***
Они оказались вновь в лесу, но уже в ином: ели сменились на многовековые дубы с торчащими корнями из-под земли, кусты казались в этой местности редкостью, а где-то и вовсе открывали видимость пространства вглубь леса на километры вперёд. Долохов держал на плече раненого Эйвери, закинув его руку к себе на шею, ещё двое мужчин так же попарно держали других покалеченных товарищей. Лишь один Повелитель был полностью освобождён от груза. Антонину потребовалось немало усилий, чтобы повернуться на сто восемьдесят градусов, чуть прихрамывая, пытаясь не уронить союзника со своего плеча. Остальные последовали его примеру. Их рты приоткрылись от изумления. Перед ними предстал огромный дом, возведённый в глуши, вызывающий самые необычные ассоциации. В нём было несколько этажей, заключённых в особый мир со своими историей, законами и тайнами. Постройка имела достаточно ассиметричный вид. Строение невольно поражало своими масштабами и необычностью архитектурных элементов. Его корпус был выложен фасадной плиткой грязно-розового цвета, что, пожалуй, было единственным указателем на древность конструкции. Крыша особняка завершалась вытянутым фронтоном, треугольное поле которого украшало тёмное дерево. Главный вход в сооружение находился в самом центре, между двумя колоннами цвета слоновой кости, разместившимися на грандиозных пьедесталах. Роскошная дверь была сделана из массива дерева. Трава вокруг была блёклой, словно неживой. При первом взгляде можно было усомниться в наличии жильцов у этого особняка, однако при повторном рассмотрении горящий свет в окнах первого этажа доказывал обратное. Впрочем, им уже скоро предстояло в этом убедиться. Дверь со скрипом, способным оглушить всю округу, открылась. Из неё вылетела разгневанная девушка, держа вытянутой рукой палочку перед собой. Она быстрым и уверенным шагом сокращала расстояние между собой и визитёрами, что оказались на её лужайке без приглашения. Хозяйка пыталась казаться невозмутимой, но оскал зубов выдавал её ярость и напряжение. Вскоре настоящие эмоции одержали победу: брови устремились к центру лица, стягивая кожу лба, образуя на переносице характерное утолщение; нависшие брови заставили глаза сузиться, придавая им угловатую заострённую форму, фиксируясь на источнике злости своей обладательницы; губы были немного сжаты. — Кто вы такие?! Что вы забыли на моей территории?! — громко крикнула девушка свирепым и требовательным голосом, переводя палочку с одного на другого. Незваные гости в подавляющем большинстве ответили на гостеприимство дамы: их палочки были направлены в её сторону. Даже Нотт, висевший на приятеле, попытался поддержать сию защиту. Он выглядел, пожалуй, хуже всех: его одежда была сильно потрёпана, а из уже искривлённой ноги торчала кость. — Лиззи, это я, — Антонин робко подал голос. Он с плохо скрываемым стыдом смотрел на яростную женщину, что наставляла на него палочку. Долохов несколько раз поправил сползавшее тело Эйвери, повисшего на нём, как бы отвлекая внимание от своего лица. Глаза мужчины смущённо бегали из стороны в сторону: он старался избегать прямого зрительного контакта с собеседницей. Её эмоции сменились: в них можно было различить смесь отвращения с презрением. Молодая особа слегка откинула голову, из-за чего подбородок поднялся чуть выше, уподобляясь сморщенному носу. Ей потребовалось ещё несколько секунд, чтобы принять решение, и вскоре волшебница опустила палочку, как и все участники молчаливого противостояния. Бегло осмотрев непрошеных гостей, она отошла в сторону, как бы приглашая их войти внутрь. Девушка оказалась у двери, придерживая её, чтобы открыть проход как можно шире. — Аккуратнее с моими персидскими коврами! — вдогонку прикрикивала заходившим хозяйка. Хоть она и пыталась выражать гнев, но голова её была низко опущена от глубоких размышлений, в которых погрязла ведьма. Из транса девушку вывели медленные шаги, что заставляли старую