Крылья

      Дух лжи раздирал своей едкостью глотку Кераси, пока они с Анхелем смотрели друг другу в глаза. Они сидели на пыльном полу у противоположных стен в полной тьме, изучая выражения прекрасных лиц и прислушиваясь к дыханию спящих рядом живых.       Странная забава только для двоих. Не способных на сон, зато обладающих завидной проницательностью и терпением бессмертных.       Время близилось к полуночи, а на деревенской площади царила настоящая вакханалия. Если Киара, который с трудом заснул на лавке у входа, празднество местных приводило в ужас, а Речную Леди — в безнадёжное уныние, то в глазах падшего было злорадство. Он откровенно веселился, наблюдая за глупыми людьми: они искренне верили, что навь хватит ума на то, чтобы оценить подношения. Интересно, это демоны посеяли здесь зерно болезненной мнительности когда-то, извращая мышление общины, или в людях проснулась изобретательность, когда от страха начала ехать крыша?       Обман или безумие? Что подтолкнуло человеческую расу к выдумке суеверий? Дьявольски увлекательная дилемма.       — Не клонит в сон? — с притворной заботой поинтересовался кузнец.       Женщина молча стряхнула сор с полы плаща, продолжая сверлить парня испытующим взглядом. Оба знали, что цепочку всегда запускал Киар — если он спал, а они всё ещё бодрствовали, значит, зелье Илайн действовало. Кераси бы радоваться, однако раньше демонические сны возвращали ей Ана… Но не в этот раз.       Она наблюдала за Анхелем второй день и если вчера он притворялся более искусно, то сегодня то ли потерял бдительность, то ли намеренно сачковал — ехидство сочилось из него подобно соку из переспевшего персика. Приторную сладость фальши русалка не перепутала бы ни с чем другим.       «Верни его!» — хотела закричать женщина так громко, чтобы из ушей падшего пошла кровь. Чтобы он осознал весь ужас того, что она сделает с ним, дабы вытащить на поверхность разум ангела. Но также она знала, насколько сильна демоническая сторона Анхеля. Речная Леди могла хоть биться в истерике, если б ещё была способна на такие яркие проявления чувств, однако, рассудок был прав: это не дало бы ровным счётом ничего. Кроме разве что одного — Хель бы убедился в своих догадках насчёт крепнущей привязанности Ана и Кераси. И использовал бы это в своих гнусных целях.       Потому минуты текли медленно, словно смола по крыльям увязнувшей стрекозы, а злодей с монстром могли лишь изучать друг друга. Скользили взорами по чертам, ловили скупые эмоции в отражении сетчатки глаз и просчитывали дальнейшие ходы.       Своеобразная игра в шахматы. Кто в конце партии поставит мат — чёрный король или белый ферзь?..       Хель даже выглядел в точности как Ан. Тот же цвет волос и глаз, то же невинное выражение лица и уверенные жесты. Интонации голоса — и те были абсолютно идентичны! Безупречное соответствие, идеальное преступление. Чему удивляться, если лучше всех на свете Ана знал именно Хель — его заклятый друг и злейший враг в одном флаконе. Неотъемлемая часть, то самое злое начало, что использовало лучшее от единой личности, чтобы притворяться собой же. Женщина была бы наивна, если б надеялась превзойти демона в искусстве Апаты.       — Не кори себя, — покровительственно улыбнулся парень.       Не корить в чём? Кераси почувствовала, как небьющееся сердце сковало дурным предчувствием. Что он имел в виду? Что она упустила? За что ей придётся расплачиваться, когда он снизойдёт до объяснений?       Кузнец чарующе улыбнулся, будто отвечая на невысказанные вопросы. Он не скажет, просто дразнится и бесстыдно наслаждается невежественностью окружающих. Развлекается игрой в кошки-мышки, глядя на всех свысока. Аморальная забава только для одного.       Да, он гордец с извращённым чувством юмора, и что с того? Анхель лучился самодовольством ослепительнее, чем служители храма Света — адским сиянием.       Стиснув челюсти, женщина попыталась отвлечься наблюдением за кошкой. Калико запрыгнула в ноги к Джине и помяла лапками расшитое традиционными узорами покрывало. Затем с подозрением посмотрела на Кераси, сидящую чуть левее окна, выходящего на огород. Справа от окна стояла детская колыбелька.       В этих местах верили, что детишки, смеющиеся во сне, видят волшебные сады Блаженных островов, светлые и благоухающие. Ими колыбель и была украшена: по бокам деревца, царские птички, лазоревые цветочки. В головной части зыбки было изображено красно солнышко в лучах, а в ногах — ясен месяц о звёздах. Этот самый месяц, обратившись убелённой сединами луною, бросал луч света на дощатый пол, когда его усыпали осколки стекла. Разбив окно, в избу влезла укутанная в чёрный балахон женщина.       