла  - Да нет же, она это! Мэйуми слышала обрывки фраз и нарастающий гомон голосов, переходящих в крики, скрипы фусума, топот по татами и каменистой земле. Голова кружилась, тело трясло, она сдерживала порывы обернуться к своим людям, объясниться, заявить о себе. Но она шла в рядах чужого клана. Клана, который завоевал деревню. Любая самодеятельность может оказать непоправимый ущерб не только ей самой, её планам, но и настрадавшемуся народу. Девушка вскользь посмотрела на Изуну, который почувствовав на себе её взгляд, тут же повернул голову.  - Вот и приехали,- кивком головы, он указал ей на сооружение в тридцати метрах от них.  Это здание всем своим видом отличалось от прочих в деревне. Чего стоили одни высокие колонны, высеченные из прочного камня. Десять каменных исполинов образовывали полукруг. Ровно посередине, между пятой и шестой колонной, где расстояние между колоннами было намного больше, находился широкий коридор. Его построили задолго до появления Ибури на этих землях. И в то время, оно служило храмом главного божества уже давно забытого племени. Мэйуми не знала ни рода этого племени, ни имени их божества, лишь его символ- змея. В летописях, хранящихся в деревне лишь было сказано о том, что племя было дикое, необразованное, с такими же законами и верованиями. Но Мэй казалось это абсурдом. Как могли чуть ли не первобытные дикари построить такое? И дело было не только в идеальной шлифовке камня и масштабов, а в особом, почти фантастическом способе постройки. В несколько дней в году, помимо дней солнцестояния, солнце заходило и вставало так, что солнечный свет скользя вдоль колонн неким необъяснимым образом создавал впечатление раскрывающегося и закрывающегося капюшона кобры. Поначалу, маленькую химе пугало и самое здание, и игра теней на нем. Но вскоре, когда она подросла, и началось ее обучение грамоте и искусствам, мнение и восприятие девушки изменилось. Хоть это отрицали почти все, но она понимала, многое в их устоях осталось от тех, кто жил здесь ранее. И даже их поклонение ядовитым пресмыкающимся сохранилось в жизни Ибури и современной деревни. Множественные элементы танцев, имитирующий ядовитых змей, приёмы ударов: выпады и уклонения, не говоря об использовании яда не только со злым умыслом, но и во врачевательстве. Она находила рисунки на зданиях и развалинах вне центра деревни. Позже, отец сам ей рассказал о том, что здание Совета когда-то служило храмом. После рассказа Сатоши, независимо от себя она испытывала некий необъяснимый трепет перед чужой святыней. Сейчас дом Совета старейшин представлял собой наикрупнейшее одноэтажное здание. Там находились архив, со всеми данными, имеющими отношение к деревне и её жителям и отделение правопорядка, следящий за стражей у ворот и по всей территории селения. Главной комнатой этого здания, способной вместить около пятидесяти-шестидесяти человек, был закрытый зал заседаний, где обычно проходил совет Старейшин, или общие деревенские собрания, во время которых здесь собирались главы семей. Женщинам сюда заходить было запрещено. Исключения составляли лишь семьи, где по воле судьбы не оставалось ни одного мужчины, или хотя бы юноши, достигшего шестнадцатилетия. При выходе из зала совета открывался вид на широкий внутренний двор. Говорят, когда тут возвышалось каменное изваяние королевской кобры и алтарь для богослужений. Но уже более тридцати лет тут росли, в основном, одни акации. В сезон, они обрастали красивыми и ароматными белыми цветками. И сейчас, ветки были усеяны еще не раскрывшимися почками. Спрыгнув с седла, туда и проследовала Ибури в сопровождении деверя и десяти воинов, одолеваемая давно забытым тревожным трепетом. Дыхание перехватило. Тело, под влиянием ужасного, первобытного страха словно приросло к полу. Перед ней стояло около трех дюжин человек Учиха в той самой военной форме, и на фоне маленького сада и охватившего её страха, казалось будто их здесь, по меньшей мере, сотня. Память сильнейшей волной накрыло девушку воспоминанием о последнем бое, где она была также окружена этими красноглазыми. Небольшой след на шее начал отдавать фантомной болью, напоминая острую, жгучую боль от острия куная. Она задышала часто, громко