Воспоминания
Тихий и спокойный весенний вечер, наверное на дворе тогда был май. Парень, это и есть наш ОУН, сидит на траве в саду, а возле него сидит девушка, возрастом такая же как он. Светлые кудри, которые так и норовились вылезть из прически, были заплетены, по-детски, в две косички. Да и сама она больше походила на ребенка, чем на девятнадцатилетнюю девушку. Веснушки, которыми было усыпано почти все лицо девушки, голубые глазки, всегда смотрящие тем детским невинным взглядом. Вдруг, к их взгляду превстала девушка, чуть старше их, приблизительно 24 лет. – ОУН, Карпатська Україна! Йдіть у дім, батько кличе!(ОУН, Карпатская Украина! Идите в дом, отец зовет!) – позвала девушка, сама направилась, назад, домой. – Ну ЗУНР...(Ну ЗУНР...) – заныли они, но пошли вслед за старшей сестрой. При входе их встретил отец и поочередно обнял каждого. – Де ж ви так довго забарилися? Вечеря вже вистигти встигла поки ви йшли! (Где же вы так долго замешкались? Ужин уже остыть успел пока вы шли!)– смеясь, сказал он. После ужина, ЗУНР стала возиться по дому, в поисках работы. Но тут резко её остановил УСС, который в это время активно разговаривал с ОУН. – ЗУНР, доню, схаменись. Ти і так вже сьогодні добре напрацювалась. Не гоже, щоби вагітна жінка так працювала. Он краще попроси Карпатську Україну той посуд помити. Ходить вона, без діла тиняється. (ЗУНР, доченька, спохватись. Ты и так сегодня хорошо наработалась. Не годится, чтобы беременная женщина так работала. Вон лучше попроси Карпатскую Украину эту посуду помыть. Ходит она, без дела бродит.) – сказал мужчина, ожидая когда дочка наконец сядет. – До речі, твій УНР скоро приїде?(Кстати, твой УНР скоро приедет?) – Та мені не тяжко... Добре, тату, добре.(Да мне не тяжело... Ладно, папа, хорошо.) – сказав это, девушка присела на ближайший стул. – УНР? Та думаю скоро.. Відпроситься у батька, і обіцяв приїхати сюди. А що? (УНР? Да думаю скоро.. Отпросится у отца, и обещал приехать сюда. А что?) – Та так... Просто.(Да так… Просто.)– тут УСС взял ОУН и повел в другую комнату. – ОУН, сину, думаю ти зрозумієш мене. Скоро почнеться війна, страшна війна. Я повинен буду піти воювати. Якщо я там загину, попіклуйся про сестер. (ОУН, сынок, думаю ты поймешь меня. Скоро начнется война, страшная война. Я должен буду пойти воевать. Если я там погибну, позаботься о сестрах.) – Добре, батьку, я виконаю вашу волю. Дякую вам за те, що саме ви забрали мене з сиротинцю, а не хтось інший (Ладно, отец, я выполню вашу волю. Благодарю вас за то, что именно вы забрали меня из приюта, а не кто-то другой) – вздохнул юноша, обняв приемного отца. – Пішли до наших дівчаток? (Пошли к нашим девочкам?) – Ой, сину, сину, якщо так сталося, то так сталося. Не треба мене кожен раз за це дякувати. (Ой, сынок, сынок, если так случилось, то так случилось. Не надо меня каждый раз за это благодарить.) – сказав это, мужчина открыл дверь, и зашел на кухню, к девушкам. – Чого зажурились мої донечки? А ну втнем якусь пісеньку, і розвеселимось, і бойовий дух піднімемо! (Чего приуныли мои дочери? А ну втнем какую-нибудь песенку, и развеселимся, и боевой дух поднимем!) – Давай Карпатко, зажу...(Давай Карпатко, зажу...)