очки-сердечки

      Санджи вернулся в ресторан, чувствуя, что буквально рассыпается на части. У Кинемона, хитро поглядывающего на него, медленно сползла улыбка, стоило ему увидеть выражение лица Винсмока. — Что-то случилось, Санджи?       Тот неопределëнно махнул рукой, и этот жест одновременно выглядел как «не, просто устал», «ничего страшного» и «это просто пиздец». Собирались они с художником быстро, почти убегали, а потом Санджи где-то отсутствовал пару часов, и Кинемон сложил два плюс два, учитывая доносящиеся смех и музыку из глубины помещения. Камеры с кухни Кинемон выключил из уважения к начальнику, хотя ему до ужаса хотелось посмотреть, что там происходит. Но, видимо, Санджи ничего не перепало, хотя выглядел он, будто случилось что-то похуже. Охранник вздохнул, провожая взглядом сгорбленную спину Винсмока. — Всë ещë будет у вас! — воскликнул вслед Кинемон и показал большой палец повернувшемуся блондину. — О чëм ты… Ай, неважно. Спокойной ночи.       Санджи прошëл на кухню и включил свет. На столе ещë стояли бокалы с вином, а чуть поодаль открытый проигрыватель с пластинками вокруг. Усопп, убегая, даже не забрал свои. И альбом забыл – большой толстый альбом, почти полностью заполненный рисунками, пустые листы в котором можно было пересчитать по пальцам. Винсмок со стоном рухнул на стул, залпом допил вино из одного бокала, не обращая внимания на неприятную теплоту и слегка выветрившийся терпковатый вкус, и начал листать чужие рисунки, проигрывая в голове сегодняшний вечер.       Он был почти уверен, что Усопп захочет прекратить работу. Посоветует какого-нибудь знакомого художника, вручит ему готовые проекты и исчезнет из жизни Санджи навсегда. Винсмок отложил альбом и осмотрел сиротливо пустующую кухню – на ней ничего не изменилось, но повару казалось, что она стала больше, шире, а вот предметов в ней не прибавилось. Или уменьшился он сам, и теперь давление пустоты грозило раздавить ему лëгкие. Он встал, наливая себе ещë вина из бутылки, и медленно прошëлся между плит – там, где совсем недавно они кружились вместе. И даже двухчасовая поездка по ночному городу не изгнала ощущения чужих горячих ладоней на спине, плечах, руках. В волосах.       Шаг, шаг, поворот. Шаг, наклон, улыбка. Шаг, шаг, прижаться со спины. Шаг, шаг, шаг.       Поцелуй.       Винсмок вспыхнул и достал сигарету, чтобы отвлечься. Губы мягкие, нежные, как… тирамису. Санджи нахмурился от собственных мыслей и чертыхнулся – что это за слащавости? Ещë бы сравнил Усоппа с зефиром. Или тортом. Или…       Губы и правда мягкие, открытые, манящие. И ведь Усопп позволил ему это сделать? Открылся, позволил их языкам коснуться друг друга. Санджи почувствовал, как сердце его лихорадочно застучало где-то в желудке. Усопп ответил на поцелуй и запустил руки в светлые волосы, и глаза его были чëрными-чëрными. Винсмок расплылся в глупой улыбке, коснулся пальцами своих губ, осуждающе посмотрел на свои штаны. — Как подросток, ей-богу.       Начнëт ли Усопп теперь по-настоящему избегать его? Разве не нравится Санджи ему тоже? Разве можно по-другому интерпретировать его поведение, сотни крошечных набросков с Винсмоком, раскиданных по альбому, его взгляды… Повар вздохнул, поправил узкие брюки и начал убирать кухню, решив оставить все размышления на следующий день. Утро вечера мудренее, в конце концов.       А день его начался… весьма неожиданно. Винсмок успел умыться, заправить кровать и сделать разминку, снова напоминая себе, что нужно записаться хотя бы в зал. А по-хорошему в какую-нибудь секцию, может быть, даже снова на тхэквондо. От этих мыслей его отвлëк телефонный звонок, а на экране высветилось имя Усоппа. Санджи сразу ответил, чувствуя, что мгновенно взмок – он не знал, чего ждать от этого звонка, а если Усопп звонит, несмотря на любовь к перепискам, значит, хочет сказать что-то из ряда вон выходящее.       «Только не говори, что ты не хочешь больше работать со мной!» — Санджи, доброго утра, я тебя не разбудил? Знаешь, я половину ночи не спал, много думал о всяком… Ладно, не о всяком, а о нас. То есть я хочу сказать, что… Я хочу сказать, что я странно себя чувствую и всë такое. То есть… как бы выразиться правильно… Я вчера так резко ушëл. Ты мне не противен, конечно, а наоборот. Ох, я же записал, что нужно говорить, — Усопп набрал воздуха в лëгкие и на одном дыхании выпалил. — Вчера открылась новая выставка, может быть, сходим, если ты не занят.       Винсмок внимательно выслушал лихорадочный, сбивчивый, заикающийся монолог художника и почувствовал, как улыбается, а по венам взамен недавней тревоги растеклось тепло. — Приветик, Усопп. Конечно. Я сегодня свободен. Я могу заехать за тобой хоть в течение часа. Можем позавтракать у Нами, съездить на выставку и у нас ещë будет около половины дня. Сможем потом съездить куда-то ещë, да? — Да-да-да, я это и хотел предложить. Да. Буду ждать тебя.       Окрылëнный звонком, Санджи начал собираться, попутно набирая Иванкову. — Привет, дядь, важный вопрос. Что надеть на свидание, от которого зависит твоя жизнь?       Иванков в трубке расхохотался. — Мальчик мой, я бы сказал надеть что-нибудь из ряда вон, типа того розового платья, но если зависит жизнь… — мужчина в трубке задумался. — Я думаю, лучше будет классика. Лучший костюм, красивая рубашка, лучший галстук и те прекрасные каблучки. Надеюсь, ты их не выкинул. — Дядь, я не буду надевать эти туфли. — Не туфли, а ботильоны. Только не говори мне, что они так и лежат в коробке с тех пор, как я их тебе подарил. Кстати, сейчас в театре твой любимый мюзикл идëт. Могу достать тебе два билета.       Санджи к тому времени как раз достал нераспакованный ранее подарок Иванкова, придирчиво осмотрел высоту каблука и глупо захихикал, думая о том, что в них будет удобнее целовать Усоппа в лоб. — Я слышу твои хиханьки. Опять думаешь свои извращëнные думы? Не забудь попшикаться каким-нибудь модным лакостом и цветы. Только не розы в прозрачной плëнке, умоляю. У художников натура тонкая, а чувство вкуса на высоте – увидит такое и упадëт в обморок. Лучше пышный букет пионов, например. Сейчас ещë гипсофилы популярны. Ой, нет-нет, лучше подсолнухи. Оригинально и символично. — Я не говорил, что это художник. — Открой нашу переписку и увидишь, что каждое твоë второе сообщение о художнике. Я не настолько стар и глуп, чтобы не понять. Ну и ещë мне Зефф всë рассказал, и-ха. И ты только это услышал? — Нет, я всë понял. Поищу подсолнухи. — Давай-давай, мальчик мой. Удачи и успеха в твоих любовных делах.       Санджи попрощался, мимоходом думая, что Иванков, наверняка, прямо сейчас позвонит старому хрычу. Ну и чëрт с ними, ничего страшного не случится. И только стоя в цветочном магазине, ловя заинтересованные взгляды девушек и ожидая свой букет, Санджи понял, что ему до безумия страшно. Он попытался отвлечься, подумав про себя:       «Неужели мне не везло с девушками только потому, что я не носил каблуки?»       Эта мысль его слегка развеселила, и он улыбнулся даме за прилавком, которая, заворачивая цветы, всë время поглядывала на него. Она смутилась, но взгляд выдержала. — Своей девушке покупаете? — Нет, — всë также улыбаясь, сказал Винсмок, — парню. Будущему. Ну, я надеюсь на это. — О, у Вас точно получится, — ответила такой же тëплой улыбкой девушка. — Буду держать за Вас кулачки. — Спасибо, — Санджи взял тяжëлый букет, расплатился и вышел, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. Вообще-то Усопп ни слова не сказал про свидание, но Винсмок же взрослый человек, он умеет читать между строк. Да и цветы в любом случае лишними не бывают, не так ли? Даже если это просто встреча, хоть блондин знал, что это не «просто встреча».       