и сделав крайне неустойчивый шаг назад наступила на ногу Изуны. Младший сын Таджимы сразу понял, что происходит с девушкой. Он видел такое не раз во время боёв. Да и чего греха таить, сам через это проходил. У всех них свои травмы и страхи. У Изуны их было ничуть не меньше чем у невестки. Благодаря жестким тренировкам отца, пытающегося искоренить "недуг" будущего главы клана, Мадара, к годам этак восемнадцати, успешно впитал эту философию и считал, что любые чувства делают человека не просто слабым, они порабощают его. На пальцах одной руки Изуна мог перечислить пару раз, когда все таки заставал брата в смешанных чувствах. Конечно, лидер это умело скрывал, но толи родная кровь, толи некий инстинкт говорил Изуне о внезапной слабости брата. Единственный раз, за столько лет, когда Мадара не сумел скрыть своего дикого страха- день, когда Изуна чуть не отошел к предкам. Он не застал этого своими глазами, об этом ему поведал Бару. Первый советник сделал это видя его состояние: медленно восстанавливающийся, бледный, невероятно злой на себя, Изуна отталкивал ногой подносы с едой и лекарствами. Мучал лекарей иллюзиями. Он бредил лишь одним- позор... Он опозорен как воин, как Учиха, брат и мужчина. Не зря же Мадара не навещал его уже три недели?! Бару не понимал столь ярого чувства вины, но ему надоело видеть эти драматичные гримасы на искаженном бледном лице. По этой причине он и поведал Изуне, что на самом деле он не позор для брата, а слишком важная фигура в жизни. А не приходит он не только из-за огромного количество работы после заключения мира, но и по причине того, что ему больно видеть единственного близкого родственника в таком состоянии. Однако младший Учиха лишь поджал губы: он знал, брат ненавидит слабость, а Изуна слаб- и физически и морально. Боги... Если Мадара узнает истинную причину ранения... От одной лишь мысли его обдало холодным потом. Эта мысль, с того самого дня, подчиняла его. оковывала не простым страхом, а ужасом грядущих последствий и того, что брат откажется от него. Поэтому, глядя на посиневшие губы Ибури, Учиха решил оказать ей небольшую услугу, которую в своё время оказал ему Бару. Но он не первый Советник, а младший наследник, поэтому, не теряя маски раздражения, словно змей, он тихо, сквозь зубы прошипел ей «соберись!», и подтолкнул вперед.  Благодаря незаметному, но грубому толчку, Мэйуми словно наполовину вырвалась из цепких оков паники. Поджав губы и сжав кулаки настолько сильно, что болели ладони, она деревянной походкой двинулась в самое сердце толпы. Мужчины, покорно и плавно расступались, опуская взгляд. Химе глубоко дышала, медленно моргая. В секунды, когда глаза закрывались, она слышала лишь шелест акаций, гонимый весенним ветром с самых вершин опоясывающих гор и звуки доспехов Учиха, когда мечи соприкасались с  металлическими вставками их доспехов, звук толстой кожи их одежды при малейшем движении. Спустя несколько секунд, казавшиеся ей часами, она увидела перед собой лохматую гриву своего мужа. Он встретился с ней взглядом на короткое мгновение, прежде чем приглашающим взглядом повернул голову влево. Проследив за его движением, она увидела то, чего жаждала столько время. Ичиро Ибури. Родственник сидел на коленях, испачкав свой изумрудно-золотой наряд. Весь его вид был потрепан, но явно не ранен.  Сердце Мэйуми отдавало своим бешенным ритмом где-то в области груди и горла, ладони рефлекторно разжались и потянулись к поясу, но тщетно- оружия там не было.  Она зло и раздраженно посмотрела на окружающих её отряда и, собственно, их главу. Войны демонстративно положили ладони на собственное оружие в ножнах, кидая взгляды на лидера, в ожидании приказа.  