History of Ukraine

– А относительно того вопроса про нового папу – Рейх задумался и сказал... – Я могу им быть. Конечно не по настоящему, но! Но, ЗУНР, подумай. У тебя два ребенка, третий будет. Ты сама не сможешь их потянуть. Я могу тебе помочь, как тебе моё предложение – Я... Я згідна... Спасибі за те, що допомагаєш.(Я... Я согласна... Спасибо за то, что помогаешь.)– сказала ЗУНР и слегка улыбнулась. От этой улыбки нашему нацисту стало как-то тепло на душе, да и он сам непроизвольно улыбнулся. – Не за что. Я просто не могу бросить тебя в такое сложное время для тебя. – немец протянул руки для объятий, но резко остановился и положил руки в обратное положение. – Ладно, иди собирай вещи. – Але н-навіщо?(Но з-зачем?) – немного напуганно спросила девушка, но повинуясь словам брата и начиная складывать вещи. – Что ты в этом Львове делать будешь? Поедешь со мной в Берлин, там и образование лучше и медицина лучше. Мы сможем вылечить твою дочь, чтобы она не мучалась. – А тут рідна земелька і моя Батьківщина... (А тут родная земля и моя Родина...) – едва слышно сказала ЗУНР, продолжая складывать вещи. – Что? – спросил Рейх, не расслышав слова сестры. – Добре я кажу. Вже збираюся. (Хорошо говорю.  Уже собираюсь.)– ответила девушка с некой злостью в голосе. Когда вещи были собраны, немец взял на руки детей и позвал ЗУНР за собой чтобы она выходила. Поскольку железнодорожная станция находилась недалеко от дома, они довольно быстро зашли, купили билеты и сели в вагон. А пока они едут, хотелось бы рассказать как  выглядят УПА и Воля, которые кстати были близнецами. Это были дети лет 8 или 9 на вид. Оба были кудрявые да русоволосые, а у Воли они были навпрочуд длинные волосы. У УПА были чистые, как хрусталь, глаза цвета ясного неба. У его сестры думаю также, хотя её глаз не было видно под повязкой. Обое были слишком худые, как на детей, будто их вообще не кормят, хотя так не было. Относительно характера, даже у близнецов нету одинаковых характеров, поэтому в этом они и различались. У Воли был более сдержанный и спокойный характер. УПА наоборот был настоящим бунтарем и непослушным ребенком. Но при этом они были очень добрыми, честными и умными детьми, да и были очень привязаны один к одному. Кто бы сказал, что потом эта привязанность перерастет в нечто большее. А пока они просто обычные дети, одна спала на руках у матери, а второй сидел на коленях у дяди и смотрел в окно поезда. Увидев что-то интересное, он принялся будить сестру, дабы показать это. – Воля! Дивись, там лелека пролетів!(Воля!  Смотри, там аист пролетел!) – крикнул мальчишка, при этом ещё раз подергав Волю, чтобы та окончательно проснулась. – УПА, я нічого не бачу... (УПА, я ничего не вижу...) – сказав это девчушка пустила слезу и обняла маму, что так же спокойно спала, как и она несколько мгновений назад. – Вибач... (Прости...) – УПА взял сестру за руку и подождал пока она опять уснет и вскоре и сам уснул. Да и пусть спят, ведь впереди их ждёт долгая дорога. Спустя несколько суток в поезде они наконец приехали. ЗУНР и Рейх взяли детей на руки и вышли. –Мамо, подивися як тут красиво!(Мама, посмотри как здесь красиво!) – крикнул УПА, глядя на красоты Берлина. –Так тут красиво. Але скажи, в нашому Львові красивіше, еге ж?(Так здесь красиво.  Но скажи, в нашем Львове красивее, да?)– ответила та, скучая за родным городом. – Ну так, але тут теж красиво... (Ну да, но здесь тоже красиво...)