Вмиг атмосфера дома переменилась — от звона проснулись Киар с Джиной. Эльф схватился за рукоять палаша, засунутого под лавку. Джина резко села, сбросив с ног истошно орущую кошку, и в ужасе отшатнулась от увиденного, с противным звуком ударившись головой о полку с посудой.       Тихое, но угрожающее шипение вырвалось вместе со зловонием изо рта ночницы, чьё уродливое лицо было скрыто за вуалью, словно у вдовы. Запах смерти ворвался в помещение вместе с нежитью. Волны отчаяния накрыли мать, стремящуюся защитить своё дитя, но оказавшуюся перед пастью смертельной опасности. Единственным, кто не удосужился и пошевелиться, был Анхель — он с чисто профессиональным интересом наблюдал за ополоумевшей крестьянкой, которая металась между тем, чтобы упасть с печи и слиться со стеной.       — Госпожа мертвячка! — громко позвал Киар, сразу смекнув, что перед ним не обычная воровка.       Ночница отвлеклась на неучтивого эльфа, явно не ожидая такого столпотворения, и этого хватило, чтобы вскочившая на ноги Кераси одним бесшумным па проскользнула за спиной навь и закрыла собой колыбель.       Под аккомпанемент барабанящего о лавку оружия, кошачьей истерики и хохочущего исчадием ада падшего, ночница бесновалась. Она не могла понять, на кого напасть первым, так как её целью был ребёнок. Одно было непонятно Речной Леди — почему тварь наделала столько шуму, хотя обычно крала ребёнка под покровом ночи, не тревожа родителей. Уже после, скрывшись в поле, трусливая навь предпочитала лакомиться ревущей добычей. В силу своих посмертных особенностей ночнице приходилось пробираться в дома, подобно лисе в курятник, потому скрытность являлась для неё ключевым навыком.       Сгруппировавшись, нежить наскочила на приближающегося Киара в попытке запугать, и тут же обернулась к колыбельке, чтобы забрать то, за чем пришла. В мыслях у ночницы была лишь наполняющая рот слюной мысль о сладкой нежной плоти, о плаче, разносящемся по лесу и застревающему в кронах деревьев. Вот-вот, уже скоро…       Однако перед жуками горящими под пологом вуали графитовыми глазами оказалась не желанная малышка, а кусок скалы. Застывшая подобно каменному изваянию женщина не давала пройти. В какую бы сторону ни шагнула тварь, Кераси преграждала ей путь. О такой манёвренности мёртвые обычно могли только мечтать, зато в ярости им было не отказать.       Склонив голову под неестественным углом, навь застрекотала, словно гигантский богомол, и рукой, напоминающей вилы, проткнула женщине живот.       Длинные острые ногти, истекающие трупным ядом, вошли по самое основание, чуть ли не трескаясь от усилия.       — Нет!!! — душераздирающе закричал эльф.       Он, пошатываясь, шагнул в сторону Речной Леди, скользнул взглядом по её иссиня-чёрным распущенным локонам, блестящим в свете луны, и вопль застрял у него в горле. Сползшая с печи Джина осела на пол, прикрыв рот руками, и чуть не сбила с ног вскочившего кузнеца.       — Кераси! — едва слышно выдохнул он, не веря своим глазам.       «Она бессмертна, бессмертна», — только и твердил он про себя, пытаясь не поддаться тревоге, не приближаться и не касаться, ведь не рассчитав силы, он переломает ей кости.       Несколько мгновений избу наполнял лишь торжествующий смех ночницы, напоминающий предсмертные хрипы умирающего в муках. Бесцеремонно прервав веселье, за синюшное запястье её рывком схватила человеческая рука. Да с такой силой, что нежить завыла, пуская этим звуком мурашки по спинам живых.       Рыча и плюясь, тварь загнанным зверем скалилась в лицо чудом устоявшей на ногах женщине. Та схватила навь за затылок и бесстрашно придвинула вплотную к себе, будто провинившегося щенка.       — Прости, что срываю планы, — холодно проговорила Кераси, почти соприкасаясь носом со скрытым под вуалью лицом, на котором под облезшей кожей сверкали гниющие зубы, — но я уже мертва.       Одним взмахом палаша Киар с ювелирной точностью снёс ночнице голову с плеч.       Когда тело в балахоне упало, у Речной Леди подкосились колени. Встревоженные мужчины подхватили её под руки и бережно усадили на лавку.       — Госпожа… госпожа, — словно в бреду шептал эльф, осматривая ранение женщины.       