Стукнутый

Сегодня первым уроком у нас гербология. Утро по-октябрьски хмурое, тропинка, по которой мы идём к теплицам, раскисла, под ногами чавкает грязь. Я зябко поёживаюсь. Кажется, я не очень-то хорошо переношу холод, не зря мама беспокоилась в письме, не простудился ли я. Но в теплице жарко и влажно, и я быстро отогреваюсь. Преподавательница гербологии профессор Спраут — низенькая, энергичная волшебница с добрым лицом. Увидев меня, она встревоженно интересуется, достаточно ли я окреп, чтобы работать с опасными растениями. Я тут же вспоминаю Кэти Белл. Никто не может быть достаточно крепким для того, чтобы выдержать гнойную атаку бубонтюбера на свои глаза. Я утвердительно киваю. Ещё не хватало стать посмешищем для гриффиндорцев, уже с интересом прислушивающихся к разговору. Успокоившись на мой счёт, мадам Спраут объявляет, что сегодня мы будем собирать урожай бешеных огурцов с цапней. Лицо у неё при этом такое, словно Рождество наступило раньше срока. Мадам Спраут раздаёт защитные перчатки и специальные пластинки для дёсен. Я замечаю, что все девчонки безропотно запихивают эти пластинки в рот, очевидно, напуганные тем, что случилось на уроке гербологии с Кэти, которая не надела защитные очки. Охота на огурцы начинается. Стоит кому-нибудь подойти к безобидному на вид корявому пню, как он тотчас оживает, мечет длинные колючие побеги и пытается хлестнуть ими по лицу или рукам. Один из побегов запутывается в волосах у Гермионы, и Уизли тут же кидается ей на помощь с секатором наперевес. Вскоре Гермиона уже держит в руках пульсирующий раздутый огурец. Парень по имени Невилл щеголяет разбитой губой и глубокими царапинами на физиономии, но зато в его ведре целых четыре огурца. Пока Блейз и Панси сражаются с одним из цапней, я замечаю, как у пенька невдалеке от меня среди шевелящихся, как щупальца, ветвей открывается отверстие. У меня нет времени звать кого-то из своих, и я решаю, что успею запустить туда руку и достать вожделенный огурец. Однако, я переоцениваю свои возможности, видимо, реакция у меня всё ещё слегка заторможенная. Края отверстия смыкаются, стоит мне засунуть в него руку, и защемляют мой локоть. Это чертовски больно, но я не рискую звать на помощь, опасаясь насмешек гриффиндорцев. Я осторожно пытаюсь пошевелить рукой, но проклятый пень сжимает её ещё сильнее. В этот момент в мою сторону поворачивается Гарри и, мгновенно оценив обстановку, бросает: — Рон, помоги! — Это же Хорёк, Гарри, — шипит Уизли. — Пусть ему его слизни помогают. Однако Гарри уже вцепляется в злобные ветки с одной стороны, так что рыжему ничего не остаётся, как тоже повиснуть на этих отвратительных щупальцах с другой стороны. Вместе они раздвигают края отверстия, и я вытаскиваю посиневшую руку с зажатым в ней огурцом. — С-спасибо, — выдавливаю я, морщась от боли и глядя куда-то в район бордово-золотого галстука Гарри. — Смотрите-ка, Хорёк умеет говорить «спасибо»! — ёрничает Уизли. — Я должен отдать вам этот огурец? — спрашиваю я. — Оставь себе, — отвечает Гарри. — Нам не нужен твой паршивый огурец! Мы не берём плату за спасение, — добавляет Уизли. — Драко, всё в порядке? — Панси с Блейзом уже спешат ко мне. — В одиночку эти огурцы собирать опасно. Я думал, слизеринцы лучше заботятся о своих товарищах, — говорит Гарри и, бросив на меня хмурый взгляд, уходит. — Может, тебе нужно к мадам Помфри? — волнуется Панси, озабоченно оглядывая мою начинающую распухать руку. — Не надо! — отмахиваюсь я. — Я и так слишком долго провалялся в Больничном Крыле. Мы выходим с урока и сталкиваемся с семикурсниками, тоже пришедшими на урок гербологии. Среди них я вижу Кэти и в нерешительности замираю. Я не знаю, захочет ли она показать при всех, что подружилась со мной. Однако Кэти быстро развеивает мои сомнения: весело машет мне рукой. — Привет, Драко! Я буквально вижу, как выпучиваются глаза и отвисают челюсти у гриффиндорцев. Часть из них с удивлением уставилась на Кэти, а часть с подозрением косится на меня: уж не опоил ли я её каким-нибудь зельем, пока мы вместе были в Больничном Крыле? — Привет, Кэти! Я рад, что тебя уже выписали. Как ты? — Спасибо, хорошо. Глаза уже не болят. И защитные очки у меня сегодня с собой. — Удачи с бубонтюберами! — пытаюсь пошутить я. Шутка приходится Кэти по душе, и она весело смеётся: — А вы, как я погляжу, сражались с цапнями, судя по вашим растрёпанным волосам и расцарапанным физиям? Тут Кэти замечает, что все её однокурсники уже зашли в теплицу и, ойкнув, быстро прощается со мной. Наши тоже уже топают к замку. И только Панси с Блейзом стоят чуть поодаль и терпеливо ждут меня: Панси — закатив глаза, а Блейз, как всегда, беспечно улыбаясь. ***** Мы шагаем в сторону замка. Я немного колеблюсь прежде, чем задать волнующий меня вопрос: — Э-э, ребята? — Да, дорогой? — тут же отзывается