На смену страха и недавней паники, девушку охватила ярость. Если они не дадут ей оружие, она задушит этого подонка голыми руками, размозжит его череп одним из камней под собственными ногами. Она хотела было уже подбежать к родственнику, но вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, она остановила собственный порыв, и вернула едва сорвавшееся с места тело в исходное положение. Карий взгляд встретился с ночной тьмой глаз главы клана. Нет. Она не имеет права, без его дозволения. Мэйуми знала, что Мадару может забавляет или притягивает её строптивый характер, но также понимала и то, что в данной ситуации, он скорее оценит её контроль над эмоциями, чем импульсивность. Они почти никогда не оказывались в окружении других людей: будь то слуги или гости. Исключение составляли пара случаев: собрание перед официальным праздником дня основания Конохагакуре, сам праздник и день, когда Мадара подарил ей коня. Но тем не менее, за эти встречи Мэйуми ни разу не язвила ему при других. Это происходило рефлекторно. И тут большую роль играло её воспитание, нежели создание образа кроткой супруги. Наедине, она вела себя далеко не так как должна была: фыркала, смотрела волком, даже не стараясь прикрыть всю ненависть и злобу в своём взгляде, отвечала, перебивала. Делала всё то, за что Рен и мать отчитывали её почти что ежедневно. Лишь в обществе отца, она старалась не лезть на рожон. В обществе, с Сатоши, как и с Мадарой, нельзя было подвергать малейшему сомнению их власть и статус. А непокорность и своенравность любого члена семьи, в особенности дочери или супруги, автоматически лишала всякого уважения. Если поначалу Мэйуми было плевать на то как её может наказать Мадара: будь то удары розгами или пытки, то очень быстро, она осознала одно- этим она далеко не продвинется. Нужно быть более мудрой. И если не влюбить в себя мужа, то хотя бы внушить ему уважение как к немаловажной фигуре на доске в сёги, которую он любит играть и выигрывать. Но волей судьбы, всё произошло само собой, без просьб, требований или попыток отнять оружие у окружающих. Мадара сделал несколько шагов приблизившись к жене, а затем протянул ей острый кунай. Давно забытая тяжесть холодного металла ощущалась в руках как ключ от прочных, тяжелых оков, лишивших свободы. Мэй смотрела на кунай, вложенную в руки собственным мужем. Он же смотрел на неё покровительствующим взглядом, каким обычно смотрит отец на сына, находящегося в шаге от перехода из стана мальчиков в ряды мужчин. Сделав шаг в бок, Учиха позволил ей пройти в сторону связанного пленника. Но девушка уже не замечала ни Мадару, ни Изуну, никого из присутствующих. Она смотрела лишь на оружие в своей ладони. Холодный ветер вновь подул с высоких гор, будто подталкивая её к исполнению святой мести. Присев на корточки рядом со скрученной фигурой мужчины, Мэйуми протянула левую руку. Её ладонь скользнула по макушке, и резким движением схватила  за волосы на затылке, расставляя Ичиро морщась повернуть голову в свою сторону.  — Посмотри мне в глаза,- процедила она, сквозь плотно сжатые зубы.  Покрасневшие веки дрогнули. Нерешительно, сквозь дикий страх, вызванный то ли грядущей встречей с родственницей , то ли с принятием своего приговора, он, дрожа всем телом, открыл глаза. Его рот кривился и дрожал от попытки найти хоть какие-то слова, которые можно было бы сложить в мольбу, способную затронуть душу девушки. Он понимал, ему хватило лишь взгляда, чтобы понять- ничто его не спасет, но сознание яро противилось этому факту.  — Мэйуми-чан,- пробормотал он, срываясь на отчаянный вскрик на последнем слоге.  Она больно дернула его за волосы, заставляя умолкнуть. — Я не буду спрашивать «за что?». Твои ответы не вернут мне семью, а жалкие слова такого труса как ты не имеют под собой никакой цены.  Когда острие куная коснулось кожи его горла, Ичиро крепко зажмурился, пытаясь унять не только слезы, но и панический ужас, охвативший его совсем ослабевшее тело.  Ярость захлестнула Мэйуми с новой силой. Её старшие братья, мать и дети, как и она сама, приняли смерть с достоинством. Им всем было страшно, они тоже хотели жить. Но страшнее смерти, лишь жизнь полностью лишившая тебя чести и достоинства. Жизнь, обрекающая тебя на унижения, на ежедневные внутренние и физические истязания.  Она приблизилась к нему. — Хотя бы сейчас, будь мужчиной! Будь Ибури! Хотя бы смерть свою встреть достойно!  