очки-сердечки

ー То есть ты хочешь сказать, что этот богатенький придурок уже который день водит тебя по всяким крутым местам типа Картинной галереи, хотя в творчестве нихера не разбирается, и кормит лучше, чем Елизавету Вторую просто так?       Усопп закатил глаза, приподнялся на локтях и легонько стукнул низкого парня по голове. Тот полулежал на полу, откинувшись спиной на бортик кровати, и упирался затылком в бедро художнику. ー Не просто так, а чтобы я смог создать идеальный ресторан. И, Чоппер, не зови его придурком. ー «Алло, Чоппер, этот богатенький придурок жуть какой противный. Что мне делать?». Цитата. Так быстро меняешь мнения. Я разочарован, ー вяло ответил названный Чоппером парень, затянулся и прикрыл глаза, так и не поменяв позы.       Усопп скатился с кровати и сел рядом с другом. Тот учился в меде на хирурга уже девятый год, и внешне его возраст варьировался от тринадцати до пятидесяти, в зависимости от времени суток, настроения и кучи других факторов — сейчас он пошëл на последний круг ординатуры и нервы совсем стали ни к чëрту. За отличную успеваемость ему прощают покрас волос под зебру, но, конечно, никто не догадывается, что лучший за всю историю университета студент в редкие свободные минуты курит травку в крошечной квартирке безработного художника.       Хотя… Усопп повернул голову к Чопперу и задумался. Вряд ли там работают полные профаны — все точно давно догадались, но прощают даже это. У парня же великое будущее, «дар свыше» (Чоппер на эти слова раньше скромно улыбался, но потом стал злиться — такие речи даже из уст прославленных профессоров значили, будто это не Чоппер спит по несколько часов, изучает все известные книги, проходит практику одновременно в двух больницах, а знания достались ему какой-то другой силой) и Докторина за спиной — женщина, которая считается одной из лучших, если не лучшей в стране. Женщина, которая ни за что не дала бы отчислить своего единственного студента — и только за это многие либо уважали, либо завидовали: Докторина за всю свою многолетнюю блестящую карьеру врача не брала учеников. ー Дай мне, ー Усопп выхватил скрученный свёрток из рук друга и затянулся сам. ー Нездоровые механизмы преодоления не приведут к чему-то хорошему, ー бесцветно произнëс Чоппер, скорее по привычке, чем всерьëз: если уж кто-то здесь сейчас занимается преодолением, то это он сам, и тут же оживился, что-то вспомнив. ー Кстати! Покажи руки. Быстро!       Самокрутка незаметно для Усоппа снова оказалась в зубах будущего доктора, пока тот, прикусив еë, ворчал. Его цепкие пальцы сначала бесцеремонно задрали напульсники с запястий до самых локтей, потом проникли под майку и, в конце концов, под короткие шорты. Художник, уже привыкший к таким вспышкам, сейчас почти не пытался отпираться и защищать свою честь — да и это бы значило, что Усопп снова сорвался. Раньше он сбегал, дрался и вопил, пытаясь надавить на совесть друга. — Чоппер, что подумают люди, когда увидят, что ты сдираешь с меня одежду в пустом бассейне? — Прекрати цитировать Ватсона. У кого чистая совесть, тому скрывать нечего. Показывай! ー Чего лыбишься, как умалишенный? Ночное рисование тебя последних мозгов лишило? Завязывай давай с этим. И повару твоему не верю я. У него точно другие планы, ー Чоппер прикусил язык, не решившись развивать эту тему — это было слишком близко от личного и болезненного для них обоих. Мысль о том, что Усопп взрослый мальчик и сам разберëтся, студент сразу отмëл, устыдившись того факта, что вообще так подумал — Согекинг его друг, и если ему можно чем-то помочь, врач это сделает. Но и ругаться не хотелось: художник не верил в то, что кто-то ещë сможет его полюбить, ненавидел и свою внешность, и слабое нутро, всегда был довольно наивен и слеп в таких делах, и разговор об этом неизбежно приведëт к конфликту. ー Подумал, как хорошо, что ты у меня есть.       Чоппер легонько улыбнулся, почесал свободной рукой затылок и прикрыл глаза. ー Идиот, думаешь, мне от этого приятно? — конечно, ему было приятно, но это было одной из черт доктора — он не умел спокойно принимать комплименты и зачастую случайно бросался подобными выражениями даже в сторону учителей.       Вообще-то Усопп правда прорисовал половину ночи — это был его способ понять человека, залезть в чужую кожу. У Санджи профиль точеный, нос прямой, аккуратный, подбородок острый. Рисовать его — удовольствие. Рисовать в полный рост, в розовом фартуке, с полуулыбкой на лице, когда тот творит свою магию, немного фальшиво напевая песни Джо Дассена. Рисовать вполоборота, по пояс, по грудь, в анфас.       