лестницу отзываться скрипом. Лиз подняла голову и встретилась глазами с молодым человеком, который так бестактно изучал её. Его взгляд был холодным, но в то же время внимательным. Когда ноги юноши перешагнули порог окончательно, волшебница ещё раз взглянула в пустоту своего двора тревожным взглядом и захлопнула дверь. На удивление внутренняя часть особняка была обустроена с куда большей современностью, чем наружная. Убранство апартаментов поражало своими высокими потолками, изящными линиями и декоративными элементами. В зале было достаточно много мебели. Помимо мягкого дивана, на котором наверняка было удобно греться у камина, располагались несколько удобных кресел изумрудного цвета. Вдоль границ помещения стояли деревянные шкафы, заполненные старинными книгами. Стены были перегружены портретами с «живыми» изображениями, которые с большим интересом изучали и обсуждали пришедших гостей. Из гостиной открывался вид на широкую лестницу, что находилась в самом углу. По другую сторону зала закрепились двойные двери, ведущие к столовой для приёмов посетителей. Перед диваном на ковёр, за который так переживала Элизабет, положили троих мужчин. Остальные толпились рядом, осматривая обеспокоенным взглядом их повреждения. Нотт опирался локтями на диван, расположившись в полусидячем положении на полу. Одна нога была выставлена вперёд, торчащая малоберцовая кость выглядывала из-под порванных брюк. Эйвери лежал с закрытыми глазами и не реагировал на внешние раздражители. Лишь иногда мускулы на его лице вздрагивали от боли. Третий мужчина перекатывался из стороны в сторону, вскрикивая. Он придерживал правую руку, которая практически полностью была лишена кожи и издавала странные звуки в виде шипения. Лиз опустилась на колени перед ранеными, оценивая их состояние. — Его расщепило, — тихо выдала своё заключение девушка и повернула голову в сторону лестницы. — Эрни, Берни. В помещении материализовались два эльфа, удивительно похожих друг на друга. Главное их отличие было в том, что одежда одного была белого цвета, а другого — грязно-серого. — Крововосполняющее, эликсир доктора Летто, рябиновый отвар, противоожоговую мазь, экстракт бадьяна, зелье пробуждения и, пожалуй, бодроперцовое зелье. Быстро! — отдала приказ девушка своим эльфам-помощникам, которые исчезли так же стремительно, как и появились. Прошло не более полминуты, когда они вновь явились, держа в руках небольшую сумку. Домовики поспешили отдать хозяйке всё, что было приказано принести. Та схватила, даже не обернувшись, и принялась рыскать в сумке на ощупь. Достав одну из склянок, она подняла её на уровень глаз, быстро прочитала название, удостоверившись в правильности выбора, и подползла к тому мужчине, кому поставила диагноз «расщепление». — Сначала ты, — бодрым голосом сказала Лиззи и принялась неспешно выливать зелье на всю поверхность раны, совершенно не обращая внимания на крики пациента. Рана начала покрываться розовой от крови пеной, но постепенно раненая кожа начала грубеть, образуя корку. Этого было достаточно, чтобы целительница дёрнула головой в сторону своих подчинённых, давая знак, чтобы те оттащили больного подальше от её «процедурной». Мужчина исчез из огромного зала в компании двух шустрых эльфов. Тем потребовалось некоторое время, чтобы вернуться уже без него и ждать новых указаний. Этого короткого промежутка хватило, чтобы Лиззи могла приблизиться к Нотту, который уже успел серьёзно побледнеть то ли от потерянной крови, то ли от вида кости, торчавшей из его ноги. Снова кивок головой. Два эльфа оказались за спиной мужчины, расположившегося на диване: они удерживали его за руки, сковав движения, и каким-то образом успели засунуть ему в рот ремень, который выполнял функцию кляпа. Элизабет достала из рукава палочку и наставила её на торчащую кость, поставив хозяина перед фактом: — Будет очень больно! Эпискеи. Свет из палочки «вылился» на ранение — кость начала