Деревенский рынок представлял из себя интереснейшее место.
Как правило, изделия отдельных городских ремесленников сбывались в деревню; на городской рынок, в свою очередь, поступали хлеб и другие продукты вотчинного и крестьянского хозяйства из соседней округи. В маленьких поселениях рынков не было, но деревня, в которую прибыли путешественники, по меркам этих краёв, была большой. То ли оттого, что ближайший город был неблизко, то ли из-за усугубления ситуации с нежитью… словом, крестьяне всеми силами старались обособиться от окружающего мира.
Киар с пылающим взором ходил среди лавок с выпечкой. Глаза разбегались от обилия всевозможных пирогов и пирожков, кулебяк, пышек, калачей и булок, караваев, расстегаев.
Ткани, воск… Была тут и пушнина — гордость местных охотников. Проходя мимо пушистых шкурок убитых животных, Кераси с присущей ей невозмутимостью проводила по ним ладонью, будто проверяла — чувствует ли ещё что-нибудь или окончательно охладела к простым радостям жизни. Бобры и соболя, куницы и белки: любой знатный господин мог порадовать свою супругу гостинцем, проезжая мимо этих мест.
А что за ароматы витали над рынком! Перебивая дух свежевыловленной рыбы, обоняние путников услаждал запах свежевыпеченных оладий со смородиновым вареньем. Анхель замер над лавкой с самоварами и чуть не закапал слюной на ведёрко с мелиссовым мёдом.
Оставив довольному торговцу немало монет, Киар с гордой улыбкой показал спутникам мешок с зелёными яблоками.
— Вот ты их и будешь нести, — скептически приподняла бровь Кераси.
Анхель даже не обратил на эльфа внимания, гипнотизируя мёд с таким усердием, словно снимал с него проклятие.
— Ну вас, — обиженно запыхтел Киар.
— Негоже идти к хозяйке без гостинца, — разглядывая расписную глиняную утварь на прилавках, промолвила Речная Леди.
Падший очнулся и согласно кивнул. Они быстро собрали корзинку продуктов и подошли к группе мужчин, раскуривающих трубки у входа на рынок — рабочий день подходил к концу, многие торговцы уже ушли.
— Прошу прощения за беспокойство, — обратилась Кераси к первому попавшемуся мужчине в синих шароварах и вышиванке.
Полный торговец обернулся с недовольным выражением лица, но, увидев, кто к нему обратился, тут же расплылся в улыбке. Женщина отвела его в сторону, чтобы не привлекать внимание компании, и мягко обратилась к местному жителю:
— Мы здесь кое-кого ищем, — начала Кераси, давая понять, что не одна — прямо за её спиной стояли спутники, но торговец в упор их не замечал.
— Не меня ли? — по-доброму усмехнулся тот.
Женщина вежливо улыбнулась, очаровывая собеседника, чуть не выронившего из рук дымящуюся трубку.
— Не подскажете, где живёт Джина? Молодая вдова, — вопрос так и повис в воздухе, когда Киар раздражённо фыркнул.
Торговец наконец обратил внимание на высокую фигуру, затем — на эльфийские уши, и тут же переменился в лице.
— Лапушка, — пробормотал он разочарованно, обращаясь к Речной Леди насмешливым шёпотом, — ты достойна лучшего, чем якшаться с этим отродьем…
Эльф, естественно, услышал его и напрягся.
— Живёт тут одна в лесу, — презрительно скривился мужчина, выдыхая дым прямо в лицо помрачневшей Кераси. — Одни беды от таких… а у тебя и манеры, и фигурка…
Каким бы Киар ни был сдержанным пацифистом, этого он стерпеть не мог. Однако, ко всеобщему удивлению, его опередил Анхель — шагнув вперёд, падший схватил торговца за заплывшую жиром шею и без малейших усилий поднял над землёй.
Местные всполошились, но так и затоптались на месте, не решаясь подойти — всем стало понятно, что парень не обычный человек.
— Извинись перед госпожой и эльфом, — тоном, не терпящим возражений, отчеканил кузнец.
