Полынь и Рябина

      К рассвету в гостевой комнате для пострадавших собралось несколько человек. Помимо уже полностью потерявшего возможность прибывать в сознание Эйвери в комнате еще находился Нотт, сидевший в кресле, и Долохов, который стоял возле кровати и с тревогой наблюдал за состоянием своего друга. Теодор тоже нахмурил лицо и, сузив глаза, смотрел на происходящее. Его рука подпирала голову, а нога судорожно отбивала по полу ритм.       Их сугубо мужскую компанию нарушила Элизабет, пришедшая в обществе своих ассистентов-домовиков. Те держали поднос, на котором находились разного рода заживляющие снадобья, зелье, приготовленное днём ранее, несколько пинцетов и металлическая глубокая чашка для медицинских нужд.       По приходу группы Нотт выпрямился, прекратив отбивать чечётку, а Антонин с большой надеждой в глазах обернулся к сестре. Он был совершенно измучен, а его внешний вид оставлял желать лучшего: недельная щетина сильно выделялась на худом лице, кулаки, кажется, были избиты в кровь, а измятая одежда неприятно смердела. Лиз же, напротив, была спокойнее всех, а лицо её не выражало никаких эмоций. И, к всеобщему удивлению, она взяла зелье в руку и выставила её вперед, намереваясь разбить склянку, если Антонин ей наконец не расскажет, что тут вообще происходит и кто и за что наслал на Эдмунда это проклятие.       — Лиззи, что ты делаешь? Не твори глупости! — закричал Долохов, пытаясь воззвать к милосердию девушки, но все попытки оказались бессмысленны. Она лишь спокойно оттопырила один палец, показывая, что настроена крайне решительно.       — Ты же убьешь его! — решил вмешаться Теодор, который с испугом наблюдал за картиной.       — О нет, мистер Нотт, — Элизабет саркастично закатила глаза. — Его убьет проклятие, а я лишь просто ему не помогу. К тому же, никто из вас не успеет разобраться и приготовить новое зелье.       Сидящий мужчина в панике сжал ладонями подлокотники дивана. Долохов с яростью посмотрел на сестру в надежде, что та передумает, но она оставалась непоколебима. Да и домовики были совершенно спокойны, зная весь возможный сценарий заранее. Эйвери скривился и застонал. Все покосились на него. А сестра с братом снова встретились взглядами.       — Я не могу тебе всего рассказать ради твоей же безопасности, — с силой выдохнул Антонин. — Несколько лет назад на меня напала группа отбросов из предателей крови и грязнокровок. Эдмунд спас меня. Потом я выследил и убил каждого из этой компании. Один из них оказался братом того ублюдка мракоборца, что появился тут на следующий день после того, как мы пришли к тебе за помощью. Не знаю как, но он выследил меня и нашу компанию, а после напал. Но он не знает ни кто я такой, ни моего имени. Это проклятие он отправлял лично мне, но Эйвери прикрыл меня, спасая уже второй раз.       Долохов замолчал, прикрыв глаза. Элизабет опустила руку вниз, крепко сжав в ней зелье. Нотт немного расслабился и отпустил подлокотники.       — Ты поможешь ему? — тихо и робко спросил Антонин, поднимая глаза.       — Ну конечно, — девушка впервые за все это время нежно улыбнулась брату. После она присела на край спального места Эйвери; эльфы с подносом тут же выстроились рядом. — Я не могу позволить умереть первому человеку, что назвал меня своим другом.       Элизабет с большой теплотой посмотрела на мужчину в постели, убирая волосы с его измученного лица. Она вылила зелье в приоткрытые уста. И после началась агония.       Инородные чёрные образования медленно выходили из тела молодого мужчины, заставляя того кричать почти без остановки. Элизабет приходилось вытаскивать их пинцетами, а после обильно поливать раны заживляющими растворами. Углей в теле к тому моменту находилось уже около дюжины. Зрелище заставило бедного Нотта сбежать, а его место занял Антонин. И хоть он и держался всяко лучше, чем трусливый товарищ, всё равно не смел поднять глаза на происходящее.       Когда последний уголёк был извлечён из тела, Элизабет устало протёрла тыльной стороной руки пот со своего лба. Эйвери окончательно был спасён. Ему оставалось только хорошенько отдохнуть и залечить оставшиеся от проклятия дырки. Шустрые помощники наложили повязки на открытые раны, а после удалились, унося с собой медицинские приборы и отходы от процедуры.       — Я убью его, — тихо сказала Лиз, не отрывая глаз от спящего Эдмунда.       — Что? — Антонин пришел в себя. — Кого?       — Лауча, — ответила девушка, пытаясь казаться привычно спокойной, но сжала при этом челюсть. — Сделай он это с тобой, и вы не оказались бы на пороге моего дома, а я не смогла бы помочь.       — Что же ты теперь сделаешь, сестрёнка? — демонстративно усмехнулся старший брат, подперев лицо грубой ладонью.       — У всех нас есть свои скрытые таланты, Тони, — Элизабет наконец посмотрела на брата, а её губы застыли в мерном оскале.

