Stay close

      Кайгаку оставил Тору наедине с Узуем и его приходящей в себя супругой, — благодарил тот действительно ярко, и ужин, благодаря состоявшейся договоренности с сестрицей, они теперь в конце миссии определённо получат, но… наблюдать за чужими нежностями владелец дыхания Грома не собирался. Потому, дабы убить время, решил взглянуть на то, как продвигаются дела у его кохая.              Всё же, как бы ни было прискорбно это осознавать, но после того, что Рен сделала с его лицом, — ещё и подмигнула ему так ехидно, зараза, — он не мог спокойно на него смотреть. Да и Тору был хорош. Ведь старший мечник тоже не собирался отказываться от поддразниваний. Словно вгонять его в краску было забавно. Впрочем… брат позволял себе это не так уж и часто, и только сейчас, находясь в Квартале Красных Фонарей, не переставая подшучивал, вспоминая тот чёртов разговор в онсэне. Если бы он делал это чаще, Кайгаку определённо уже попытался бы его треснуть. Но у шуточек старшего были свои последствия.              Младший ученик теперь занимал определённую долю его мыслей, и, с подначивания брата… представал определённо не в том ключе, в котором ему следовало бы думать о младшем ученике Джигоро. Потому мечник с магатамой и явился на порог борделя. Проверить, всё ли в порядке. И убедиться, что Агацума его по-прежнему бесит.              Только, как оказалось, прибыл он весьма вовремя. Потому что в первый же день, а точнее ночь, несколько мужчин уже заинтересовались светловолосой новенькой девочкой и хотели быть её первыми клиентами. И это уже было проблемой, ведь было и без того понятно, чего хотели от Зеницу эти люди. И это уже определенно грозило им разоблачением. Всё-таки, при всей внешней похожести, — Рен нарисовала действительно красивое лицо, стоило отдать ей должное, пусть сейчас это и было скорее минусом, чем плюсом, — Зеницу не был девушкой. И Кайгаку прекрасно знал, что под слоями ткани скрывается сильное, худое тело, а совсем не то, чего обычно ожидают от девушки, придя в подобное место. Впрочем… ему, так или иначе, стоило вмешаться, пока весь план Узуя не пошёл через одно место.              Кайгаку злобно зарычал, проходя мимо других посетителей сего заведения. Всё- таки ему придётся оставить в этом квартале не малую сумму. И причина этого его невероятно злила. И, стоило заметить, его поведение определенно отпугивало других гостей. Всё же, крайне раздраженный человек мало внушал доверие, как и его недобрый взгляд, и если работницы дома вынуждены были иметь с этим дело, другие люди предпочитают ретироваться.              Когда Кайгаку озвучил свои желания, выложив деньги, ему не посмели перечить. Никто не хотел вызывать гнев другого человека, особенно того, кто и так вёл себя агрессивно. Впрочем, своё громовой охотник получил, а чужое мнение о себе, его никогда не волновало.        — Прошу, проходите, — его ведут по коридорам к приватным комнатам.              Кайгаку кивает, мысленно отмечая, что младшему отвели совсем не плохое место, а уже скоро оказывается в нужном ему помещении, и слышит знакомое громкое восклицание.        — Ты?!              Кайгаку на это только фыркает и закатывает глаза. Реакция младшего ученика не является для него неожиданностью. Однако, он предпочёл бы, чтобы Зеницу молчал и играл роль.        — Ты должен был узнать меня ещё до того, как я появился. Что тебя удивляет?        — Почему ты сюда пришёл? — задают встречный вопрос, скрещивая руки на грудной клетке. Словно бы Зеницу был не в курсе устроенных торгов. Или снова прикидывался дураком.              Поднос с фруктами, пара пиал и бутыль с саке, стояли на низком столике.        — Потому что там была практически целая битва за твой зад. И ты знаешь, каких услуг от тебя бы потребовали, не будь дураком.        — Ах да, и ты решил благородно меня спасти, — Зеницу закатил глаза к потолку, однако в следующее мгновение уже фыркнул, успокаиваясь. — Спасибо. Прости. Просто меня это всё несколько нервирует. И ты даже не представляешь, какая тут какофония стоит даже днём.        — Выяснил что-нибудь? — интересуется Кайгаку и принимается расстёгивать пуговицы.        — Хозяйка этого дома была убита. Говорят, что она выпала из окна, но на деле — люди так не падают. Её вытолкнули, приложив немалую силу, — светловолосый юноша плавно пожал плечами, как специально придерживаясь образа тогда, когда это не было нужно. — До этого она была очень зла на некую ойран Варабихиме. Хозяин тоже побаивается, что странно, ведь это ойран его дома. В любом случае, я её ещё не видел… — взгляд перевели на Кайгаку, после чего глаза Агацумы смешно округлились. — Ты что делаешь?!              Полноправный преемник дыхания Грома фыркает, поднимая на младшего насмешливый взгляд.        — Раздеваюсь. Если ты ещё не понял, то я заплатил за всё, что здесь находится, включая тебя. Так что имею полное право, как минимум, отдохнуть до рассвета, — пиджак формы небрежно бросили рядом с аккуратно снятым тёмным хаори. — Едва ли ты сможешь меня развлечь. Из тебя бы даже куртизанки толковой не вышло.        — Какая грубость, — юноша в женских одеждах морщит лицо.        — Простая констатация факта, — откликнулся Кайгаку, расслабленно располагаясь рядом с блюдом с фруктами. Наливая себе саке, столь любезно оставленное тем, кто готовил комнату. — Или хочешь попытаться доказать обратное?        — Ещё чего. — Зеницу фыркает и воротит нос.        — Я не собираюсь выслушивать твоё унылое нытьё, — ухмыляется тёмный мечник, парадируя манеру хашира Звука говорить. Поднимает пиалу с алкоголем и делает небольшой глоток, закусывая кусочком фрукта. — Радуйся, что тебя навестил я, а не кто-то другой.        — Не парадируй этого извращенца, он отвратителен, — шипит замаскированный юноша. И признаться, во всей этой одежде и с макияжем, он выглядит и воспринимается иначе.              Тем не менее Кайгаку все равно фыркает и закатывает глаза.        — Не тебе мне указывать        — Ну да, всё как обычно, — ворчит Зеницу, подбираясь ближе к своему «аники», садясь рядом с ним. Кивает на бутыль. — Поделишься?        — Зависит от того, что я за это получу, — темноволосый юноша щурится.        — Мм… я знаю, что тебе нравится, как я делаю массаж, — после секундной заминки предлагает светловолосый мечник, улыбаясь чужому прищуру. Улыбаясь и слегка наклоняя голову, обнажая шею. — Лучше меня тебя никто не разомнёт, ты же знаешь.              Кайгаку морщит лоб, словно обдумывает предложение. И вскоре кивает.        — Это сделка.        — Ты сам захотел получить что-то взамен, — улыбка становится только шире. — Но сначала — моё саке.              Владелец дыхания Грома пожимает плечами и наливает «девушке» горячительный напиток, после Зеницу усмехается, и первым поднимает пиалу с саке, предлагая тост, который, на самом деле, действительно подходит этой ситуации, как нельзя лучше.        — За то, что мы ещё живы?        — За то что мы живы, — соглашается носите магатамы.              Тихий стук соприкоснувшихся пиал, и светловолосый юноша первым опустошает свою, не отводя взгляда от шеи и ключиц старшего. Пользуется возможностью осмотреть все изменения, пока они настолько рядом и только вдвоём, и даже не скандалят. Кайгаку стал гораздо сильнее с их последней встречи.        — Так, как прошли ваши поиски? — спрашивает Агацума, опуская пиалу на столик, и тянясь за кусочком фрукта. Он помнил, что Кайгаку и его старший брат должны были быть в бедных районах, и ему любопытно.              