Женщина ошарашенно смотрела на него снизу вверх. Анхель выглядел безмятежным, почти любезным, однако энергетика… от него исходила неприкрытая угроза.
Кераси могла ожидать подобных глупостей от Киара; но кто никогда не отличался импульсивностью, так это Ан. Речная Леди настолько привыкла к его уравновешенности и молчаливому спокойствию, что не понимала, как ей реагировать на внезапную вспышку. С чего бы ему нападать на беззащитного человека, пусть и не слишком учтивого?..
Когда вместе с хрипами было получено смазанное извинение, падший ослабил железную хватку. Напуганные торговцы окружили кулем упавшего на землю пострадавшего, боязливо косясь на падшего.
— Отличная работа, — проворчала женщина.
Или между двумя личностями Анхеля размывались границы, или…
Парень скользнул по ней предостерегающим взглядом и отвернулся к впавшему в прострацию эльфу.
— Илайн ведь сказала, что вдова живёт в избе у рынка, — промолвил безразличный к реакции деревенских падший. — Сами найдём, — он взял эльфа за руку и потянул за собой.
Озабоченная его поведением женщина пошла следом. Через пару минут они поднялись по скрипучим ступеням и постучали в дверь ближайшей к рынку избы, украшенной резьбой с петухами и барвинками. Закатные лучи заскользили по тщательно вымытым окошкам небольшого деревянного дома, когда хозяйка отворила гостям. На руках у кареглазой девушки сидела пухлощёкая малышка.
— Чем могу помочь? — удивлённо приподняла густые брови крестьянка.
Её взгляд упал на Кераси и на миг она потеряла дар речи. Затем с трудом оторвалась от холодной, но вызывающей зависимость улыбки женщины и посмотрела на Анхеля. Чтобы тут же попасть в капкан его мускулов и губ в форме лука Купидона…
Заметив уже знакомый ему пустой взгляд, Киар закатил глаза и вывел девушку из транса:
— Вы ведь Джина? — чтобы хозяйка дома окончательно сбросила наваждение, ему пришлось пощёлкать пальцами.
Наконец вдова обратила внимание на эльфийские уши и понимающе закивала:
— Вас прислала Илайн?
Джина оказалась сообразительнее, чем показалось вначале. Ребёнок у неё на руках нетерпеливо заёрзал, пытаясь дотянуться до сияющего в последних солнечных лучах аграфа на плаще Речной Леди. Та не сдержалась и отдала украшение в пухлые ручонки, которые тут же радостно запустили интересную штуковину в лоб Киару.
— Проходите, — девушка вдруг нервно заозиралась и поторопила их жестами.
Путники послушно зашли в избу, где из печного угла на них недоверчиво таращилась трёхцветная кошка. Хозяйка зашла следом, с противным скрежетом заперев дверь на ржавый шпингалет.
— Не все здесь доверяют эльфам, — смущённо пояснила крестьянка.
— Мы заметили, — хмыкнула Кераси, проходя в сени, чтобы поставить корзину с едой на стол.
— И нежить в последнее время совсем распоясалась…
Женщина удивлённо обернулась, побуждая Джину продолжить рассказ. Мужчины тем временем осмотрелись и присели на широкую лавку, с обеих сторон ограждённую деревянными досками в форме конских голов, справа от входа.
— После того, как моего мужа и ещё нескольких охотников убили в лесу, навь стала часто бродить вокруг деревни, — при упоминании супруга голос вдовы дрогнул, но она справилась с эмоциями и стойко продолжила: — По мнению старейшин, нежить стала сильнее. Последние недели мы все живём в страхе.
Девушка присела на трёхногий табурет у печи, отвлекаясь на малышку.
— Навь боится огня, так с чего бы ей врываться за частокол с факелами? — нахмурилась Речная Леди.
— А бес их знает, этих покойников, — пожала плечами хозяйка. — Правда, Женевьева? — она погладила воркующую на своём языке девочку.