Рисовать его руки. Кисти узкие, изящные, а пальцы длинные — красивые даже в десятках крошечных шрамов. Старые ожоги, порезы — кто знает, что именно оставило эти следы, но хочется придумать историю для каждого. Этот остался, когда Санджи учился чистить картофель, и нож соскользнул. Этот от кипящего масла. Этот тоже от ножа — Санджи увлëкся нарезкой слишком сильно.       Рисовать его глаза — в них что-то печально-красивое, опасно-приятное. В них что-то, что одновременно есть в самом Усоппе и нет ни в одном человеке на этой планете. Что-то, что Усопп должен суметь передать.       Но цвет Санджи — синий. И дело не в цвете одежды, это что-то другое, скорее похожее на ауру. Брюнет не может это описать словами, это что-то на уровне озарения, бесформенного, но яркого, как луч солнца. Как море… Как море!       Усопп лихорадочно схватил телефон с прикроватной тумбы и наизусть набрал чужой номер, с тревогой отсчитывая гудки. Вообще-то они редко общались по телефону, ограничиваясь переписками в социальных сетях, но эта идея точно достойна быть озвучена. На четвëртом гудке пыл брюнета поутих — Винсмок же может быть сейчас занят. У него же дел, помимо развлечения художника, куча, должно быть — открытие ресторана дело сложное, а обустройство зала — одна из самых малых проблем. Но Санджи взял трубку на пятом, не дав Усоппу развить негативные мысли дальше. ー Приветик, что-то случилось? Ты обычно не любишь звонить. — Море! Это должно быть море, ー почти перебивая, воскликнул брюнет, тут же исправился. ー Привет, Санджи.       Винсмок молчал так долго, что Усопп успел возненавидеть себя за эту глупую идею и резкий звонок. Какое к чëрту море в элитном заведении, спрашивается? Какой ещë звонок посреди бела дня занятому человеку? Молодец, Усопп, не перестаëшь удивлять и занижать планку, а заодно айкью всех рядом находящихся. ー As-tu vraiment compris… Ты прав, Усопп. Это должно быть море, ー наконец подал голос Санджи. ー Расскажи мне об этом подробнее, пожалуйста… ー Я… ー Усопп замер на мгновение, не зная, какие слова подобрать, чтобы описать свои чувства. У него не было какого-то конкретного образа, лишь яркий цвет, исходящий от десятка портретов повара на стенах. Но голос блондина, слегка удивлëнный, сочащийся, как спелый апельсин, чем-то до боли приятным, вызывал спокойствие. ー Я это только придумал. Это глупо, но знаешь… я думаю, ты мог бы быть поваром на каком-нибудь пиратском корабле. ー А ты бы на нëм был? ー Вряд ли художники нужны пиратам, ー усмехнулся Усопп, откидывая голову на матрас. В его мыслях Санджи в синем камзоле ослепительно улыбался, размахивая треуголкой. ー Ты бы нарисовал нам Веселого Роджера. Какого-нибудь особенного. И был бы… снайпером. Канониром. И, может быть, капитаном с десятком тысяч последователей.       Усопп захихикал, окончательно забыв про Чоппера, и подошëл к окну. Когда-то он и правда представлял себя то капитаном корабля, то главой горных бандитов, то доном итальянской мафии и стращал дворовых мальчишек восемью тысячами подчиненных — они, конечно, не верили и всë равно каждый раз обзывались и лупили, но воспоминание было почти тëплым. Потому что потом он встретил кое-кого, кто был бы настоящим Капитаном. ー Десять тысяч маловато. Такой бравый воин, как я, не согласен командовать меньше, чем стотысячной армией, ー Санджи на той стороне рассмеялся, и его смех теплом растекался по телу Усоппа — это было похоже на чувство, когда ты после холодной улицы погружаешься в горячий источник, и комфорт быстро наполняет тебя.       Чоппер молчал и медленно выпускал дым в потолок. И даже когда их странный разговор был окончен, и художник, извинившись, наконец вспомнил про друга, он не поделился своим неожиданным открытием.       Усопп улыбался. То есть, он, конечно, улыбался часто, почти всегда и всем, но сейчас он вдруг делал это искренне. ー Мне пора, а то Докторина снова начнëт швыряться в меня опасными вещами, ー Чоппер начал медленно собираться, голова всë ещë была слишком пустой и лëгкой, так что сначала парень взял кусок ещë нетронутой пиццы, им же заказанной. Он всë ещë не особо верил «неприлично красивому» повару, но если он приносит Усоппу счастье, то пусть так и будет. Усоппу не стоит всю жизнь существовать в одиночестве от встречи к встрече раз в месяц с вечно занятым студентом.       В конце концов, Усопп не улыбался искренне слишком давно.