– начала ЗУНР, и её спев сразу же подхватила сестра. – Зажурились галичанки тай на тую зміну, Ой відходять Наші Стрільці десь на Україну Хто ж нас поцілує в уста калинові, Карі оченята, чорненькії брови, Хто ж нас поцілує в уста калинові, Карі оченята, чорні брови. (Отрывок из стрелецкой песни) – вскоре, песню подхватила и мужская половина их семьи. –Не журіться галичанки є ще і військові, Вони краще обіймають ніж Стрільці Січові Ті вас поцілують в уста калинові, Карі оченята, чорненькії брови. (Отрывок из стрелецкой песни) – дальше, петь продолжили только девушки. –Аж як ви із України вернетеся знову, І як перше знов підете з нами на розмову, Тоді вже цілуйте в уста калинові, Карі оченята, чорненькії брови. (Отрывок из той же стрелецкой песни) По окончанию этой музыкальной паузы, среди буденного темпа жизни, УСС улыбнулся и сказал: – Що ж, гарно заспівали, що сказати... А зараз... Пізно вже, спати лягайте. (Что ж, хорошо спели, что сказать... А сейчас... Поздно, спать ложитесь.)Конец воспоминаний
Вспомнив это, националист улыбнулся, да и пустил скупую слезу. – Вибачте, батьку... ЗУНР вже померла, чи зможу я вберегти Карпатську Україну? Вберегти мою Карпатку? (Простите отец... ЗУНР уже умерла, смогу ли я уберечь Карпатскую Украину? Уберечь мою Карпатку?) – едва слышно прошептал ОУН, а дальше уже голоснее сказал – Треба буде провідати тітку Карпатську Україну, чи не так, УПА? (Надо будет навестить тетю Карпатскую Украину, не правда ли, УПА?) – Так дядьку ОУН, так. Провідаєм її, провідаєм.(Да дядю ОУН, да. Навестим её, навестим.) – ответил УПА, добавив – А вечеряти буде? (А ужинать будет?) – Та ні, юначе, ви вже в дядька Петра повечеряли. Так що спати йдіть. І ніяких мені "простих поцілунків і обіймів"! Я вже побачив що з того виходить. Мені не треба так скоро вже дідусем ставати. І взагалі ви будете спати на різних ліжках! (Да нет, юноша, вы уже у дяди Петра поужинали. Так что спать уходите. И никаких мне "простых поцелуев и объятий"! Я уже увидел что из этого выходит. Мне не нужно так скоро уж дедушкой становиться. И вообще вы будете спать на разных кроватях!) – повысив голос , наказал ОУН. А брат с сестрой, послушав дядю, лягли спать на разных кроватях. Прошло пару лет с того времени. УПА и Воля подросли, стали ещё краше, да и их чувства один одному ещё больше окрепли. В одно свежее весеннее утро, ОУН зашел в комнату УПА и Воли, и застал очень милую картину. УПА стоял посредь комнаты, держал Волю на руках, и целовал её то в губы, то в щёчку, изредка в шею, шепча ей всякие нежности на ушко. Немного понаблюдав за этим зрелищем, ОУН крикнул на всю квартиру, так что повстанец чуть не выпустил сестру из рук. – Гей ви, голуби закохані! Снідати вже йдіть! (Эй вы, голуби влюблены! Завтракайте уже идите!) – и уже тише, сказал, – До речі ми сьогодні до тітки Карпатської України їдемо. Наскільки я знаю, нам аж у самі Карпати треба буде їхати. Так що поснідайте добре, тому що дорога буде досить довга. (Кстати, мы сегодня к тете Карпатской Украины едем. Насколько я знаю, нам в самые Карпаты надо будет ехать. Так что позавтракайте хорошо, потому что дорога будет достаточно длинная.) После завтрака, наши герои собрали всё нужные вещи, и собрались у путь. Дойдя до железнодорожной станции, они взяли билеты, и сели на поезд. И отправились в далёкий путь-дорогу. К следующему дню они уже выбирались на высокую гору, где-то в Карпатах. Наконец-то добравшись до вершины горы, они увидели небольшой домик, с соломяным дахом. ОУН подбежал к домику, и постучал в дверь. Дверь открыла женщина средних лет, которая сразу же налетела на мужчину с объятиями. – Братику! Боже, коли ми останній раз бачились! Ще напевно, коли батько був живий..