Женевьева тем временем всеми способами пыталась обратить на себя внимание Кераси, которая уже полностью была поглощена этими милыми заигрываниями. Мать, поддавшись оленьему взгляду и жалобному хныканью, передала дочь в ласковые руки гостьи.
Каштановые кудри огладили плечо Кераси, когда крестьянка неосознанно потянулась ей навстречу. Отдавая малышку женщине, Джина чуть не прильнула к ней сама, но вовремя опомнилась и засуетилась у посуды.
— Ромашкового чаю? — отрывисто предложила вдова, раздражённо шикнув: «Калико!» в сторону мешающейся под ногами кошки.
Киар молча наблюдал за ними, пытаясь понять, почему девушка так чувствительна по отношению к русалке — то ли она по натуре своей легко подпадала под чужое влияние, то ли все люди были более податливы чарам, чем эльфы. Киар в очередной раз порадовался, что он не человек — страшно было представить, в какую бесхребетную лужу он бы тогда превратился, постоянно находясь поблизости от Кераси.
Изба пропахла ароматом трав, он оказался почти таким же густым, как и в доме Илайн. Анхель улыбнулся своим мыслям, рассматривая потолок, и женщина тоже подняла голову, чтобы полюбоваться пучками засушенного тимьяна и розмарина, висящими на льняных верёвках. Женевьева притихла, самозабвенно играя с тонкими бледными пальцами Кераси.
В клетке твоей, льётся юный ручей,
Он же перестанет биться, перестанет биться…
Жизни твоей, из долин цветущих огней,
Больше не случится, больше не случится…
Хозяйка дома заметно прибодрилась, услышав донёсшееся с улицы девичье пение. Плечи под простым платьем расслабились, она с улыбкой взглянула на гостей.
— Двенадцатое апреля, — объяснила крестьянка.
Крутит быстрей, колесо запутанных дней,
Что же тебе снится? Что же тебе снится?
Дом и ручей, где тоскует нежность очей,
Больше не случится, больше не случится…
— Какой-то праздник? — эльф заинтересованно встал с лавки и подошёл к окошку.
— Вы задабриваете навь, — глухо констатировала Кераси, но повеселевшая крестьянка не обратила на её тон внимания.
— Верно! Лешего, водяного…
— …и остальных тварей, которые убивают ваших, — кивнула женщина.
Джина замерла над столом, заметив на безупречном лице гостьи издевательскую усмешку. Киар выглянул в окно, скользнул взглядом по украшенному ажурными деревянными столбиками крыльцу большой избы напротив. Под навесом плясали девушки примерно того же возраста, что и вдова.
Время ведь нельзя остановить,
Пока кровь кипит!
Песня была совсем невесёлой, но в ней чувствовалась надежда на лучшее будущее, луч света во тьме. Однако причина народных гуляний вызвала у эльфа тошноту.
— Мы приносим нежити дары, чтобы она не трогала нашу деревню, — поджав губы, оправдывалась хозяйка.
Слева от дома расположилась деревенская площадь. В рассеивающем сумерки пламени огромного костра потрескивали поленья, Киар слышал это даже через стену. Но с такого ракурса он видел лишь пожилого мужчину, ведущего под уздцы слабую на вид лошадь.
Покажите мне далёко, то прекрасное далёко,
Где лучится и цветёт, цветёт, цветёт, цветёт апрель.
За дорогую дорога, от источника к истоку,
Где лучится и цветёт, цветёт, цветёт, цветёт апрель…
— Вы принесёте в жертву лошадь? — сглотнув, выдавил из себя эльф.
Он провёл ладонью по подоконнику, не в силах оторваться от созерцания чего-то неправильного. Девушки запели громче и ликующие голоса разнесли весть о «цветущем апреле» дальше: за пределы поселения, в ночные леса и реки… Крестьяне не защищались от навь — сами не зная, что творят, они её призывали!