***

      — Она сумасшедшая! Эта девка просто сумасшедшая! — Спустя несколько часов Нотт, прихрамывая, уже выхаживал вокруг постели проснувшегося Эйвери.       Теодор был абсолютно некрасивым молодым мужчиной с непропорциональным телосложением. Красная кожа лица местами шелушилась, а белые прыщи напоминали мерзких личинок. Огромные мешки под карими впалыми глазами будто ещё сильнее тянули их вниз. Густые брови сильно выделялись на фоне неровной плешивой бородки. А тёмно-серый сюртук выглядел старым и очень изношенным. В своей непривлекательности Теодор мог спокойно соперничать с навязчивым Лизенбергом, однако последнего хотя бы облагораживала доброжелательность.       Нотта вполне можно было назвать хамоватым, но при этом трусливым человеком. Он всячески выслуживался и пресмыкался перед своим Повелителем, тепло относился к Эдмунду, мог хорошо общаться с Дитрихом и Торфинном, но крайне негативно относился к Лестрейнджу и Долохову. Восприятие последних при этом крайне разнилось: один был слишком, другой — недостаточно. Впрочем, открытую неприязнь он старался сильно не выражать из-за страха — Нотт был слабее их как в физическом плане, так и в магическом. Но амбиций и чувства собственной важности ему было не занимать. Всё его естество, поведение и нрав объяснялись старыми школьными обидами, когда одноклассницы вовсю глумились над его внешностью. Это сильно повлияло на него на всю оставшуюся жизнь и особенно проявлялось в отношении к женщинам. Все свои внутренние качества он в будущем передаст своему единственному сыну, которого назовет в честь себя любимого.       На второй кровати в тяжёлых ботинках развалился Лестрейндж и серьезно рассматривал потолок. Он выглядел моложе всех, хоть таковым и не являлся. В его поведении, характере и внешности не было ничего необыкновенного, кроме разве что пышной шевелюры кудрявых волос и длинного изогнутого носа. Цвет кожи был чуть темнее, чем у всех его товарищей, но недостаточно тёмный для того, чтобы назвать его смуглым. Пышные ресницы обрамляли большие чёрные глаза. В чертах лица в целом прослеживались французкие корни, но молодой человек всё ещё оставался непримечательным в толпе. Правда, до тех пор, пока не начинал говорить — низкий басовый голос больше всего демонстрировал в нём мужчину. Вероятнее всего, его ценили за внушительные габариты и рассудительность, ведь почти всё, за редким исключением, он придавал сомнению. Лестрейндж не верил в превосходство чистоты крови так же, как и в то, что маглы и маглорожденные благодаря численному и техническому превосходству способны уничтожить привычный магический мир, всю его суть и даже самих волшебников.       — Да чего ты так завёлся? — задорно спросил Эдмунд. Его состояние заметно улучшилось, хоть он все ещё и был прикован к своей койке.       — С чего? — Теодор резко остановился. — Ты мог умереть из-за неё!       — Вообще-то я жив как раз именно благодаря ей, — блондин улыбнулся, стараясь не показывать, что ему больно.       — Эйвери прав. Если бы Элизабет хотела его смерти, то просто рассказала мракоборцам, что мы тут, — подключился к разговору Рауль.       — Вы не видели того, что видел я! — хромой Нотт не переставал кричать и размахивать руками. — Да она просто чокнутая! Девка с полнейшим хладнокровием собиралась позволить тебе умереть, если бы Долохов ей ничего не сказал!       — А в нашем деле главное не хладнокровие? — Рауль приподнял бровь, рассматривая разгневанного Нотта.       — Но она не в нашем деле! — взвизгнул Теодор, как свинья перед забоем.       — Уверен, что этот вопрос останется открытым ненадолго, — Эйвери вновь улыбнулся. — Если верить вашим словам о её поведении, характере и тех знаках внимания, что ей оказывает Повелитель, то Лиззи очень быстро может войти в наши ряды.       — Я бы не назвал это знаками внимание, — Рауль выпрямился. — Как и обычно, мне кажется, он просто прощупывает её. Такой союзник явно будет полезным.       — Девчонка среди нас? — Нотт ещё больше покраснел от собственных криков. — Это бред! Вы смерти моей хотите?       — Неважно, что думаешь ты, Теодор. Главное, что думает наш Повелитель, — Эйвери вновь улыбнулся и закрыл глаза.