Он умолк лишь на короткое мгновение, скорее всего из-за её громкого, почти оглушающего  крика. И в это самое мгновение, Мэйуми почувствовала то, чего жаждала давно. Острый металл проник в плоть, сначала, как ей показалось, легко и гладко, словно нож в мягкое масло. Но затем, ей пришлось приложить усилие, чтобы проложить путь  до самого адамова яблока. Раньше, когда она еще могла использовать чакру, Мэй редко задумывалась о том, каких усилий потребовалось бы её телу совершить те, или иные приемы. Вогнать катану в соперника, прибив прочные доспехи- дело нелегкое. Но, имея силу, пользуясь ей с раннего возраста, не придаешь ей особо значения. Лишь в такие моменты . Кровь, будто выпущенный наружу зверь, рвалась во все стороны, забрызгивая лицо и доспехи не только юной наследницы, но и кровавой рекой, стекающей вниз, залила собой всю одежду бывшего узурпатора.  Верхушки гор, всё ещё были покрыты снегом. Ветер, сорвавшийся с самых вершин, обрушился на деревню своим беспощадным потоком холода.  Волосы, в высоком хвосте наследницы Хачо-мура вздымились и прилипали к кровавым следам на лице, делая её вид ещё более яростным. Мэйуми жадно втянула носом ледяной воздух, ощущая его дуновения на своей коже. Ей очень хотелось верить, что колючий, кусающий ветер- это зов её умерших предков. То, как огонь их ярости, жажды отмщения утолен. Как все души живших на этом свете Ибури покровительственно кивают головой в знак одобрения. У Ичиро не было наследников, даже Богам было неугодно продолжить род гнусных предателей. Как только её рука, плотно сжимающая затылок дяди, разомкнулась, потяжелевшее тело упало на камни. В это же мгновение, катана Мадары разрезала воздух, одним невероятно сильным ударом, отделив голову Ичиро Ибури от тела. Пока Мэуйми поднималась с почти онемевших ног, Учиха подобрал голову с земли, а затем протянул её своей жене - Это твой трофей, дорогая, бери. Она посмотрела на мужчину не менее яростным взглядом, каким одарила своего уже мертвого родственника. Молча кивнув, она дрожащей от напряжения ладонью снова схватилась за волосы Ичиро. Мэйуми качнуло, но она с легкостью сохранила равновесие. Мадара посмотрел на неё ещё более хмурым взглядом. Ей хотелось ответить, что всё в порядке, но челюсть и язык словно отказывались подчиняться хозяйке. Может это было результатом долгого пребывания на холоде, или всё же прожитого стресса, сказать было трудно. - Позже тебя осмотрит лекарь Мужчина сократил расстояние между ними до нескольких сантиметров, затем нагнулся так, чтобы смотреть ей ей прямо в глаза. - Я исполнил свою часть сделки, теперь же, время исполнять тебе свою. Бледная, испачканная в крови, с отрубленной головой родственника, Мэйуми в сопровождении Мадары и его людей проследовали в центр деревни, куда предусмотрительно собрали большую половину жителей. Дальше для неё всё происходило как во сне. Кто-то из старейшин деревни уже распинался о чудесном возвращении единственной законной наследницы, о её не менее чудесном спасении благороднейшими из кланов, и о том, как эти благодетели освободили их от власти узурпатора. Мэй хотелось рассмеяться от всей этой лжи, ей тошнило от лжи, и от того, что один узурпатор сменяется другим. И лишь мысль о том, что это первая, хоть какая-то её победа в её отмщении, дала ей силы немногословно заявить о себе. - Я- Мэйуми Ибури, дочь Сатоши Ибури. Единственная законная наследница своего отца, говорю вам, моему народу, что смерть моих родных отмщена,- она подняла руку с отрубленной головой перед собой, во всеувидение многочисленной толпы,- и будучи женой Мадары Учиха, отдаю во власть ему себя, свой народ и деревню. Он замечал редкие кивки голов, другие же переглядывались и перешептываясь присоединялись к рядам принявших нужное ему решение. Мадара прекрасно знал, что они не устоят: тут и святая месть, соблюдение законов наследования власти и её передаче от женщины к мужчине. С каждой секундой ледяной ветер усиливался, но он лишь распалял разбушевавшийся огонь внутри Мадары. Он криво, но довольно ухмыльнулся. Его распирало от этого запаха витающего в воздухе: кровь, повиновение и власть. Что ж, очередной шаг в борьбе за власть и влияние сделан, и Мадара был уверен- он станет тем, о котором будут знать даже почившие предки. *** Обтерев руки влажным полотенцем, Ро-сан уже выработанным, механическим движением выудил из внутреннего кармана антисептик собственного изготовление и протер руки, вплоть до локтей. Платок на его лбу впитал в себя влагу, и теперь, ветер из