Крылья

      Путешественники торопливо шли через лес, лавируя меж шершавых стволов вечнозелёного ильма. Лунный свет выхватывал из тьмы разрезную листву буйно цветущего весной коридалиса. Глициниевые — розово-сиреневые, и опаловые — молочно-голубые с радужными оттенками, цветы словно наблюдали за нежданными гостями, развернув в их сторону верхние лепестки, напоминающие хохлатых жаворонков. Высокий травянистый покров стелился под ногами, пока путники не вышли на тракт. По пути им так и не встретилась нежить — очевидно, все мертвецы праздновали Двенадцатое апреля в гибнущей деревне.       Ступая по сухой земле, Киар представлял себе разрушенные прилавки рынка, которые ещё днём ломились от лакомств, и вспоминал манящий аромат, исходящий от румяных вишнёвых пирогов. Казалось, это было так давно. Будто все мирные эпизоды жизни остались где-то далеко в прошлом. Уже не вернёшься в то «прекрасное далёко» из песни, как бы не старался.       В угрюмом молчании путешественники встретили рассвет. Тракт заполнили повозки, в одной из которых нашлось место для троих пассажиров. Купаясь в солнечных лучах, эльф позволил себе вздремнуть, пока Кераси рассеянно перебирала пряди его шелковистых волос.       Анхель ледяной фигурой подпирал стену воза, что напомнило женщине их прошлую поездку, так похожую на эту. Правда, тогда напротив неё сидел Ан, говорящий о своей любви к Богу. Едва ли Хель был ценителем богословских разговоров.       Глядя расфокусированным взором на дорогу, Речная Леди пыталась придумать, как можно было бы помочь Джине и её малышке. Согласилась бы крестьянка, предложи она отправиться в город вместе? Добрались ли они до хижины Илайн? Живы ли они вообще?       У женщины перехватило дыхание от ощущения ошибки — не стоило оставлять их в поселении!       Она надавила большими пальцами на глазницы, массируя виски средними и указательными. Сколько людей должно ещё умереть прежде, чем они доберутся до Блаженных островов? Сколько нежити придётся сжечь? Сколько человеческих трупов кремировать? Она так бесконечно устала, исполняя роль уробороса.       Когда закат разукрасил небо ализариновыми полосами, словно шкуру тигра, Киар проснулся. С недовольным кряхтением он сел, чуть не упал обратно, когда телегу подбросило на камне, и загробным голосом прохрипел:       — Будь проклят этот перстень.       — Он и так проклят, — как бы невзначай заметил падший, оттаивая.       Кераси невольно усмехнулась, наблюдая за ними. Покопавшись в сумке, эльф выудил яблоко и с аппетитом вгрызся в него, не обращая внимания на текущий по подбородку сок.       — Где твои манеры, животное? — простонал кузнец.       — Остались в Чертоге, — с набитым ртом ответил тот, затем немного подумал и с пакостной улыбкой зачавкал.       — Уберите его от меня! — парень вытаращил глаза и чуть не выскочил из повозки прямо на ходу.       Женщина рассмеялась, обмениваясь заговорщическими взглядами с довольным собой Киаром. Но тут же замолчала, напряжённо вглядываясь в лесополосу.       — Что такое? — эльф моментально уловил перемену в поведении спутницы.       Анхель сурово поджал губы, проследив за направлением её взгляда, но ничего необычного не заметил.       Кераси силилась понять, что привлекло её внимание, но каким бы острым не было её зрение, яворы оставались яворами. Однако, шелестя фигурными листьями, деревья будто манили к себе. Все мышцы в женском теле напряглись, чувствуя зов — что-то ментально кричало и билось в агонии, призывая её на помощь. Необъяснимая мука, неозвученная мольба, неясная тревога охватили существо Речной Леди.       Она не ощущала в этой просьбе угрозы, а потому ловко спрыгнула с телеги, проворно закинув на плечо плащ.       — Вишенка? — вопросительно позвал её падший, но Кераси не обернулась, поглощённая мысленным призывом.       Переглянувшись, сбитые с толку мужчины последовали за ней. Вскоре они настигли юркую женщину, подсознательно расслабляясь под действием густых лесных ароматов — волнующую сладость источали наперстянки, похожие на соцветия пурпурных пирамидок в объятиях бархатистых листьев; рыхлая плодородная земля, проснувшаяся после долгой зимней спячки и украшенная кустиками игела, в мае распускающегося маленькими кремовыми цветами; дрёма, усеивающая лес скромными по форме, но яркими перламутрово-лиловыми лепестками.       