– сказал мальчишка. – Ну же, не грустите. Мы будем приезжать туда. – попытался утешить их Рейх. – Шкода, що Воля цього не бачить(Жаль, что Воля этого не видит)– грустно сказал УПА, посмотрев на сестру. – Ага, шкода (Ага, жаль)– подтвердила сама Воля. – Ну что вы всё такие пессимисты? Всё будет хорошо! – сказал немец и посмотрел на дорогу, по которой они шли. – Уже вроде и до дома недалеко... Рейх зашел во двор, подошел к дому и дёрнул за металлическую ручку, тем самым открыв большие старые деревянные двери. – Помнишь этот дом? – спросил нацист, обернувшись на ЗУНР. –Та як не пам'ятати? Це ж дім наших батьків, місце в якому ми виросли!(Как не помнить?  Это дом наших родителей, место в котором мы выросли!) – сказала та и улыбнулась вспоминая детство. Вспоминая как они с братом бегали по этим коридорам, да и иногда случайно задевая вазу или картину и тем самым опрокидывания её, от чего и получали от родителей. Но кроме весёлых моментов, с этим домом у неё было связано много грустных воспоминаний.                  Воспоминания Девчушка лет 13, ходила по этому дому. Ходила с опаской, осматриваясь по сторонам. Держала в руках поднос с водой и хлебом, направлялась она в подвал. Зайдя в нужное место, девчонка подошла к человеку, хотя человеком его назвать было сложно, даже очень сложно. Кровь до сих пор стекала из одежды, с лица мужчины. Его одежда была порвана, после очередного боя, и сквозь неё было видно многочисленные раны. Вечный воин и патриот, готовый отдать жизнь за родную землю. – Тату... Що ти с з собою зробив... (Папа... Что ты с собой сделал...) – неодобрительно и с грустью произнесла девчушка, которая и была той самой ЗУНР, что сейчас всё это вспоминает. После этих слов, маленькая украинка припала к груди отца и рясно скропила её своими слезами. – Доню, будь ласка, не плач... Я виздоровію, обіцяю.(Доченька, пожалуйста, не плачь... Я выздоровею, обещаю.) – сказал он, дабы успокоить дочь, хотя сам и не знал, когда заживут эти раны, и когда он сможет хотя бы встать, а не то что бы взять в руки опять ружье и убивать врагов. – Виздоровієш і що? Далі підеш воювати і підставляти своє життя небезпеці? Зрозумій, тату, я цього не хочу!(Выздоровеешь и что?  Дальше пойдешь воевать и подставлять свою жизнь опасности?  Пойми, папа, я этого не хочу!) – и говорила она это так искренно, с такой болью, что в УСС самого стало больно на душе. –  ЗУНР, прошу востаннє, тільки не плач (ЗУНР, прошу в последний раз, только не плачь) – попросил мужчина, потянув руки в надежде обнять дочку, но та в то же время отошла и спросила : – Ти, напевно, їсти хочеш?(Ты, наверное, хочешь есть?) – ЗУНР подошла к отцу и начала понемногу кормить его хлебом, время от времени, давая воды. – Вибач, більше нічого не було, я і так сьогодні не вечеряла, щоби ти поїв... (Извини, больше ничего не было, я и так сегодня не ужинала, чтобы ты поел.) – ЗУНР, навіщо? (ЗУНР, зачем?) – сначала обеспокоено спросил он, но потом уже более строго, даже крича. – Навіщо, дитино, навіщо?! (Зачем, дитя, зачем?!) После этих слов, девчонка припала к стене и начала плакать, только недавно перестав. Когда слёзы закончились она тихонько подошла к двери, и открыв дверь, собираясь уже выйти тихо прошептала : – Може бути будь що, ти можеш на мене кричати, можеш навіть навіть ненавидіти мене, але знай, я тебе завжди буду любити, татусю... (Может быть что угодно, ты можешь на меня кричать, можешь даже даже ненавидеть меня, но знай, я тебя всегда буду любить, папа..)                Конец воспоминаний Отец... Он был самым дорогим человеком для ЗУНР. Сейчас она винит себя за то, что она в некоторых моментах была не лучшей дочерью, но время прошло, отец давно умер. Нет чего сейчас вспоминать.  Медленно зайдя за Рейхом, ЗУНР оглянулась. Раньше родные и теплые стены, теперь были серые и холодные. Разве за это время всё могло так изменится? Или проблема в самой ЗУНР, в её представлении о жизни?