Вкус хорошего алкоголя остаётся на языке. Постепенно становится теплее внутри. И, на самом деле, он пьёт не так часто. Но Зеницу не хотел, чтобы аники воспринимал его ребёнком.        — Продуктивно. Тору повезло найти цель раньше, так что одна из жен хашира теперь в безопасности.        — Тогда за успешно продвигающуюся миссию? — хмыкает младший, наблюдая за тем, как старший ученик разливает саке.        — Не буду отказываться, — улыбается молодой человек.              Когда Зеницу так выглядит, и ведёт себя настолько спокойно, он его даже не раздражает. Так что посуда вновь соприкасается в очередном тосте, и какое-то время после они разговаривают. Просто говорят о разной мало значимой ерунде, или о собственных миссиях, но не касаясь тяжёлых моментов. А после Кайгаку вспоминает о сделке, и поводит плечами, напоминая.        — Кое-кто обещал мне массаж.        — Да, конечно, — Зеницу кивает и немного краснеет. Они выпили уже немало алкоголя.              Однако, по Кайгаку нельзя было сказать, что ему как-то слишком весело или нехорошо, в то время как он сам… приятное тепло согревало изнутри, и сейчас старший казался даже более мужественным, чем обычно. Он встаёт из-за стола, подходит ближе к своему брату по оружию. Пробегает кончиками пальцев по его плечам, пока что просто очерчивая контур мышц. И сам не замечает, как всё-таки выдаёт то, что крутится у него на голове.        — Какой ты всё-таки красивый. Такой сильный, — Агацума щёлкает языком, давит на плечи. Он точно знает, куда и как нажать, с какой силой надавить, чтобы ему было хорошо. — Сколько не тренируюсь, а такого результата всё равно достичь не могу. Прямо зависть берёт.              Кайгаку мычит под прикосновениями. Комплименты младшего согревают, так же как и массаж. Всё-таки, это действие было по-настоящему приятным, Агацума и в самом деле знал, как лучше всего размять его. Ещё со времён ученичества, как бы они не конфликтовали время от времени.              Но когда Зеницу ласково запустил пальцы в его волосы, нежно массируя кожу головы, прикасаясь губами к ушной раковине, темноволосый мечник вздрогнул и удивленно распахнул глаза. Вторая рука младшего кончиками пальцев пробежалась по его плечам, спускаясь к грудной клетке. Конечно, это всё ещё было приятным, тупые ногти чесали затылок, от чего по спине пробежалась холодная дрожь. Но движение другой руки, как минимум, настораживало.              Ладонь блуждает по его телу, ложится на его грудную клетку. Губы сдавили его ухо, оставляя след помады, пальцы коснулись сосков.        — Ты уже твёрдый.              Кайгаку в очередной раз вздрагивает.        — Чёрт возьми, Зеницу, тебе лучше следить за своим языком        — Неужели? — в голосе определённо слышится улыбка. Пусть одетый как работница публичного дома, мальчишка и уверенно держится на ногах, он совершенно точно пьян, потому едва ли собирается отставать, продолжая дразнить. — А мне кажется, что тебе нравится.              Пальцы обводят сосок. Следующий поцелуй, уже куда более наглый, приходится на шею, чуть пониже уха, после чего по его ушной раковине проходятся языком. Вторая рука всё ещё ласково массирует голову, в то время как первая так и лежит на грудной клетке мечника.        — Ты не умеешь пить, — фыркает Кайгаку и слегка дёргает плечом. Поворачивает голову и встречается взглядом со своим кохаем. Только вот из-за макияжа отбросить другого мальчишку не так уж и хочется.        — Разве это важно?.. — тот смеётся, наклоняясь ближе к старшему, замирая совсем близко от его губ. — Нам обоим хорошо. И ты сам сказал, что из меня даже ойран не выйдет, аники.              От светловолосого охотника пахнет алкоголем, какими-то духами и фруктами. Он кладёт обе ладони ему на плечи, открывая вид на беззащитную шею. Из такого положения открывается отличный вид на скрытые под одеждой ключицы.              