Солнце скрылось за горизонтом, бросая путников в хищные лапы вечернего леса.       Следуя за хрустящими веточками, бобрами и упитанными тетеревами, Кераси осматривала местность рысьими глазами на предмет засады. Кто-то вёл её путями без тропинок, и пока она не знала, друг то был или враг.       Если бы путешественники поехали дальше, как и планировали вначале, то дорога привела бы их прямиком к Сильвер-Си — самому северному городу материка. Там им предстояло найти способ переплыть Туманное море. Это было не так легко, учитывая то, что рыбаки промышляли не дальше прибрежных бухт, дабы не заблудиться в непроходимых туманах. Теперь поиск какого-нибудь сумасшедшего моряка, согласного на опасное путешествие ради денег, благодаря Речной Леди откладывался на неопределённый срок.       — Что мы ищем? — шёпотом спросил Киар.       Ответить ей было нечего, поэтому спустя пару часов женщина просто остановилась. Они зашли в сердце берёзовой рощи. На стволах Кераси не заметила паразитирующего гриба чаги — роща процветала, — на это указывали и пушистые раскидистые кроны, в которых кружились шустрые светляки. В этом месте даже дышалось легче.       Женщина разглядывала короткозаострённые на верхушках листики, сердцевидные основания которых выглядели слишком ухоженными. Зубчатые края смутно напоминали вишнёвые листы.       Кераси отчётливо ощущала волны чужого отчаяния, накрывающие её с головой подобно прокравшемуся в прибрежную пещеру прибою, коварно отрезавшему путь наружу.       — Веснушка, — кузнец потянул спутницу за рукав, но тут прямо из ствола величественной белой берёзы выступила девушка.        Мужчины инстинктивно отошли назад, а Речная Леди, напротив, вышла вперёд, вглядываясь в незнакомку. Та оказалась альбиносом — вся словно припорошенная серебряной стружкой, лишь задние пряди длинных волос лоснились серым цветом, будто полоски на берёзе. Передние локоны были заправлены за ветвящиеся, как у благородного северного оленя, рога.       Путников овеяли дымные эфиры дёгтя. Серёжки деревьев заколыхались на лёгком ветру, оповещая о присутствии других дриад разных возрастов — они выходили из своих вместилищ, с опаской и интересом рассматривая гостей светлыми глазами. Кора у молодых деревьев ещё была коричневато-бурая, крона — стройная и узкая, за стволами прятались совсем миниатюрные нимфы с едва прорезавшимися рожками.       Кераси изумилась, прикинув численность населения. Она не верила своему счастью — думала, жестоко вырубленная чёрная ольха из рода Ифы была последним оплотом дриад по эту сторону Клыков Демона.       — Приветствуем, — нимфа подняла белые ладони, как бы говоря от лица всех. — Меня зовут Лилле — я глава семьи. Если вы пришли с миром, мы будем рады оказать вам гостеприимство.       Дриады покоряли своей прямолинейностью и лёгкостью в общении. Женщина улыбнулась, позабыв, зачем пришла, и Лилле улыбнулась в ответ. Сдержанной, но искренней улыбкой вожака стада, способного на щедрые жесты, но живущего исключительно ради защиты своей семьи.       — На добро мы ответим добром, — похлопав скрещенными руками по округлым бёдрам, как это было принято у нимф, с радостью приняла предложение Кераси.       Женщина представила себя и своих товарищей. Дриады одобрительно зашептались, шурша салатовой листвой.       — Нана, — обратилась глава к толсточешуйчатой чёрной берёзе, которую ещё называли речной, и с ветви спорхнула девушка с угольно-тёмной кожей, пёстрой из-за витилиго. — Вас проводят в место отдыха, после чего мы устроим танцы под звёздами.       Удивлённый поэтической формулировкой, Киар взглянул на кислого Анхеля. Когда Нана элегантной походкой приблизилась к Кераси, та обратила внимание на её белые брови и каскад аспидно-гагатовых волос, чёлкой закрывающих левую половину лица. Смоляная кожа и непропорционально большой рот напомнили женщине Ифу, из-за чего она непроизвольно прониклась к приветливой Нане беспричинной симпатией.       Пока нимфа с Речной Леди шли впереди, о чём-то беседуя, мужчины настороженно изучали обстановку. Они привыкли, что ночью в лесу нельзя было терять бдительность.       