возвращаться на место, создавая жуткий скрежет, походивший на перетаскивание тяжёлого дивана по ветхому деревянному полу. Нотт сильно зажмурил глаза, впиваясь зубами в заботливо вставленный в рот самодельный кляп. Костяшки пальцев страдальца побелели от сжимания края дивана. Домовикам вдвоём еле удавалось удерживать сильного мужчину. Вскоре кончик палочки потух, девушка опустила её и снова кинулась к сумке, откуда достала очередную склянку с зельем. Обильно вылив содержимое на ещё незатянувшуюся рану, Элизабет оценила свою работу. Одобрительно кивнув самой себе, целительница достала другой эликсир и протянула его прямо в руки волшебнику, приказав пить. Нотт резко выплюнул ремень изо рта, на котором теперь красовались отметины от его зубов. Мужчина скривился в недоверчивой ухмылке, но, бросив взгляд на решительно настроенную молодую особу, двумя глотками опустошил сосуд. Очередной кивок головы — очередной исчезнувший пациент в неизвестном направлении. Казалось, что между хозяйкой и её домовиками установлена прочная нерушимая связь. Всё происходило под пристальным вниманием четырёх пар глаз, но, кажется, девушку это не сильно волновало. Эйвери вызывал куда большее беспокойство. Одежда на нём медленно плавилась от прикосновения с кожей своего обладателя. Молодой человек так и не пришёл в сознание — лишь изредка корчился от боли, что сопровождалось вздрагиваниями его руки, лежавшими вдоль тела. Элизабет дотронулась тыльной стороной ладони до лба юноши. Брови девушки приподнялись, а уголки губ опустились вниз. Убрав руку, она вновь достала палочку и направила древко на то, что когда-то было рубашкой. — Диффиндо, — зелёный луч разрезал остатки ненужной одежды. Перед наблюдателями предстала ужасная картина: на отдельных участках груди и живота волшебника образовались чёрные пятна, походившие на тлеющие угольки, которые медленно, но беспощадно пытались распространить свои власть и силу на ещё непоражённые участки тела. Ни одно из принесённых эльфами зелий не помогало. Девушка перепробовала их все. Она сидела ровно на коленях, положив руки сверху. Её взгляд судорожно блуждал по незалеченным повреждениям. Домовики, ухватив друг друга за плечи, стояли с печальными гримасами за спиной своей хозяйки. Лица товарищей Эйвери выражали глубокую тревогу. Один из них выглядывал из-за спины Антонина, опёршись на его плечи. Выбравшись из цепкой хватки приятеля, Долохов сделал решительный шаг вперёд. Он был мрачнее всех и даже не решался поднять глаза на эту сцену. Это была его вина. Эйвери стал лишь случайной жертвой неизвестного заклинания, которое предназначалось не ему. Он подставился, защитив друга, а теперь Долохов даже не в силах помочь ему. Наконец, не выдержав нагнетающих тишины и бездействия, он выкрикнул: — Сестра! Да помоги же ты ему! — Заткнись, Антонин! Ты мешаешь мне думать, а твой голос меня только раздражает, — совершенно спокойным голосом отозвалась девушка. Она смотрела куда-то вперёд, в пустоту. Подняв глаза чуть выше, волшебница всмотрелась в стеклянную дверцу шкафа. Заметив кривое отражение противоположной части зала, она обернулась. Элизабет посмотрела на единственную бездвижную картину во всём помещении. Отвернувшись, она с шумом выдохнула и, бросив очередной злобный взгляд на брата, встала. На картине был изображён деревянный домик на опушке леса в летний день. Внизу под картиной стояло ярко-зелёное кресло в тон остальной сидячей мебели в помещении. Рядом стояла небольшая тумба с одинокой вазой, заполненной голубыми цветами. Девушка взобралась на кресло и отодвинула картину рукой — та без колебаний поддалась. Чёрная маленькая дверца без ручек таилась в столь неприметном месте. Элизабет нагнулась к вазе, вытаскивая один из цветков, на конце которого оказалось острое лезвие ножа. Недолго думая, девушка полоснула свою руку резким движением. На секунду она засмотрелась на собственную кровь, после чего приложила ладонь к чёрной