Он не мог думать ни о чём, кроме того, что она пострадала. Безмозглая нежить посмела прикоснуться к той, которую он сам себе поклялся защищать. Он не видел ничего, кроме её разорванной одежды, не внимал доводам рассудка: Кераси мертва, её можно было уничтожить лишь огнём, как и любую навь; раны затянутся, из них даже не текла кровь. Однако перед глазами всё ещё стояло безучастное лицо женщины со вспоротым нутром. Он бы после такого точно не выжил.       — Киар… — оказывается, она звала его уже несколько минут, пытаясь схватить за дрожащие руки.       Киар остановил расфокусированный взгляд на ладно скроенной маске умиротворения. Почему она так спокойна?       — Вам больно? — надрывный выдох вырвался у эльфа прежде, чем Речная Леди обхватила ладонями его побледневшее лицо.       — Со мной всё хорошо, — прошептала она, поглаживая его скулы подушечками пальцев. — Я здесь, с тобой.       Он это знал. Знал, но не мог поверить.       Киар положил поверх её ладоней свои, сжал коченеющими пальцами, пытаясь ощутить её присутствие полнее, более всеобъемлюще. Утонуть в её прерывистом дыхании.       Ресницы Кераси затрепетали, совсем как тогда у костра, после кошмара. Робея и страшась, эльф привлёк женщину к себе, бережно уложил её голову к себе на грудь и лишь тогда вздохнул с облегчением. Она жива, потому что уже умерла. Он не потеряет её. Как хорошо, что она мертва.       Кераси утешительно поглаживала Киара по острой ключице, выступающей под элегантной батистовой рубашкой подобно распахнутому крылу.       Лучше не говорить ему, что ночница и денница — одно и то же существо, которое, по сути, сам Киар и пригласил в этот дом, предлагая незнакомке из поля сеслерии пойти с ними в деревню. Боковым зрением женщина заметила, что падший, не отрываясь, смотрит на неё.       — Больше так не делай, — опустошённо приказал он, наконец поймав взгляд Кераси.       Она вопросительно приподняла брови вразлёт.       — Не смей лезть на рожон, — на его лице заходили желваки, запуская этим проявлением агрессии метаморфозу: щёки стали более впалыми, передавая акцент выразительным скулам; потемневший цвет волос превратил парня в жгучего брюнета; белоснежные радужки глаз засверкали падающими звёздами.       Женщина с недобрым прищуром отстранилась от удивлённого эльфа и встала перед кузнецом, выпрямив узкую спину. Медленно расстёгивая пуговицы из голубого жемчуга, она запрокинула голову, чтобы следить за реакцией сбросившего личину Хеля. Когда Кераси слегка раздвинула края сорочки, демонстрируя белый, как снег, живот с пятью почти исчезнувшими ранами, Киар тоже встал, чтобы удостовериться в её словах.       Он изумлённо следил за впечатляющей регенерацией, пока не заметил прямо в ложбинке между грудями большой уродливый шрам, росчерком уходящий на тонкую шею.       — Госпожа! — не подумав, воскликнул эльф, порываясь дотронуться до следов, обезображивающих гладкую кожу.       Падший тоже, не скрываясь, разглядывал приоткрытую полоску желанного тела, получив такую возможность. Наслаждался видом плоского живота без пупка, совсем как у нимф, просвечивающих рёбер и даже того самого увечья, делающего Речную Леди неповторимой. Впервые смотрел без похоти. Скорее, как если бы восхищался висящей на стене замка древней картиной в великолепной раме или огороженной золотым канатом статуей античной богини — великим шедевром. Вечным, неприкосновенным и недосягаемым.       — Гарпун, — равнодушно пояснила женщина, одеваясь обратно.       Мужчины нахмурились, силясь представить, как она после такого собрала себя по частям. Глядя на неподдельный трепет в их глазах, Кераси впервые подумала о них, не как о спутниках в этом дурацком путешествии, но как о товарищах. Эти несколько дней проведённых вместе были наполнены столькими опасностями, что вместили бы в себя месяцы размеренной жизни.       — Меня выловили рыбаки, — расщедрилась на рассказ женщина. — После того, как годами, а может, веками… — она попыталась вспомнить события тысячелетней давности, но быстро сдалась, небрежно пожав плечами, — …я скиталась по Серебряному морю, пока ихтис жёг мою плоть, не давая окончательно потерять рассудок и превратиться в животное, — Кераси неосознанно коснулась шрама на затылке.       — Серебряное море? — непонимающе переспросил Киар, вкладывая палаш в богато украшенные ножны.       — Теперь оно называется Туманным, — раздражённо ответил парень, сетуя, что эльф перебил женщину.       