(Братик! Боже, когда мы последний раз виделись! Еще наверное, когда отец был жив..) – женщина погрустнела, отпустив националиста – Коли батько був живий.. (Когда отец был жив..) – Ну чого ти, сестричко. Старе вже не повернеш. Треба жити теперішнім, а не минулим. До речі, впізнаєш їх? (Ну чего ты, сестричка. Старик уже не вернешь. Надо жить нынешним, а не прошлым. Кстати, узнаешь их?) – ОУН улыбнулся, указав на УПА и Волю. – УПА? Воля? Дітки нашої ЗУНР? Ого, як вони виросли. Останній раз я бачила їх зовсім маленькими. Лежали собі в колисочці, спали, а тепер он які! (УПА? Воля? Детки нашей ЗУНР? Как они выросли. В последний раз я видела их совсем маленькими. Лежали себе в колыбельке, спали, а теперь вон какие!) – повеселев, сказала Карпатская Украина. – Чого стоїте, заходьте! В мене сьогодні свято! Перший день незалежності! (Чего стоите, заходите! У меня сегодня праздник! Первый день независимости!) – Радий за тебе, Карпатко. Але з незалежністю приходять вороги, які кожну хвилину захочуть зазіхнути на твою територію. Я хвилююсь за тебе, сестро. (Рад за тебя, Карпатка. Но с независимостью приходят враги, которые каждую минуту захотят посягнуть на твою территорию. Я волнуюсь за тебя, сестра.) – сказав это, мужчина прошел в дом. – Нічого! Будь яким нападникам, героїчно протистою! (Ничего! Любым нападающим, героически противостою!) – на эти слова, националист смутно улыбнулся. – Були вже такі.. Завжди були.. Повмирали, як бач. Та що ми за народ такий, що попри всі невдачні спроби, хочемо свободи?(Были уже такие.. Всегда были.. Умирали, как видишь. Да что мы за народ такой, что, несмотря на все неудачные попытки, хотим свободы?) – ОУН тяжело вздохнул, облокотившись на стену – Український брате, український. (Украинский брат, украинский.) – улыбнулась женщина, положив руку на плечо сводному брату. День прошел хорошо, даже очень. А когда настала ночь, всё мирно легли спать. Где-то в полночь, послышался стук в дверь, а после по отсутствию ответа, дверь выбили. В дом зашли несколько человек, которые увидев свою цель, а именно саму Карпатскую Украину, один из подошел и прострелил голову украинке. Она умерла быстро и легко, во сне. Только вот пожить не успела. Не успела насладиться свободой. Через несколько минут, сюда пришел ОУН. Увидев выбитую дверь, он принялся будить сестру. После нескольких попыток разбудить её, он наконец заметил, что она не дышит. – Ні-ні, цього не може бути. Ти не повинна була померти. Ні! Ні! Ні!(Нет-нет, этого быть не может. Ты не должна была умереть. Нет! Нет! Нет!) – слёзы полились ручьем, но мужчина сквозь это всё, нашел в себе силы, и подняв женщину на руки, понес на улицу, а там, найдя где-то лопату, принялся копать могилу. Когда яму было уже выкопано, он положил туда тело, слёзы снов полились из ясных голубых глаз националиста. – Вибачте батьку... Я не вберіг і Карпатську Україну.. (Извините отец... Я не уберег и Карпатскую Украину.) – ОУН засыпал могилу, откинул куда лопату, и промолвил эти слова, после этого уйдя в дом, только не думаю что он после такого будет спать – Спи спокійно, сестро... (Спи спокойно, сестра...)