краске заслона. Дверь открылась, стукнувшись об стену. Внутри стояла одинокая склянка с зельем грязно-болотного цвета. По крайней мере, так казалось всем остальным. Элизабет достала её неповреждённой рукой, бросив быстрый взгляд на длинную узкую чёрную коробочку в дальнем углу тайника, и захлопнула локтем дверцу. Картина сдвинулась на место самостоятельно, пока целительница слезала с кресла. Элизабет приподняла голову уже почти белого как снег Эйвери и вылила всё содержимое в его рот. Через некоторое время он с шумом вздохнул, а глаза широко раскрылись. Мужчина не понимал ни где он находится, ни что происходит вокруг. Встретившись глазами с девушкой, которая только что спасла ему жизнь, он увидел указательный палец, прижатый к её губам, что означал конкретный знак. В следующее мгновение её рука была протянута вбок, а глаза всё так же оставались неподвижными. — Настойку растопырника и рябиновый отвар, — два зелья быстро оказались в руках просившей. Ловкими движениями перебирая склянки между собой, она влила их в Эйвери. Вскоре его глаза закрылись, а сознание погрузилось в глубокий сон.***
Их осталось пятеро в просторном зале, отчего тишина, царившая между ними, казалась ещё более давящей. Четверо мужчин стояли полукругом перед хрупкой девушкой с опущенными головами, как провинившиеся ученики перед преподавателем. Элизабет стояла с ровной осанкой, словно балерина, руки были спрятаны за спиной. Её глаза оценивали внешний вид гостей: их одежда была грязной, местами порванной, а на лицах и руках виднелись ссадины и ушибы. Медленно Лиз подошла к брату, который стоял первым в ряду. Быстрыми и чёткими взмахами палочки, которую она крепко держала в руке, девушка приводила в порядок рваную и потрёпанную одежду, придавая ей более опрятный вид. Синяки и порезы растворились на коже лица. Затем наступила очередь второго. Третьего. На четвёртом юноше она уже по привычке выставила палочку вперёд, но остановилась. Его чёрный костюм-тройка был в полном порядке, лишь немного пыли скопилось в складках пиджака, и та едва была заметна. Взгляд девушки поднялся выше. Лицо молодого человека также оставалось чистым и не имело повреждений, лишь чёрные волосы были немного взъерошены, а небрежности придавала лёгкая щетина. И вот они снова встретились глазами, имея наконец-то возможность изучить друг друга с момента тех мимолётных взглядов на пороге дома. Уголки губ девушки слегка дёрнулись вверх поневоле. Том, так звали молодого человека, которого нам ещё предстояло узнать, был среднего роста, но благодаря худобе и длинным ногам казался значительно выше. Он был видным юношей: черты были не лишены привлекательности, а острые скулы и голубые глаза под прямыми бровями лишь усиливали образ симпатичного волшебника. Только небольшие синяки под глазами оттеняли образ. Кожа была тонкой, но ровной, как свежий лист пергамента. Чёрные волосы живописно обрисовывали его красивое лицо. Белая рубашка была застёгнута на все пуговицы, доходя до длинной шеи. Даже по порядкам моды, которые были установлены в те времена, подобное смотрелось весьма старомодно. Парень мог бы показаться дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен. А что же сама Элизабет? На его фоне она выглядела ещё более хрупкой и маленькой. Рост её был невысок — ей приходилось откидывать голову, чтобы встретиться глазами практически с любым собеседником. Цвет лица отливал неровной бледностью, тонкий вздёрнутый нос, окружённый крошечными веснушками, выглядел аккуратно, а лоб был совершенно прямой. Тёмные волосы были собраны в замысловатую причёску с мягкими линиями, но несколько прядок высвободились и достигали лебединой шеи. Самой яркой чертой внешности ведьмы были большие зелёные глаза с тяжёлым взглядом, что повидали немало на своём пути. Во всём её существе — выражении лица, внимательном, ясном, но изменчивом взоре, ухмылке, как будто напряжённой, громком и неровном голосе — было