Панси. — Там, в теплице, Уизли… Он назвал меня Хорьком. Почему? — Ну-у… — мнётся Панси, и я понимаю, что история, которая стоит за этим, мне совсем не понравится. Я, конечно же, оказываюсь прав. — На четвёртом курсе один чокнутый профессор превратил тебя в хорька и несколько раз со всей дури шваркнул об землю. — В хорька? — ужасаюсь я. — И Уизли видел это?! — Все видели, — говорит Блейз. — Гриффиндорцы чуть со смеху не лопнули. Мерзавцы! — А Га… — я захлопываю рот раньше, чем вопрос вылетит из него. — Поттер ржал громче всех, — говорит Панси. — Но, справедливости ради, стоит сказать, что это именно из-за него тот препод превратил тебя в хорька, — добавляет Блейз. — Ты как раз собирался кинуть Поттеру в спину проклятие. — Но почему? За что? — едва не кричу я. — Ох, дорогой, кто же в состоянии упомнить подробности всех ваших стычек за эти годы? — театрально закатывает глаза Панси. — Но этот профессор, кто он? Какой предмет он ведёт? Я знаю его? — (ох, Салазар, неужели по школе ходит человек, который превратил меня в животное, а я спокойно хожу на его уроки?). — Что ты, нет, — успокаивает меня Блейз, — его давно нет в Хогвартсе. На самом деле, это был не учитель, а беглый преступник под обороткой. Из Азкабана. Не сказать, что слова Блейза успокоили меня. Оказывается, в Хогвартс берут на работу беглых преступников, превращающих учеников в хорьков посреди бела дня! И… Азкабан. Именно там, по словам мадам Помфри, отбывает срок мой отец. И я до сих пор не знаю, за что. Остаток пути мы проходим в молчании. Я думаю о том, как же мы с Гарри ненавидим друг друга, если я был способен напасть на него со спины, а ему было весело от того, что меня швыряют об землю. Сейчас я не чувствую в своём сердце никакой ненависти. Да и была ли она там когда-нибудь? ***** После ужина (во время которого Уоррингтон и Ургхарт смотрят на меня, как на пустое место, что меня вполне устраивает), я предлагаю Винсу и Грегу прогуляться на восьмой этаж и поискать эту загадочную комнату, в которой меня, судя по всему, ждёт невыполненное задание. Парни охотно соглашаются, но как будто бы чего-то ждут, недоумённо уставившись на меня. — Что? — не выдерживаю я. — Разве ты не будешь поить нас тем странным зельем? — спрашивает Грег. — Каким ещё зельем? — Зельем для превращения в маленьких девочек, так, чтобы мы могли патрулировать коридоры, и нас никто не узнал, — объясняет Винс. — Э-э, думаю, сегодня мы обойдёмся без этого, — решаю я, — возможно, мы даже не найдём вход в эту комнату. — Она называется Выручай-Комната, — басит Грег. — Кстати, о маленьких девочках, — строго говорю я, — и также о маленьких мальчиках. Мне бы хотелось, чтобы впредь вы не отбирали у детей посылки с конфетами. — Но раньше ты позволял нам! — возмущается Винсент. — А теперь передумал, — отрезаю я. — В противном случае забудьте о моей помощи с домашкой. — Но Драко, — жалобно ноет Грег, — раньше ты делился с нами конфетами, которые тебе присылали из дома! — А теперь что, не делюсь? — удивлённо спрашиваю я. — Да нет, — машет рукой Грег, — просто на четвёртом курсе ты решил, что слишком взрослый для того, чтобы получать сладости из дома, и велел матери больше не отправлять тебе посылок. — О, ну, я и насчёт этого передумал, — успокаиваю я своих приятелей-обжор. — Скоро мне придёт посылка из дома, и вы оба получите свои конфеты. — Круто! — радуется Грег. На лице Винса явственно читается, что ему гораздо больше понравилось бы по-прежнему терроризировать малышей, но он угрюмо молчит и топает за мной, недовольно сопя. Коридор восьмого этажа абсолютно безлюден, и мы медленно идём вдоль стены. Внезапно мне чудится, что кроме нас здесь, в коридоре, ещё кто-то есть. Я не слышу ни шагов, ни чужого дыхания. Я просто чувствую. Это такое неприятное чувство, будто твою спину сверлит чей-то взгляд. Меня пробирает дрожь, но я ничего не говорю парням, опасаясь показаться ещё более чокнутым, чем я есть. Мы без толку бродим по коридору туда-сюда, но заветная дверь так и не появляется. Очевидно, всё дело в том, что я, как сказал Грег, обычно бормотал себе под нос какие-то слова. Но я, конечно же, не помню, что это были за слова. ***** Мы возвращаемся в гостиную ни с чем. Панси ждёт меня, сидя с ногами на одном из массивных зелёных диванов. В руках у неё журнал «Ведьмополитен». Как я успел заметить, Панси не очень-то любит серьёзную литературу. — Завтра наша с тобой очередь дежурить по школе, Драко, — напоминает она. — Мы должны будем вечером обойти все коридоры и проверить, не шатается ли кто-нибудь после отбоя, когда все уже должны сидеть по своим гостиным. Наверняка, наткнёмся на целующиеся парочки! — глаза Панси загораются хищным блеском. — Поснимаем баллы! Будет весело, дорогой, обещаю! — Жду-не дождусь, — хмыкаю я. Будто меня и без того недостаточно ненавидят в этой школе.