***
Этот поганец всегда знал, что и где копнуть, чтобы схватить джекпот, и иногда складывалось впечатление, что он переживает эту жизнь не в первый раз. Мои догадки обретают всё больше и больше смысла, когда я, оставшись наедине с ним в камере пыток, вызываю его на поединок, закинув пальто на плечо и поманивая пальцем. В глазах Дазая читалось тогда нечто, сравнимое с дежавю. Он смотрел на меня нечитаемым и будто растерянным взглядом, и от этого невольно пробежали мурашки по спине. Алый шарф был к лицу ему. Но лицо его не выражало жажды власти. Скорее, оно напоминало вселенскую скорбь и печаль. Он ничего не ответил тогда, а молча развернулся и ушёл в свой номер на последнем этаже, закрывшись на ключ. От такого его поведения нельзя было ожидать чего-то нормального. И правда. Выбив дверь, я помчался в ванную и застал его полностью одетого, но лежащего в воде, и, словно ликорис, бутоны крови распускались вокруг его запястий. Он не умирал, нет. Он знал, как надо резать, чтобы не помереть на месте. Он вновь поднял взгляд на меня, и в уголках его глаз блеснула влага. Он был одновременно и жалок, и до такой степени убит жизнью, что я просто подошёл и тихо обнял его, осторожно вытаскивая из ванны.***
Как бы мне не хотелось признавать, но Дазай идеально подходит на роль криминального лорда Йокогамы. Про изворотливость его ума я вообще молчу. Но иногда он мог выкинуть такую хрень, что даже у меня челюсть отвисала до первого этажа. Как-то, например, он заставил всех сотрудников собраться в холле и сделать зарядку, потому что они выглядели сонными. Ещё приказывал развешивать украшения во дворе штаб-квартиры, когда близился какой-нибудь праздник. За такие выходки его хотелось просто утопить. Он без зазрения совести пользовался своим статусом, вытворяя невесть что. Мне иногда казалось, что ещё чуть-чуть – и мафия превратится в детский сад. Но, тем не менее, Дазай всё же был идеальным стратегом. Это каждый дурак знал. Ни один его план не провалился, когда ему следовали чётко и безоговорочно. Он не поощрял за победы, лишь молча кивал и погружался в свои мысли. Иногда задумываюсь, как в одном человеке помещается две совершенно разные личности.***
А когда Дазай средь рабочего дня внезапно говорит мне, что хочет на море, я просто стою и не знаю, что сказать. Может быть, это очередная его уловка, а может он действительно просто хочет прогуляться. Пока я думаю, он подходит к двери. А потом, улыбаясь, машет мне рукой, чтобы я пошёл за ним. Он улыбается не по-настоящему. Глаза в нём всё выдают. Они прямо отражают его желание – пойти и утопиться. Но я не позволю. Потому что я лично хочу убить его. Мы выходим из главного входа под удивлённые взгляды охраны. Я чувствую от многих звериную злобу по отношению к новому Боссу и жажду крови, а потому натягиваю на лицо самую страшную маску, чтобы отпугнуть смельчаков. Никто не посмеет посягнуть на его жизнь, пока я рядом. А я рядом буду всегда. На стоянке мы садимся в чёрный джип – я как водитель, а он рядом. Либо совсем не думает о том, что на переднем сидении проще его застрелить, либо специально подставляет висок врагу. Когда мы оказываемся на пляже, он прямо в одежде заходит в воду. Алый шарф красиво шевелится на волнах. Персиковый закат освещает наши лица красно-золотым. Я не понимаю его действия. Он стоит в воде минут десять, не двигается, словно застыло само время. – Я прощаюсь с этим миром, – невзначай говорит он, с глупой улыбкой протягивая мне руку. – Собрался, наконец, убиться? – я шучу, но в груди что-то вздрагивает при мысли о его смерти. Я подхожу к нему, оказываясь по пояс в воде, и так же недвижно стою, любуясь закатом. А потом мы вместе снимаем номер в отеле. Отдыхаем, выпиваем. В постели Дазай податливый, тихий. Он позволяет иметь себя, позволяет слышать тихие стоны, и мне нравится этот контраст с его настоящей, жестокой личностью. Но даже в постели я не чувствую его настоящих эмоций. Слишком глубоко он прячет их под рёбрами.***
А дальше начинается заваруха. Члены детективного агентства врываются в главное здание, и один из них идёт напролом, прямиком к кабинету Дазая. Он, ублюдок, специально отправил меня в командировку, а я на зло ему справился быстро. Пока я еду на личном авто из грёбанного Токио, в штабе происходит глобальное сражение. И Дазай умирает, сбросившись с крыши. Я бегу в штаб и вижу, как его тело разбивается об асфальт, и как алым становится не только его шарф. Я медленно подхожу, а в груди бушует смесь чувств. Гнев, ярость, обида. Он умер не от моей руки, и от этого вдвойне больно. Я просто сажусь на бордюр рядом и курю. Долго, глубоко втягивая дым в лёгкие. Кровь Дазая огромной лужей расплывается по асфальту, достигая подошв моей обуви. Мне всё равно. Я хочу так думать. На самом же деле хочется умереть.***
В тот же день я надеваю всё чёрное. Чёрную рубашку, чёрный жилет, чёрный плащ Дазая и алый шарф.***
Пустоцвет – цветок, не дающий плодов, отмирающий вскоре после распускания. Напрасная трата. Я чувствую себя пустоцветом. Потому что от меня нет пользы. Смерть Дазая принесла мафии глобальные проблемы. Многие подконтрольные организации попытались поднять свой авторитет, пользуясь смертью Босса, а я истреблял их, одну за другой, как вредоносных насекомых. В конечном счёте всё могло вновь вернуться к той форме правления, которая господствовала во времена предшественника Мори. Улицы Йокогамы, пусть и не все, залиты кровью предателей. Мои нервы не выдерживали. Хигучи, моя новая помощница, тоннами закупала успокоительное и насильно поила им меня. Арахабаки внутри меня не выдерживал. Он горел пламенем борьбы, мести, мечтая утопить город в крови и тьме. Ситуация с каждым разом накалялась всё больше. И я использовал порчу.***
Я знал, что Дазай хранил в ящике стола баночку собственной крови. – Если со мной что-то случится, – говорил он, – используй мою кровь в качестве обнуляющей способности. Даже после моей смерти она сохранит свои свойства. – Что за бред ты несёшь? – я тогда пропускал его слова мимо ушей, но кто бы знал, что эти знания мне пригодятся. Они пригодились. И Дазай ещё тогда, наверное, предвидел это.***
Хигучи выстрелила кровавой пулей мне в плечо – хотя я отчётливо приказал целиться в голову – и Арахабаки действительно отдал власть над телом. В тот же день Отдел по делам одарённых, во избежание возможных катаклизмов, упрятал меня в подземную тюрьму, сковав цепями. Но приказы подчинённым продолжали поступать от меня, а информация из вне передавали свои люди в правительстве. Всё же, на мои плечи свалилась непосильная ноша – вести за собой весь криминальный мир портового города.