Это определённо была провокация.              А Кайгаку… он не из тех, кто сдерживается или беспокоится о чужом мнении. И, раз уж Зеницу столь сильно напрашивался на внимание, он мог позволить себе распустить руки. Сильнее, чем когда-либо прежде.              Младший ученик Джигоро и пискнуть не успел, как его схватили за волосы, притягивая ближе к себе, утягивая в поцелуй. От неожиданности ладони соскользнули с его плеч, и на него практически упали, но это едва ли было проблемой для Кайгаку, который второй рукой цепко вцепился в ткань яркого кимоно на груди младшего — он предупреждал Агацуму, чтобы тот держал себя в рамках, но теперь он не собирался его отпускать. Когда же жёсткий поцелуй пришлось прервать, дабы перевести дыхание, на глазах Зеницу можно было увидеть капельки, слез что собирались в уголках. Только юноша быстро сморгнул их и облизнулся. Руки вновь поднялись и легли на грудь старшего охотника.        — Похоже, ты меня всё-таки любишь, аники.        — Ты определённо напрашиваешься, — откликается Кайгаку. Он не отрицает озвученного, но и не соглашается, разглядывая лицо младшего. — Снимай кимоно. И не вздумай жаловаться после, Зеницу.        — М… не-а. — Юноша фыркает, но не пытается отпрянуть.        — Тогда никаких рук, — ухмылка. Бровь вскидывают. — Тебе, очевидно, нравится меня лапать. Не позволять мне даже взглянуть. Как жестоко с твоей стороны.        — Мне тоже хочется вести себя жёстко, — ухмыляется Зеницу и прищуривает глаза. Хотя это куда сильнее похоже на томный взгляд.        — Как двусмысленно… и неосторожно с твоей стороны. — Владелец дыхания Грома медленно разжимает хватку на ткани чужого кимоно, ведь от него не пытаются убежать. — Не советую тебе проверять границы моего терпения, Зеницу.              Пальцы цепляют его подбородок, слегка приподнимают, оголяя шею. Темноволосый мечник наклоняется, словно бы для очередного поцелуя, но вместо этого опускается к шее младшего. Мурашки толпой пробегают по бледной коже, когда Кайгаку прикасается к ней губами, проходится языком. Посасывает и отпускает, лишь для того, чтобы вновь приникнуть губами к шее, заставляя Агацуму ерзать от непривычных ощущений.        — Разве… разве у тебя вообще есть терпение? — тихо хихикает Зеницу. Его руки всё ещё сжимают грудь темноволосого юноши. Словно хватку едва ли хотели ослаблять.        — Самая малость. И ты его окончательно потратил, поэтому, — языком прошлись по свежим засосам на бледной шее. — Теперь я тебя не отпущу.              Зеницу определённо чувствовал, что сидит на чём-то твёрдом, и если бы ситуация была иной — он бы определённо попытался бы лягнуть, укусить, сбежать. Обозвал бы Кайгаку извращенцем и сам бы держался от него подальше. Но сейчас ему было хорошо, тепло. Даже жарко. И хотелось попробовать что-нибудь новенькое, из того, чем обычно занимаются взрослые. В конце-концов, было упрямое желание доказать, что он уже не ребёнок, и чего-то стоит.              Ткань яркого кимоно потянули, оголяя ключицы и плечи, а в следующий миг… укус. И сразу за этим очередной поцелуй, скольжение языка по следу собственных зубов. Кайгаку прикусил ему ключицу, словно бы помечая, как собственность, и потянул за пояс его наряда, развязывая. Зеницу прикрывает глаза и слегка закусывает губу. Чувства тут же сосредотачиваются на действиях старшего юноши, от чего по позвоночнику пробегает дрожь. Одна рука продолжает ласкать накаченную грудь, в то время как другая начинает медленно спускаться. Он прекрасно осознаёт, что происходит прямо сейчас, и не собирается убегать. Как и оставаться безучастным, ведь удовольствие должно было быть обоюдным, даже если где-то на краю сознания что-то панически вопит о том, что до этого не должно было дойти.              