что-то такое, что не могло всем нравится, что скорее даже могло оттолкнуть, но гармония образа могла очаровать. Зрители этого молчаливого диалога заметно напряглись, что не могло ускользнуть от глаз Элизабет. Бросив последний взгляд на Тома, она вернулась на своё прежнее место в центре комнаты. — Итак, господа, — на лице сияла фальшивая улыбка, ладони были соединены и плотно прижимались к груди. — Раз вы стали моими незапланированными гостями на неопределённый срок… — Лиз, нам было некуда идти, — Антонин всё-таки решил подать голос, перебив сестру. Он сделал шаг вперёд, но быстро пожалел, поймав её недобрый взгляд. Выражение лица Элизабет вновь изменилось: глаза резко сузились, крылья носа раздулись, а носогубные складки то и дело вздрагивали. Она выставила палец вперёд, как бы угрожая брату, и вскрикнула: — А с тобой, Антонин, мы поговорим позже, — хозяйка поместья тяжело выдохнула, прикрыв глаза на несколько секунд, подавляя вспышку раздражения, прежде чем на лице вновь появилась ядовитая улыбка. — Хоть мой особняк и может показаться вам большим, большинство помещений совершенно непригодны для жизни. Так что придётся ютиться. Девушка развернулась на каблуках в противоположную сторону, задев подолом своего длинного лёгкого чёрного платья диван. Она сделала несколько шагов вперёд, ближе к лестнице, и приказным — более громким — голосом сказала: — Эрни, Берни, подготовьте нашим гостям ещё две спальни. Подайте чай. И поспешите очистить мой ковёр от крови, — она обернулась к двери и поморщилась. — Немедленно уберите грязь, оставленную от ботинок этих джентльменов. Элизабет вновь развернулась на каблуках. Манерные движения были ей свойственны, когда она злилась. Даже улыбка, адресованная гостям, не могла скрыть это. Вновь посмотрев на брата, заставившего негативные эмоции выйти наружу лишь только одним своим видом, девушка обошла диван и скрылась за дверью в стене. — Повелитель, позвольте, мне нужно с ней поговорить… — Антонин повернулся к Тому, опуская глаза. — Не смею задерживать, — он всё ещё смотрел в сторону порога, где остались несколько едва заметных отпечатков от обуви, что смутили эмоциональную хозяйку их нового временного пристанища.***
Это был просторный, тёмный, тяжёлый кабинет, уставленный в магловском стиле. Такое вытянутое просторное помещение, должно быть, служит рабочим пространством владельцу особняка. Интерьер комнаты был выдержан полностью в коричневых и зелёных тонах. В дальней части располагался массивный деревянный стол с зелёной, как жухлая трава, столешницей. Помимо большого коричневого кресла, расположенного во главе стола, в рабочей зоне находились ещё два сидячих места для гостей. В качестве покрытия пола была использована паркетная доска. Основным освещением комнаты служили небольшие тусклые светильники, повешенные по всем стенам кабинета в небольшом отдалении друг от друга. Единственным источником свежего воздуха служило окно, расположенное в боковой стене. Множество картин ничем не выделялись, только одна была завешена чёрной тканью, что закрепилась как раз сбоку от стола, в противоположном направлении от двери. Элизабет стояла лицом к тёмному полотну. Она до красноты оттирала чужую и свою кровь с рук некогда белым платком. Её взгляд казался спокойным и немного задумчивым. Вдыхаемый воздух медленно заполнял пространство грудной клетки и так же неспешно его освобождал. Дверь открылась. Девушка стояла спокойно, полностью игнорируя незваного гостя. Антонин нерешительно перескакивал с ноги на ногу, пытаясь начать разговор. С чего начать? С извинения? Оправдания? Или благодарности за спасение раненых товарищей? Сестра была единственным человеком, кто мог без лишних вопросов укрыть их, помочь Нотту, Эйвери, да ещё и Торфинну, которого расщепило во время перемещения при трансгрессии. Но ярость младшей сестры была вызвана отнюдь не просьбой о помощи. Элизабет развернулась к брату, быстрым шагом сократила