приоткрытого сёдзи неприятно обдувал влажную кожу головы. Но надо отметить, что мужчина вспотел не столько от процесса работы, сколько от угрожающей фигуры Мадары в углу комнаты. Глава клана давил на него не только своей тяжелой аурой, пристальным вниманием, но и своим присутствием в целом. С ним тяжело иметь дело, никогда не знаешь какие последствия будут иметь твои слова. Но Ро-сан был лекарем, и поэтому понимал, что бы там ни было, кто бы перед ним не стоял, он как врачеватель не имеет права говорить ложь во избежание чужого недовольства или гнева. Поэтому отступив от прикроватного столика Госпожи, он подошел к Учиха и поклонившись сказал господину как есть- помимо постоянного нервного напряжения, блокированная чакра не стабильна. Она будто пытается вырваться, повреждая тенкецу, влияя на организм девушки не самым лучшим способом. - То есть, шаринган на ней я использовать не смогу,- это скорее было озвучивание факта , чем вопросом, но пожилой мужчина решил подтвердить догадку. - Да, Господин, исключено. Воздействие шарингана увеличит внутреннее давление в сосудах, что может привести к летальному исходу. Поджав губы, лекарь продолжил. - Для организма, предрасположенного природой вырабатывать и преобразовывать энергию, любой искусственный барьер- противоестественен. Организм борется, что влечет за собой последствия. Снятие печати влечет за собой множество сложностей, а именно ослабление контроля над женой. Слишком много мороки... Но лишь один вопрос показался Мадаре наиболее серьезным, и лишь ответ на него станет решающим в принятии решения. - Возможно ли, что печать препятствует зачатию? Ро кивнул - Вполне вероятно, Господин. Мадара глубоко вздохнул, приняв решение за долю секунды. Ему нужен наследник. До ужаса необходим для решения множества вопросов, в том числе и укреплении собственной власти в Хачо-мура. К тому же, это привяжет Мэйуми к нему еще больше. не говоря о том, что восстановив здоровье, он с легкостью сможет использовать на ней силу своих глаз. Через три дня, на созванном совете, Мадара объявит, что он, как и его супруга возвращаются в Коноху, а временно исполняющим обязанности лидера, будет его брат. Для Изуны это было неожиданно настолько, что в смешанных чувствах он не мог сразу определиться рад ли он такому повороту. С одной стороны -это честь, повышение его статуса в глазах всего клана и брата, которого Изуна боялся подвести больше всего на свете. А с другой стороны, он снова лишался того, чего жаждал долгое время, и получил совсем недавно. Это было до тягучей истомы приятно, остро , и до катастрофического ужаса неправильно. Изуна подавил дрожь собственного тела от воспоминаний, приказывая самому себе взять себя в руки и продолжить бороться со своими пороками. Сделав пять уверенных шагов, он принял из рук брата официальный свиток со своим назначение наместника. *** После её появления на площади родной деревни, Мэйуми возвратилась в родительский дом. Но у самого порога, чувства ее покинули. Она очнулась лишь поздней ночью. Даже в полумраке она узнала родные стены, хоть и гостевой комнаты. На долю секунды, в её сознании промелькнула жалкая надежда на то, что все события до этого самого момента были лишь ночным кошмаром. Но её одежда с гербом клана Учиха, аккуратно сложенная у ее подушки, быстро потушила огонёк надежды. Накинув на себя шёлковый халат, Ибури до самого рассвета бродила по дому. Теряясь во времени, она придавалась воспоминаниям и нескончаемому потоку горестных слез в каждой из комнат и закоулках их дома. Особо тяжело пришлось в комнате, где она видела мать с малышами, в том самом полусне- полувидении. Дом, чей запах теперь смешался с металлическим запахом крови, могильным холодом и горестным послевкусием. Первые лучи солнца настигли её в одном из пролетов коридора. Мэйуми резко остановилась, обратив внимание на золотистую ткань, явно что-то скрывающую за собой. Грубо отдернув ткань, которая была закреплена мелкими иголками девушка прикрыла глаза поддаваясь вперед. Упираясь лбом в плотную ткань спрятанного гобелена, она тяжело дышала. Это был подарок клана Кисато, экзотика не только для Хачо-муро, но и для самой страны Огня- гобелен, на котором были