Усопп уже ждал его на крыльце, а за его спиной висел чехол с гитарой. — Привет, садись. С гитарой? — Усопп сел на пассажирское место и собрался положить гитару назад. — Извини, я надеялся, что вечером ты сыграешь мне что-нибудь. А то я с гитарой не очень, я только на барабанах умею. А гитара… Это… цветы? Мне?       Согекинг обнял большой букет и счастливо улыбнулся во все тридцать два. — Санджи, это… спасибо большое. Я… я даже не знаю… правда, спасибо. Я люблю подсолнухи.       Санджи нажал на газ и стал выезжать со двора, чувствуя невероятной силы нежность. У него не было слов. Усопп, так искренне удивившийся и обрадованный, выглядел очаровательно, а Винсмок радовался в ответ такой реакции. «Il est juste adorable».       Она была даже ярче, чем он себе представлял. А он представлял множество вариантов – в том числе и негативные. — Конечно, сыграю. Не обещаю гениальную музыку, я давно не держал гитару в руках, но кое-что ещë помню. Я тут узнал, что вечером будет мюзикл идти. «Ромео и Джульетта» на французском. Мы как раз могли бы… если хочешь. Я думаю, тебе понравится.       Усопп оторвался от созерцания цветов и кивнул. — Кажется, я понял, о каком ты. Давай, если будут билеты. — Будут. Иванков достанет. — Иванков? Погоди, тот самый Иванков? — Ага. Он мне типа второй отец, — Усопп странно хихикнул. — Боги, не в том смысле. Просто он воспитывал меня почти наравне с хрычом. Меньше, конечно, он всë-таки деловой человек, но тоже приложил руку.       Доехали по утреннему городу они быстро и вскоре остановились. Санджи обогнул машину и на этот раз не сдержался и подал Усоппу руку. Тот смущëнно улыбнулся, пытаясь унять задрожавшую ладонь, но помощь принял. Не то чтобы она, конечно, ему была нужна, но это всë равно оказалось приятно.       Нами тепло поприветствовала их, показала, куда вешать верхнюю одежду, и стала дожидаться мужчин, чтобы проводить их в зал. Усопп снял шапку, расстегнул куртку, и Санджи, уже повесивший свою, подоспел, чтобы помочь художнику. — Ох, чëрт, ты… — Винсмок потянулся ладонью к чужой груди, потом, одумавшись, отдëрнул руку, неловко провëл ею по волосам и почувствовал, что абсолютно палевно краснеет. — Вау, ты… у меня нет слов. Vous êtes belle.. Ты просто охренеть какой красивый.       Усопп потёр костяшкой указательного пальца нос, чувствуя, что смущаться сильнее невозможно, и перекинул свои заплетëнные в свободную косу с маленькими заколочками волосы с плеча на спину, заметив, что они снова в этом же кафе в почти парной одежде – оба в белых рубашках и чëрных брюках, не считая того, что одежда Санджи выглядела более строго за счëт пиджака и галстука. — Прости, можно я потрогаю твои мышцы, прости…       Усоппу показалось, что вот прямо сейчас он взорвëтся от смущения и неловкости, но он кивнул. Санджи не решился касаться грудных мышц, обтянутых белой рубашкой, поэтому ограничился чужими бицепсами. Натянутая ткань едва не трещала, и Винсмок подумал, что хочет такие же крепкие нервы, как пуговицы на этой рубашке. Он скользнул взглядом чуть ниже и тут же пожалел об этом – бëдра в обтягивающих их чëрных брюках… тоже были хороши. Вот бы их тоже… — У тебя красивый… рельеф. Много, наверное, спортом занимаешься, — Санджи скользнул взглядом ещë ниже, понимая, почему разница в их росте изменилась в обратную сторону. Усопп был в ботинках на довольно высоком толстом каблуке.       