— Раньше, откормив животину, они обмазывали лошадиную голову мёдом с солью, вплетали в гриву красные ленты и, опутав ноги и навязав на шею старые жернова, вели топить, — в полной тишине, нарушаемой лишь мистическим пением язычников, голос Речной Леди прозвучал потусторонним шёпотом. — Ровно в полночь, верно?
Джина насупилась, будто ребёнок, не осознающий, что нахулиганил. Не желающий принимать наказание неразумный эгоист.
— О, только в этом году вам показалось, что такого дара будет недостаточно, я права?
Слова Кераси словно вбивали гвозди в крышку гроба общественного забвения, молотом правды всё больше оглушая вдову. Женщина почувствовала отвращение к людям — народ Духа, ведущий все расы к спасению души, как же! Им удавалось с каждым веком всё больше отдаляться от истины, становясь всё уродливее в своих суеверных страхах. Не осознавая ответственности, возложенной на них Богом, люди вели всех живых разве что к концу, стремящемуся к своему началу. Порочный круг слабости.
— Кого вы посадите на кобылу? — прожигая девушку взглядом, как бы невзначай поинтересовалась Кераси. — Дайте угадаю — девственницу? Вы это любите. Но что вы любите ещё больше, так это воплощение невинности в белом платье…
По затылку Киара пробежал целый табун мурашек. Он не хотел верить, что именно в этом и была причина радости крестьянки. Но вот по её румяным щекам потекли слёзы стыда, и он с ужасом понял, что догадка Речной Леди оказалась верной. Деревенские собирались нарядить девственницу в свадебный наряд и отдать на милость нежити, словно любящему жениху.
Это было даже не жутко — это было немыслимо жестоко. Девушку они тоже откармливали и обливали мёдом? В её волосы вплетали красные ленты, подгоняя под образ племенной кобылы, жертвующей собой ради процветания общины?
Кто та несчастная, что должна умереть ради выживания других?
— Раньше не было ни времени, ни земли, ни пыли — ничего. Забыли всё, — голос Анхеля звучал приглушённо, словно через толщу воды.
Так неожиданно он начал шептать эти непонятные слова, что эльф с хозяйкой вздрогнули. Женщина прищурилась, укачивая на руках Женевьеву. Тьма наполнила избу, клубящимися тенями по углам нагнетая атмосферу и делая слова падшего пугающе торжественным:
— Было небылью, да стало былью. Река остыла, и вода застыла в ничто.
Кераси судорожно вздохнула, будто расшифровала эти фразы, прочитала посыл между строк и вспомнила что-то болезненное из далёкого прошлого. Неужели такое варварство уже происходило раньше? Неужели и на этот случай крестьяне придумали… песню?
Внезапно женщина опустилась на лавку и вперила взгляд в малышку. Словно бесконечно устала и смирилась со своей участью. Когда стало настолько тихо, что Киар услышал звук собственного сердцебиения, Кераси запела:
Время — быстрая река, никого не обойдёт.
Ждёт невеста жениха. Ждёт, как часа своего.
В белый цвет облачена, точно в саване стоит.
На покой обречена, свадьбы колокол звенит.
И пение это устрашало больше, чем голоса крестьянок, потому что в нём был вес прожитого, тонны человеческих ошибок и бесчеловечных убийств. Оно набатным колоколом наполнило комнату, путиной страха оплело присутствующих. А Речная Леди неумолимо продолжала:
Там, где смерть рождает жизнь.
В ритуальном долгом сне.
В страхе девичьем она.
Суженому суждена.
Джина задрожала, оседая на пол и в приступе паники бормоча: «Нет, нет, нет… всё не так… нет, нет, нет…». Киар испуганно переводил взгляд с неё на женщину с потускневшим взглядом и обратно. Остались последние строки и их в один голос, словно киркой по камню, отчеканили Кераси с Анхелем вместе:
Забирай, забирай!
Приходи, прилетай!
На века отдана дева юная.
Воцарилось тяжёлое молчание, принизывающее морозом до самых костей. Лишь уютно устроившаяся на руках у чудовища Женевьева как ни в чём не бывало улыбалась рыдающей матери.