То самое море, к которому они направлялись, когда-то было переименовано. Так давно, что упоминаний об этом Киар не встречал даже в исторических трактатах. Не к добру это…       — Его так назвали из-за нимф, — продолжила женщина. — Они живут ради защиты вместилища своей души — дерева, озера, горы и так далее. Они живы, пока живы их природные объекты. Если нимфу убить, вместилище поглотит душу и будет оберегать её, пока само не погибнет.       — Нимфы — единственная раса, ограждённая от участи ходячих мертвецов. Они настолько чисты, что нежить не может находиться рядом с ними, но и сами нимфы погибают, когда их окружает аура навь, — кивнул эльф.       — Верно. Потому нимфы и запечатали Звёздную обитель — сотни лет в неё не ступала нога ни эльфа, ни человека. Обитель простирается на многие мили за Серебряным морем и надёжно скрыта за непроходимыми цветочными лабиринтами, затянутыми туманами. Ореады, напуская эти туманы, чтобы скрыться от живых, которые потенциально могли бы в их землях умереть, а, следовательно — стать угрозой, так перестарались, что завеса облаков покрыла и море. Вот его и окрестили Туманным. Зато свободным от навь, — развела руками Речная Леди.       — Как же тогда рыбаки выловили из него вас?.. — ответ на свой вопрос Киар получить не успел, так как по улице прокатился раскатистый рык.       — Что это? — послышался испуганный голос затаившейся Джины.       Вдова покачивала на руках Женевьеву, морща нос от вони, исходящей от трупа ночницы, валяющегося на том же месте, где упал. Хозяйка дома была в таком глубоком шоке, что едва ли восприняла произошедшее. Сплошное умопомешательство, мгла страшной химеры, в которую необходимо было поверить, дабы уцелеть.       Эльф бросился к окну, выходящему на площадь. Несколько секунд он пытался понять, почему люди мечутся вокруг костра, будто затравленные кролики, затем увидел кровь и резко втянул воздух через ноздри.       — Навь, — просто сказал он, обернувшись к присутствующим.       Вот крестьяне и доигрались. Раздразнили нежить своими подношениями и теперь пожинали плоды. «Добро пожаловать на пир!» — единственное, что однозначно поняла голодная навь и хлынула в деревню, заполоняя каждую гостеприимную избу…       — Кажется, нам пора, — откланялся Анхель, подхватывая вещи.       — Не оставляйте нас! — отчаянно закричала Джина, бросаясь Кераси в ноги.       Запахло страхом и потом. Малышка, положенная в колыбельку, в блаженном неведении спала. Похоже, её было не разбудить и концом света.       Женщина поняла, почему ночница, вопреки обыкновению, влезла в дом с такой фривольностью — зачем приличия, если местные сами себе палачи? Речная Леди судорожно пыталась придумать, чем может помочь. Будь тут Ан, он бы нашёл верное решение, которое сберегло бы жизни им всем, но он оставил их на растерзание неизвестности. Одно Кераси знала точно — взять мать с ребёнком с собой в кишащий тварями лес было равносильно убийству.       — Люди, — надменно выплюнул падший, когда спутники из жалости замешкались, и схватил из угла лопату.       Он протопал мимо всхлипывающей крестьянки к отрубленной голове, после с треском и чавканьем нанизал голову, ещё не успевшую прирасти к телу, на лопату. Киар брезгливо поморщился, пытаясь сдержать рвущийся наружу ужин.       Щёлкнув пальцами, кузнец воспламенил вуаль и сосульки свалявшихся волос. Пламя выхватило в полной тьме скептичное выражение на его лице. Парень явно не рассчитывал, что хоть кто-нибудь из деревни доживёт до рассвета.       — Береги как зеницу ока и молись истинному Богу, — бросил он, передавая дрожащей как осиновый лист вдове самодельный факел.       — Кому? — выдавила Джина.       — Истинному… — повторил было Анхель, однако опомнился и, сердито пыхтя, взвалил на плечо ночницу. — Не хворайте, — злорадно выдал он и с ноги открыл хлипкую дверь, с мясом вырвав из стены щеколду.       Со вкусом тлена на языке женщина вышла вслед за ним и взяла у захлопнувшего дверь эльфа свою торбу. Оставив у крыльца смердящее тело, падший поджёг и его. Вспыхнувшую оранжевыми вспышками ночницу приласкали самозабвенно пляшущие огненные языки. Душа, томившаяся в плену проклятия, обрела свободу.       — Это отпугнёт нежить от дома, — безразлично промолвил парень.       Киар окинул взором площадь с потухшим костром. Эльф порывался броситься в пекло, спасти тех, кого ещё можно, но было слишком поздно. Навь с жадным урчанием пировала прямо в центре деревни. Вопли и боль пропитали воздух, словно губку. Цена беспричинной жестокости оказалась высока.       — Слишком поздно, — Анхель потянул Киара в тёмный лес, и вскоре приговорённая к каре деревня оказалась далеко позади.