вышиты образы всей её семьи. Когда-то полной. Некогда счастливой. Три последующих дня пролетели с невероятной скоростью. Всё это время она думала о своей дальнейшей судьбе. Вариантов было завидное множество. Основная загвоздка, которая вызывала резонанс, состояла в том, что Мадара получил что хотел- власть в горной деревне. Какая-то часть в ней заговорчески шептала, что она, по сути, ему уже и не нужна. Да, существовало много нюансов, например, было бы крайне подозрительно, если только передавшая власть наследница погибает при загадочных обстоятельствах, или смерть наступает во сне. С другой стороны, более рациональная часть Мэйуми прекрасно понимала, Мадаре незачем от неё избавляться. По крайней мере пока. Ему, как минимум, нужно укреплять позиции тут, и установить какие-никакие отношения с некоторыми кланами по ту сторону моря. А в этом, помимо, самих усилий Учиха, ему, собственно нужна и Ибури. Следовательно, у Мэй был, как минимум год-три для укрепления собственных позиций и достижения личных целей. Но и тут, она понимала всю шаткость положения, в основной мере из-за отсутствия наследника. Девушка поморщилась, и отпила уже давно остывший чай. У неё не было ни малейшего желания носить под сердцем ребенка от Мадары. Но его отсутствие обещало ещё больше неприятных последствий. Облизнув губы, Мэй откинулась на высокие подушки, пробегая взглядом по виду за окном. Погода была ясная, но в воздухе все ещё чувствовался отступающий морозный воздух. Молодая девушка усмехнулась. Она находила своё состояние трагичным и забавным одновременно. Раньше, она скептически относилась к людям, которые испытывали пограничное чувство между двух: то хотели чего-то, то нет, то не знали что испытывают. Теперь же, она сама оказалась в таком состоянии. Она жаждала оказаться дома, а теперь, сидя в одной из комнат, хочет ли оставаться здесь дольше положенного. В глубине души, Мэйуми казалось, что теперь она нигде не сможет чувствовать себя как дома, потому что, по сути, теперь у неё ни дома, ни хотя бы одной родной души на этом свете. Она хотела найти хотя бы Шуи. Но... Они не пожалели даже ребенка в её утробе. Ибури тяжело выдохнула прикрывая глаза, пытаясь унять рвущиеся наружу слёзы. К счастью или нет, позже, во время обеда, Мадара явился в библиотеку, где Мэйуми искала что-то среди полок. — Завтра на рассвете мы возвращаемся в Коноху, подготовься. Не отрывая скользящего взгляда от полок, она решила узнать лишь одно: - Что будет с моими людьми. Учиха подавил желание оставить её вопрос без ответа, но решил проявить милость. — Изуна позаботится о них. Ничто и никто в деревне, принадлежащей нам не пострадает. Это был вполне исчерпывающий ответ, убивающий двух зайцев: ответ на вопрос и напоминание о том, что теперь всё принадлежит ему. Мэй это понимала, и легко распознала этот его символичный жест лояльности. Скользнув языком по губам, она покивала в знак того, что услышала и всё поняла. Мужчина обернулся, но прежде чем пересечь сёдзи, у выхода, повернул голову, поймав взглядом её напряженно- разбитую фигуру, сказал: — Лекари считаю, что одна из печатей препятствует зачатию, поэтому, по возвращению, её снимут. По телу прошлась волнительная дрожь. Чакра. Она снова сможет ей пользоваться. *** Бару шел к главным воротам клана. Пару минут назад, один из шиноби доложил о том, что глава клана с отрядом приближаются к деревне. Первый советник мог и не спешить, но если говорить откровенно, новости были немного волнительные, и он хотел, чтобы Мадара был к ним готов до того как войдет в дом, или встретит кого-то по дороге. Как и полагается, он встретил своего господина уважительным поклоном, и получив в ответ такое же проявление уважения, они опустили формальности, поздоровавшись по римски- обхватывая предплечья друг друга. — Снова, примите мои поздравления с очередной победой, Мадара-сама. Сын Таджимы кивнул в знак благодарности со сдержанной полуулыбкой на лице. — Вижу, помимо поздравлений у тебя есть что мне сообщить. Бару усмехнулся — Как и всегда, господин. Старейшины крайне недовольны, сами понимаете чем. — Естественно,- тут же ответил Мадара — И ещё кое-что… Наоки-сан беременна. Подтверждено всеми клановыми лекарями.