расстояние между ними и влепила ему звонкую пощёчину, оставив розовой след на щеке. Долохову оставалось лишь прижать ладонь к покрасневшему месту. — Как ты посмел сюда явиться?! — некогда спокойная девушка кричала на болгарском. Брови приподнялись в такт округлённым глазам, — после того, как меня выдали насильно замуж, после смерти родителей, после смерти моего мужа! — Лиззи, прости, — тихо проговорил Антонин на родном болгарском, который спустя столько лет казался чужим. Его сестре явно не нужны были его извинения. Она вновь развернулась и заняла прежнее место для раздумий. — Ты была одна, тебе было страшно, я понимаю. Но я должен был уйти и всё изменить. — Пошёл прочь, — спокойным и холодным тоном приказала Элизабет, даже не взглянув на него. Некоторое время Антонин потоптался на месте, пока не развернулся к двери. Подойдя ближе с опущенной головой, он заметил ботинки в дверном проёме. Подняв глаза, увидел Тома. Долохов предпочёл ослепнуть, чем смотреть в медный лик своего позора. Молодой человек смотрел на мужчину спокойно, ему было всё равно на произошедшую пару минут назад сцену. Он немного отошёл в сторону, освободив проход для Антонина, спешившего покинуть кабинет, а сам медленным и размеренным шагом зашёл внутрь. — Я стал невольным зрителем вашей перепалки с братом. За что Вы злитесь на него? — неторопливо начал он тихим и уверенным голосом. Девушка развернулась, приподняв изогнутую бровь. — Вы знаете болгарский? — в изумлении девушка обернулась, изящно приподняв бровь, изогнув её форму. — Немного, — хмыкнул Том, окунувшись ненадолго в воспоминания, и сделал несколько шагов вперёд. — Вы потеряли супруга? Соболезную вашей утрате. — Не стоит, мистер… — Реддл. — Не стоит, мистер Реддл, он был не самым приятным человеком, — волшебница отвернула голову к окну. — Кажется, ваше имя Элизабет, — Том растягивал, смотря в лицо собеседнице. Его манеры, его тон — всё выделялось на фоне прибывших с ним людей, включая Антонина. — По нашим порядкам — Елизавета, но я привыкла к имени Элизабет, — лицо вновь повернулось к собеседнику. Зелёные глаза сияли на фоне бледной кожи. — Элизабет, могу Вас уверить, что мы не будем задерживаться в Вашем доме надолго, — Том вернулся к руслу разговора. — Как только мои… друзья пойдут на поправку, мы покинем Вас. — Об этом не стоит беспокоиться, мистер Реддл, — Лиз слегка улыбнулась, склонив голову набок. — В этом доме очень давно не было гостей, и я совершенно отвыкла от правильных манер поведения в обществе. — Удивлён, что столь юное создание прекрасно разбирается в целительной магии и её производных, — Реддл приподнял подбородок, чуть склонив голову вбок, и с ухмылкой ожидал ответа. — Я… — девушка запнулась, пытаясь сформулировать свой ответ, — это просто увлечение, что было доступно домохозяйке при обеспеченном муже. Том держал руки за спиной, сцепив их в прочный замок. Взгляд был сосредоточен точно на уровне глаз собеседницы, подбородок приподнят чуть вверх, как и полагается при светском разговоре. Он чуть поклонился головой и покинул кабинет. Сразу после этого улыбка сползла с лица юной девушки. Внутренние концы бровей приподнялись, уголки губ, словно обессиленные, сползли вниз. И пока Элизабет отгоняла от себя мысли о возможных передрягах, куда мог влезть её беспечный брат, она вновь повернулась к спрятанной за чёрным полотном картине. Неуверенно и робко она протянула руку к манящей плотной ткани, но, не сумев побороть дрожь в кистях рук, резко прекратила свои попытки прикоснуться. Гляделки с неодушевлённой пустотой могли продолжаться до бесконечности, но всё же девушка решила покинуть ненавистный кабинет, куда не смела входить со смерти супруга.***