***

      Элизабет пролежала в своей постели до самого утра. Ей необходимо было выспаться после тех тяжёлых дней, когда она сначала искала лекарство, а потом готовила его. Несмотря на то, что кровать была огромной, девушка предпочитала спать с краю ближе к двери, положив руку под подушку и крепко обняв одеяло. Никто не нарушал спокойствие юной хозяйки особняка; даже привычные кошмары были не в силах влезть в голову и побороть сильную усталость. Несколько раз в дверь пытались постучать, но каждый раз обрывались грозным приказом уйти прочь — домовикам было позволено куда больше, чем гостям. Несколько раз они даже являлись в спальню любимой хозяйки, моля её поесть или хотя бы выпить чай с булочками, но всегда получали вежливый отказ.       Взаимоотношения между этими тремя нельзя было назвать традиционными. Эльфы с большой любовью и заботой относились к Элизабет, как и подобает этим существам, но и она тоже относилась к ним с огромным уважением. Эрни и Берни в своё время разделили с девушкой статус жертвы, хоть к ним Григорий проявлял куда меньший интерес, полагая, что на иные создания проклятия и другая тёмная магия действует с ненадлежащим эффектом.       Два брата приложили множество усилий, чтобы залечивать раны Элизабет и даже начали воровать для неё книги по целительству из волшебной городской библиотеки и ближайшей магической больницы, а после и компоненты для зелий. Спустя полгода между домовиками и Элизабет образовалась крепкая связь. Им хватало одних лишь взглядов, чтобы понимать друг друга без слов. Свою дружбу они тщательно скрывали от Грегоровича-младшего, и, когда тот отсутствовал в особняке, помогали своей истиной хозяйке совершать перемещения в ближайшие поселения и другие места, зная, что та не владеет навыками трансгрессии на должном уровне.       Пусть даже и были какие-то высокомерные высказывания и действия со стороны Лиз, но это были лишь издержки её характера, а не прямое отношение к положению прислуги. Ей не приходилось даже усомниться в умыслах или действиях своих подчинённых. Их верность была непоколебима.