Вскоре длинноногая Нана вывела их на большую поляну, окружённую высокой стеной из зарослей боярышника. Земля была устелена густым ковром тёмно-зелёного мха, пересечённого журчащим ручейком. Дриада указала на пузатый бочонок с засушенными грибами — наполненный доверху груздями, сыроежками и розовыми волнушками, он явно стоял здесь для гостей. Рядом, прямо на земле, расположились глиняные чаши с ягодами и фруктами, источающими пряную сладость.       — Увидимся, когда взойдёт луна, — проворковала нимфа, бесцеремонно пропуская пряди волос гостьи сквозь пальцы.       Кераси, совершенно не смущённая свойственным дриадам любопытством, мягко улыбнулась и проводила взглядом уходящую Нану.       Эльфом тем временем овладели противоречивые чувства. С одной стороны, едва ли в этом лесу было более безопасное место, чем то, в котором они оказались. С другой — то, каким странным образом нашла берёзовую рощу Речная Леди, давало понять, что с этим местом что-то было не так. Какая-то загадка витала в воздухе.       Если бы нимф не связывали вековые традиции гостеприимства, приняли бы они чужаков так легко? Киар в этом сомневался.       — Они что-то скрывают, — полушёпотом нарушил тишину падший, сам он был сжат, словно пружина.       Женщина, пару минут назад с неподражаемой естественностью принявшая радушие Лилле, обернулась с совершенно серьёзным выражением лица. Окинув взглядом заросли, напоминающие своей нерушимостью тюремную решётку, Кераси скупо кивнула, как бы говоря: «так и есть».       Все трое понимали, что за ними наверняка следят, так что следовало вести себя сдержанно и не вызывать напрасных подозрений.       — Стоит подкрепиться.       Эльф поёжился от того, насколько правдоподобно прозвучала беззаботность в голосе женщины. Всё было даже хуже, чем он предполагал. Аппетит покинул его окончательно.       Опустившись на нагретый солнцем мох, Киар скрестил ноги и глубоко задумался. Культура нимф всегда манила эльфов. Одна из причин этого заключалась в том, что нимфы маниакально скрывали свой древний язык — а, как известно, нельзя было воздействовать заклинанием на разумное существо, чей язык тебе незнаком. Таков был нерушимый закон магии, который не удалось обойти ещё ни одному заклинателю. Кроме изучающих это искусство эльфов древние языки больше никого и не интересовали: не одну тысячу лет представители всех рас говорили на общем языке.       Илайн недаром упомянула, что её сын — этнолог и лингвист, ими становился каждый заклинатель в Лесном чертоге, ведь чтобы сотворить заклинание против человека, нужно говорить на древнелюдском, следовательно, против эльфа — на древнеэльфийском. Однако, что касается нимф, тут эльфийский народ был бессилен. Весь, кроме одного талантливого эльфа невысокого происхождения, которого сами старейшины Совета взяли на обучение…       Они вложили в него тайные знания о ревностно скрываемом языке, собранные века назад безымянной эльфийкой, заручившейся доверием нимф из Звёздной обители и спрятавшей их бесценные свитки на полках Великой библиотеки в Лесном чертоге. В те времена три народа были дружны, так что та эльфийка и помыслить не могла о том, что потомки найдут её свитки и создадут живое оружие против нимф. В погоне за могуществом эльфийский народ воистину был готов на всё что угодно. Их планы сорвала потеря бессмертия и магии.       А Киар… их единственное в своём роде оружие ходило по людским землям, словно опасный механизм, ожидающий своего часа. Разменная монета от тех, кто научил его древненимфейскому, тому, кто наслал на эльфов проклятие. Послушное орудие, вынужденное выполнять возложенную на него миссию, чтобы выторговать для сородичей утерянное. И если он достигнет успеха, его народу вернут силу и долголетие, а его в роли генерала отправят на войну.       С детства Киару внушали, что беспрекословное повиновение Совету и превосходство над другими расами — его судьба. Он же смотрел на этот разваливающийся на куски мир и находил в сердце своём лишь дымящееся пепелище. Старейшины слишком долго не выбирались за пределы защитного купола, они не понимали, что на самом деле нужно эльфам. Не война, нет… объединение во имя спасения.       Последняя война уже шла по Тетису — между живыми и мёртвыми.       