Нами, не выдерживая этой нелепо-неловкой сцены, открыла дверь в зал, надеясь, что не засмеëтся с их лиц. Уж теперь-то Санджи не сможет отмазываться, хотя… Девушка взглянула на букет в чужих руках и подумала, что Винсмок даже не будет пытаться что-то скрыть. «Good for them… good for them» — Проходите сюда, пожалуйста, — и когда блондин поравнялся с ней, она протянула ему несколько бумажных салфеток, чтобы утереть капающую из носа кровь. Усопп прошëл вперëд, а Санджи притормозил. — Ты тоже видишь это? — быстро-быстро зашептал Винсмок. — Он же чëртово la perfection! От косички до… — Зада. У него зачëтный зад, — также тихо ответила Нами. — Да! — Санджи выдохнул со стоном, затыкая ноздри салфеткой, и сделал движение двумя ладонями, будто он что-то сжимал. — Я бы… — Всë, вали. Что ты застыл. Иди и сделай это, Санджи Винсмок! — Нами втолкала блондина в двери и улыбнулась своим мыслям.       Так и проходил их день – наполненный какой-то нервной нежностью и смущением. Они не обсуждали то, что произошло вчера, и то, что пытался сказать Усопп по телефону. Просто наслаждались прогулкой. Санджи снова завернул к Усоппу, чтобы поставить цветы в вазу, и они поехали в Галерею. К тому времени Иванков прислал Винсмоку два билета на электронную почту. — Усопп, почему ты так нервничаешь? — уже вечером, сидя в мягком кресле театра во время антракта, подходящего к концу, спросил Санджи и коснулся плеча художника.       Чем ближе был вечер, тем сильнее бросалось в глаза, как Усопп сидит, словно на иголках, часто смотрит на часы, будто отсчитывая минуты до конца мюзикла. Даже на выставке он, казалось, не мог полностью сосредоточиться на картинах и скульптурах, которые всегда так любил. Один раз он и вовсе надолго замер возле одной из старых картин – будто разглядывая еë, но на самом деле погрузившись в свои мысли. — Тебе нравится? — спросил тогда Винсмок. — А? А, да, нравится. Знаешь этот миф? — и получив отрицательный ответ, продолжил. — Пигмалион создал настолько прекрасную скульптуру по образу девушки из сна, что полюбил еë и попросил у Венеры, чтобы та оживила еë. И богиня исполнила его желание. — Влюбился в своë творение? Мне кажется, это немного честолюбиво. — А мне кажется, что это романтичный миф. Красивый. Ещë недавно я бы всë отдал, чтобы мои картины ожили. — А сейчас?       Усопп повернулся и нервно улыбнулся. — Сейчас это принесло бы только проблемы, — пробормотал он с каким-то странным выражением лица, но, спохватившись, засмеялся. — Представляешь, целых два тебя? Вы бы поубивали друг друга. Сплошные проблемы.       Санджи понимал, что изначально Усопп вкладывал в свои слова другой смысл, но поддержал тот разговор. Как и тогда, сейчас Усопп выглядел странно, и Винсмок ничего не мог понять. — Просто… волнуюсь немного, ха, — нервно выдохнул парень. — Мы же потом поедем к тебе?       Винсмок взмок, и тревога Усоппа передалась и ему. Хотя, скорее не тревога, а что-то похожее на предвкушение? Санджи постарался сдержать улыбку, но почувствовал, как что-то всë равно не сходилось. Казалось, что Усопп говорит совсем недвусмысленно, но Винсмок замотал головой, понимая, что это он сам вложил желаемый смысл в чужие слова. Не может человек, ещë вчера испугавшийся поцелуя, сегодня говорить «потом к тебе» в таком смысле. Страх сжал ему сердце – не является ли их прогулка прощанием? А волнуется Усопп потому, что после ужина хочет попрощаться. На сцене снова зазвучала музыка, но Винсмок смотрел только на художника. — Пожалуйста, Усопп, не уходи. Я… я вчера сглупил, но такого больше не повторится, клянусь. Я не сделаю ничего, что поставит тебя в неловкое положение, ничего, что ты сам не захочешь, — зашептал Санджи, схватив Усоппа за руку. — О чëм ты? Я и не собирался. — То есть это всë-таки не прощальная прогулка? Усопп нежно улыбнулся, склоняя голову на бок, и сжал руку Санджи в ответ. — Конечно, нет, глупый. Я пытался разобраться в себе всë это время и кое-что понял. И я хочу с тобой поговорить вечером. Поэтому я жутко волнуюсь.       Кто-то зашикал на них, прося не разговаривать, и Усопп вернул своë внимание на сцену, откидываясь на спинку кресла. Санджи последовал его примеру, удобнее перехватил чужую ладонь и переплëл их пальцы, улыбнувшись.