Эрни и Берни «набили» небольшой столик в зале угощениями и наполнили чаем пять чашек. Антонин пустым взглядом смотрел на яркий огонь в камине. Он осел в центре дивана с двумя товарищами по бокам, что поглощали еду, почти не пережёвывая её. Элизабет заняла боковое кресло, Том же расположился за противоположным концом стола. Молчание разбавляло чавканье, которое все старались игнорировать. Каждый в помещении думал о своём: один о деталях произошедшего, второй боролся с чувством вины, третий размышлял о прошлом, а кто-то о замечательном вкусе хлебобулочных изделий. Когда с едой было покончено, а вместо неё на тарелках оказались лишь крошки, один из мужчин подал голос: — Не думал, что у Долохова есть сестра, да ещё и такая красотка, — мужчина с явным немецким акцентом, что был старше всех в компании, небрежно вытер руку об одежду и протянул её хозяйке. — Я Дитрих, Дитрих Лизенберг. Элизабет взглянула на протянутую руку. Её немного передёрнуло, словно от удара током. Это вызвало удивление и непонимание у всех присутствующих, и у Тома в глазах наконец-то появился интерес к происходящему, заставивший его чуть наклониться вперёд. — Прошу прощения, мистер Лизенберг, я предпочитаю не трогать руки малознакомых людей без надобности, — девушка всё-таки сделала первый глоток давно остывшего чая. — Не любите чужие прикосновения, Элизабет? — с очередной ухмылкой спросил Том. — Скорее, я боюсь грязи, мистер Реддл, — удовлетворившись ответом, молодой человек отвернулся, снова потеряв интерес к разговору и всем присутствующим. Лизенберг использовал ещё несколько попыток завязать разговор с юной дамой, но получил максимально односложные ответы. Это был очень навязчивый мужчина не самой приятной наружности. Ему было больше сорока лет. Он имел лишний вес и залысину, которую старательно прятал за волосами с затылка, зачёсывая их сверху. Усы чем-то напоминали щётку для собирания пыли, да и по функционалу повторяли её, особенно после трапезы сыпучими изделиями. У него была отвратительная привычка накручивать концы лицевой растительности на палец во время бесед. Последним незнакомым лицом в помещении был Рауль Лестрейндж. Он был крупнее остальных и, вероятно, самым неповоротливым: вечно задевал плечом Антонина и цеплял ногами стол, который отзывался недовольным грохотом. Был молчалив, без особого интереса за всем наблюдал, иногда кивал головой на фразы Лизенберга. Устав от попыток мужчины навязать разговор, Элизабет резко встала со своего места, Дитрих, как завороженный, повторил действие за ней, но, заметив недовольный взгляд своего Повелителя, присел обратно. — Прошу прощения, господа, вечер был длинный, я думаю, что всем нам не помешает отдохнуть. Мои домовики покажут вам комнаты. Доброй ночи, — не дожидаясь ответа, девушка направилась к лестнице, скрываясь в темноте.***
Хозяйка дома сидела на табурете перед зеркалом в своей спальне. Она расчёсывала распущенные волосы и уже сменила платье на ночную рубашку с длинными рукавами. Уединение нарушили эльфы, которые вновь явились парой. — Гости заняли свои комнаты, хозяйка… — начал один. — Правда, трое поселились в одной комнате и один — в другой, — закончил второй. — Я от Антонина другого и не ожидала, — волшебница не прервалась от выполнения своих монотонных действий. — Но, хозяйка, в отдельной спальне находится не Ваш брат, — Эрни сделал неуверенный шаг вперёд. — Там сейчас другой юноша. Тот, что странный, — Берни повторил движение брата. Рука Элизабет замерла, а глаза вмиг округлились. Она не сомневалась, что термин «странный» относится именно к Тому Реддлу. Информация, принесённая эльфами, заставила её резко обернуться. Девушка встала и начала пристально рассматривать своих работников, будто пытаясь уличить их во лжи. Те прижались друг к другу в страхе, не понимая реакции их хозяйки. Волшебница стала судорожно бродить по комнате, словно измеряя помещение шагами. Голова была низко опущена, а сознание глубоко утонуло в размышлениях. Поняв, что больше ведьма в них не нуждается, эльфы испарились из спальни госпожи. «Куда же ты влез, Тони?..» — последняя мысль промелькнула в уставшей голове, прежде чем омут снов затянул девушку.