Воздух наполнил тяжёлый запах сандала, плотным облаком окутавший рецепторы эльфа. Этот тёплый древесный аромат с лёгким оттенком мускуса Киар не перепутал бы ни с одним другим — так же пахло от Анхеля, когда он считал его пульс своими губами. Это был не запах Ана, — тот бы никогда не нарушил личное пространство эльфа подобным образом, — а визитная карточка Хеля, который сейчас положил подбородок на плечо Киару. Как один и тот же человек мог пахнуть по-разному?       Сильные руки в чёрной коже перчаток обвили торс эльфа грубыми цепями, горячая грудь прижалась к спине. Эльф вздрогнул от наглости парня, от той беззастенчивой уверенности, с которой кузнец привлёк его к себе.       Просто потому, что захотел. Просто потому, что ему нравилось касаться краснеющего от такой напористости Киара. Просто потому, что он жаждал обладать телами своих спутников и не собирался это скрывать.       Ан был воплощением нравственности, доброты и благородства; светлым, возвышенным и духовным оплотом своей личности. Несмотря на ревность к Кераси, эльф уважал Ана.       А вот Хель… он был тем, кто пугал и возбуждал одновременно. Он воплощал в себе всё то, что с непреодолимой силой отталкивало и привлекало Киара — порок. Вседозволенность всегда манила живых, она же и губила их в конце концов.       Перед эльфами не стоял вопрос морали в данном отношении: уже несколько веков они практиковали не только кровосмесительные браки, но и бисексуальность. Меньше «Ана» и больше «Хеля» проникало во все расы. Может, именно это и запустило разрушительное пророчество Аньи?..       — О чём думаешь? — соблазнительным шёпотом выдохнул на ухо Киару падший.       Эльф промолчал, потупив взор. Совесть внутри него кричала о неправильности происходящего. Его чувства и эмоции сплетались в запутанный клубок, а правда заключалась в том, что он не мог трезво мыслить, когда парень втягивал его в свои грязные игры. Впервые Киар задумался о том, к какой из трёх демонических фракций относился бы Анхель, если б окончательно пал. Какую бы касту выбрал, если б перешёл из небесного воинства в ранг демона? Сейчас казалось, что Искусителей, но эльф не понаслышке знал, насколько многогранно зло внутри Хеля.       Вечерний ветер цветочной свежестью овеял лицо эльфа, приводя в чувство, но тут же мужские пальцы дразняще проникли под манжету его рубашки и огладили запястье, будто специально напоминая о прошлом. Словно насмешливо вопрошая: «неужели ты тогда купился на то, что я — Ан, мальчишка?»       Контраст прохлады устойчивых к порезам перчаток и тёплой человеческой кожи пустил колючие мурашки по телу Киара — модель тонких перчаток оставляла большой, указательный и средний пальцы падшего открытыми. Короткими сухими касаниями парень завладевал не только телом, но и душой неспособного противиться ему эльфа.       Анхель олицетворял собой распад мира, дисбаланс границы между хорошим и плохим, камень преткновения будущего — конец света.       — Что бы ты ни делал — остановись, — собрав волю в кулак, прошептал Киар.       — Я не делаю ничего запретного, — усмехнулся кузнец.       И тут же, доказывая лживость натуры, переплёл вездесущие пальцы с пальцами эльфа. Такой интимный жест, который Киар столько раз представлял так же и в то же время совершенно иначе. Мысленно беря за руку Кераси, эльф мечтал о нежности, которую попытался бы передать вместе с касанием; в жесте парня, в свою очередь, не было и капли искренности. Его целью было увести Киара с верного пути, украсть из его души всё доброе и опорочить храм тела. Хель не был способен на любовь без Ана.       Стиснув челюсти с такой силой, что заходили желваки, эльф сбросил с себя руки Анхеля. Тяжело дыша, он пытался успокоить поднявшуюся в сердце бурю, но чувствовал лишь обиду и огорчение.       Не осознавая, что творит, в поисках облегчения он зашептал на древнелюдском начертанные на полотне памяти слова. И внезапно в воздухе осязаемыми буквами засияло заклинание.       Символы, пылая изумрудным свечением, по велению заклинателя вспыхнули и со сверхъестественной мощью отбросили заключённого в человеческую плоть падшего в сторону, впечатав в заросли. Удар выбил из парня дух — упав на жёсткую землю, тот с трудом приподнялся на руках и потрясённо взглянул на не менее удивлённого Киара.       Из царапины на гладкой щеке Анхеля подобно раскалённой лаве выступила густая кровь.