Кимоно, стоит развязать пояс, уже ничего не держит, а под ним — нет никакой одежды, кроме нижнего белья. Шаловливые пальчики младшего в этой время расстёгивать пояс и тянут за узел фундоси. Кайгаку ухмыляется, поднимая голову, дабы вновь оказаться на одном уровне с лицом младшего, и вновь целует, также горячо, жадно, посасывая нижнюю губу и вынуждая ответить взаимностью. А после Зеницу подхватывают под бёдра, и поднимают на руки, дабы вместе со своей ношей переместиться на футон. Светловолосый мальчишка пищит в губы и крепко обнимает большую фигуру руками и ногами. Он не хочет свалиться на пол, однако, несмотря на количество выпитого, Кайгаку уверенно держится на ногах, и они быстро добираются до постели. А сразу после того, как младшего укладывают на спину, поцелуй разрывают.              Лишь для того, чтобы избавиться от штанов и белья, и теперь Агацума может быть уверенным в своём раннем предположении. Его аники возбужден, и хочет именно его, и, пожалуй, если бы не алкоголь, Зеницу мог бы смутиться. Но сейчас он лишь приветствовал это откровение. Тем более, что к ним никто не должен был войти, следовательно, совершенно нечего было смущаться. К тому же, пусть он и видел Кайгаку голым прежде, он впервые видел его с подобного ракурса. И, если бы он не умел хотя бы немного сдерживать свою натуру, у него определенно потекли бы слюни от этого вида.        — Кто бы мог подумать, что в твоей голове столько грязных мыслей, цыплёнок, — фыркнул Кайгаку, оценив выражение лица младшего.              И, стоило полноправному преемнику дыхания Грома нависнуть над ним, как младший мечник тут же подтянулся выше, дабы обвить руками его шею.        — Фу, какая не впечатляющая кличка, — фыркает Зеницу и облизывается, смачивая губы. Он переносит вес на одну из своих рук, чтобы иметь возможность опустить вторую, пробегаясь пальцами по груди и боку старшего брата по оружию.        — Впечатляющую кличку ещё нужно заслужить, — ухмыляется старший, и светловолосый парнишка чувствует тепло его дыхания. А после Кайгаку кусает его плечо, в то время как обе ладони исследуют податливое тело.              Складывалось ощущение, что Кайгаку собирался его просто съесть. Болезненный укус оставил следы зубов на чувствительной коже. Но Зеницу не собирался позволять ему так просто хозяйничать со своим телом, ведь он действительно хотел участвовать в процессе, а не просто терпеть грубые ласки. Потому он вцепился ногтями в спину брата, открывая шею для череды новых поцелуев, которые наверняка расцветут тёмными пятнами засосов с рассветом, давая всем и каждому оценить, что он был не один ночью. Но прямо сейчас это совершенно не заботило, ведь Агацума чувствовал приятный жар внутри, дрожь возбуждения, что пробегалась по телу, скручивалась внутри в тугой узел, в ожидании. Но чего он не ожидал, так это того, что грубая ладонь Кайгаку ласково погладит его по лицу, лишь для того, чтобы запустить в его рот пальцы.              В какой-то степени, это даже застало врасплох, но от пальцев Кайгаку пахло саке и фруктами, словно бы сок и алкоголь впитались в кожу. Потому Зеницу разомкнул рот шире, посасывая их и облизывая, едва ли соображая, что делает. Но, по большей части, это было неважно, ведь Кайгаку только приглушённо фыркнул у него над ухом, обжигая ушную раковину своим дыханием. Горячим и возбуждённым.        — Хороший цыплёнок. Теперь не дёргайся слишком сильно, мы переходим к самому интересному.              Протестов не было. Зеницу разве что бормочет что-то о том, что его аники самый красивый, и что он рад быть с ним, что наверняка тешет самолюбие старшего. Неважно. Сейчас, когда им обоим хорошо, он был готов на самые разные эксперименты.