***

      Том неторопливо бродил на опушке леса недалеко от дома Элизабет. Рядом, покорно склонив головы, стояли Долохов, Роули и Лизенберг. Мужчины не смели поднять глаз на своего Повелителя, опасаясь, что его молчаливое спокойствие в одночасье может превратиться в необузданный гнев. Но симпатичный молодой человек не спешил начинать свою речь, рассматривая уже понемногу увядающую листву местных дубов.       Погода в этот день была необычайна спокойна, даже ветер решил утихомирить свой пыл, а облака — пропустить немного солнечных лучей к земле. Птицы допевали свои последние песни перед перелётом в тёплые страны, а белки готовили припасы к предстоящей зиме. На траве виднелась битая мозаика из желудей, которую активно подбирали разные грызуны, чтобы отнести в свои норки.       — Так значит, по твоей вине, Антонин, наше убежище раскрыли? — Том всё ещё любовался красотами природы, не обращая внимания на собственных слуг.       — Повелитель, я… — Долохов собрался оправдываться, но был остановлен резким взмахом руки.       — Твоя сестра необычайно хитрая и умная женщина, раз подготовила почву и выдержала время, чтобы выведать нужную ей информацию, — Реддл наконец повернулся к своим слугам, дабы получше рассмотреть их реакции.       Болгарин был заметно напряжён и ожидал наказания за своё упущение, которого, впрочем, так и не последовало. Лизенберг заинтересовался разговором как никогда, вслушиваясь в каждое слово Тома, и прокручивал в голове возможные исходы данной беседы.       — Повелитель, она просто мелкая девчонка, которая манипулирует семейными узами, — твёрдо и уверено заявил Антонин, наконец осмелившись поднять глаза. — Такая оплошность с моей стороны больше не повторится, как и то, что нас обнаружили.       — Свою ошибку ты полностью исправил, когда привёл нас сюда, — Повелитель подошёл к Долохову ближе и высоко поднял подбородок. — А твои взаимоотношения с сестрой меня мало интересуют.       — Мой Лорд, что вы хотите этим сказать? — не сдержав напряжения, спросил Роули.       — Я думаю, что дружеские связи с миссис Грегорович пойдут нашей небольшой компании на пользу, — Том хоть и повернулся к Торффину, произнося эту фразу, но поглядывал при этом на сильно испуганного Долохова.       — Но, Повелитель, моя сестра абсолютно бесполезна! Её просто убьют при первой же схватке! — взвился Антонин, перечисляя негативные качества Элизабет, но вновь был остановлен движением руки, что заставила его покорно склонить голову.       — Ну почему же бесполезна? — Реддл вновь расплылся в своей змеиной улыбке; его глаза сияли красными огоньками. — Она неплохо проявила себя как целитель. И я вовсе не собирался ставить её на передовую. Она ведь сама заявила, что у всех есть свои скрытые таланты, и я намерен ими воспользоваться.       После этого Том демонстративно отвернулся от своих подопечных, давая знак что разговор окончен. Антонин шёл мрачнее тучи, его взгляд был полон злобы и решительности и даже отсутствие наказания не могло утихомирить его пыл. Торфинн Роули брёл с товарищем, положив руку ему на плечо в попытках того успокоить. Лишь Лизенберг остался на своём месте, дожидаясь момента, когда останется с Реддлом наедине.       — Что ты хотел? — молодой человек все ещё стоял спиной и внешне не проявлял никакой заинтересованности.       — Повелитель, позвольте узнать, — Дитрих сделал решительный шаг вперёд. — Элизабет интересует вас как женщина?       Заданный вопрос заставил Тома обернуться и с любопытством взглянуть на Лизенберга. На лице Реддла при этом сияла лёгкая усмешка. Он склонил голову набок, чтобы лучше рассмотреть собеседника.       — Разве я создаю впечатление человека, которого может интересовать подобное?

***

      Антонин резко распахнул входную дверь, хлопнув ею о стену. Он быстрым шагом поднялся вверх по лестнице, минуя коридор, и залетел в гостевую комнату, где все еще находились Лестрейндж, Эйвери и Нотт. К последнему взбешённый болгарин резко подскочил, прижав одной рукой за горло к стене, и наставил палочку. Роули, еле поспевающий за разгневанным товарищем, как раз застал эту сцену. Он закрыл дверь, чтобы не привлекать лишнее внимание. На лицах остальных застыло удивление, никто не знал, как себя вести и что делать. Но вмешиваться тоже никто не спешил.       — Что ты наговорил Повелителю? — голос Долохова походил скорее на рёв опасного зверя, что вот-вот растерзает загнанную жертву.       Испуганный Нотт поспешил выставить руки вперёд и стал утверждать, что он совершенно не понимает, о чём идет речь.       Антонин с силой стукнул его головой о стену       — Откуда он знает, что произошло сегодня утром?       — Я не знаю, Антонин, правда, — Теодор сильно заикался. — Я ничего не говорил. Может, он просто подслушал ваш разговор…       Болгарин отпустил дрожащего мужчину, который уже сполз вниз. Все в помещение выдохнули, но спросить в чём, собственно, дело никто не осмеливался. Рауль с некоторой усмешкой поглядывал на запуганного Нотта, к которому испытывал острую неприязнь ещё со школы. Эйвери с недоумеваем и сочувствием смотрел на участников конфликта. И лишь Торфинн, что был готов к этим событиям, внешне оставался спокоен. Ему в этом вопросе было нелегко принять чью-то сторону. Он прекрасно сработался с Долоховыми и при этом отлично ладил с Ноттом, который предложил ему присоединиться к Пожирателям смерти после падения Гриндевальда, которому они с Лизенбергом прислуживали ранее.