Стукнутый

Я не справлюсь с этой болью, не выдержу, мне кажется, она разорвёт меня изнутри. Я должен выплеснуть хоть немного этой раздирающей душу боли, поделиться ею, но с кем? Я не рассказывал о своём задании ни Панси, ни Блейзу, не могу рассказать и сейчас. А Гарри? Я даже подумать боюсь, что будет, когда Гарри узнает… Я чувствую, что ещё немного, и я задохнусь в этих стенах, жадно глотаю воздух, выйдя в коридор, но и тут не нахожу облегчения. Внезапно я вспоминаю, с кем делился своими страхами и тревогами в начале учебного года, когда только начал кропотливую работу по починке шкафа. Плакса Миртл! Нелепая и капризная девочка-привидение была единственной, кому я, не стесняясь, мог излить душу. Ноги сами несут меня в туалет на седьмом этаже, тот самый, где так любит проводить время Миртл, и где я не раз представал перед ней слабым, сомневающимся, уязвимым и плачущим. Таким, каким бы я не посмел показаться даже моей Панси. Уроки кончились, классы и коридоры давно опустели, и вряд ли кому-то приспичит отправлять свои потребности на седьмом этаже, поэтому, влетев в туалет, я, даже не осматриваясь вокруг, кидаюсь к раковине и, включив холодную воду, плещу себе в лицо. Пробую попить, но рыдания так сжимают горло, что не могу сделать и глотка. Где носит эту Миртл, когда она так нужна мне? — О, Драко, ты пришёл! — раздаётся над моим ухом радостный голос. — Снова плачешь? Ты давно не плакал! Что стряслось? Неужели Гарри-герой бросил тебя? — Нет, — выдавливаю я, — пока нет. Но можно считать, что уже бросил. — Так ты поэтому так горько плачешь? Несчастная любовь! — воодушевляется Миртл. — Это та-ак трогательно. — Нет, — хриплю я, — нет, то есть, да, но не только это… Не только… Я… — мои плечи ходят ходуном, я захлёбываюсь рыданиями и водой, которой тщетно пытаюсь смочить судорожно сжатое горло. — Ну не надо! — проникновенно говорит Миртл. — Не надо. Расскажи, что ещё тебя мучает. Я тебе помогу. — Никто мне не поможет, — я содрогаюсь всем телом, меня безостановочно трясёт. — Я не смогу… не смогу сделать это. А если не сделаю, он убьёт мою мать. — О, ты должен сделать что-то плохое? Ужасное? — догадывается Миртл. — Да. Ужасное, — я больше не в силах удерживать это в себе. — Я должен… должен убить профессора Дамблдора. И впустить в Хогвартс Пожирателей Смерти через тот шкаф, что я чинил осенью. И из-за моих попыток… из-за меня пострадали Кэти Белл и Рональд Уизли… Миртл смотрит куда-то поверх моей головы, я поднимаю заплаканное лицо и в отражении надтреснутого зеркала вижу застывшее, искажённое гневом и болью лицо Гарри. Как же я мог забыть, что он всегда, всегда непостижимым образом находит меня? — Малфой? — неверяще говорит Гарри, и мой мир осыпается осколками, каждый из которых впивается в кожу. Малфой. Не Драко. Драко больше нет. — Так всё это время это был ты? — почти спокойно уточняет Гарри, и по тому, как сталью звенит его голос, я понимаю, что в нём закипает ярость. — Гарри, послушай… — ещё пытаюсь что-то проблеять я. Мне просто необходимо объяснить, рассказать, предупредить. Однако следующие слова Гарри, как удар под дых: — Так это был фарс, да? Там, в ванной старост? — Что? — недоумённо сиплю я. — Нет… — Конечно, как я сразу не понял? Всё это с самого начала было инсценировкой! Уоррингтон и Ургхарт ведь твои приятели, да? И ты решил подговорить их притвориться, что они пристают к тебе, чтобы заставить меня броситься на помощь, и таким образом подобраться ко мне поближе. Подобраться поближе, чтобы разведать, разнюхать… Поэтому ты выспрашивал, чем я занимаюсь с Дамблдором, да? А я-то наивный идиот! — Гарри, нет… — Не смей! Не смей называть меня по имени, ты, жалкий предатель! — он швыряет заклятие в лампу, и на пол сыпется дождь из мелких осколков. Второе заклятие попадает в туалетный бачок. Миртл пронзительно визжит, а пол мгновенно заливает вода. — Левикорпус! — а это уже летит в меня. Я чудом успеваю выхватить палочку и выставить щит. Мне так больно! А я-то думал, что хуже уже быть не может. Гарри не просто считает меня предателем, он уверен, что наши отношения были фарсом, что я подстроил всё для того, чтобы подобраться к Дамблдору! — Ах ты, гадёныш! — продолжает бушевать Гарри. — Поверить не могу, что целовал тебя, отвратительный, скользкий… Я больше не могу вынести этого. Этих жестоких слов, этой ненависти во взгляде, этого сожаления о том, что у нас было. Как он может, как может кричать мне всё это после того, как я… — Мерлин, ты был готов даже отсосать мне, лишь бы приблизиться к своей цели, да, Драко? Мне сносит крышу от того, каким издевательским тоном эти губы выплёвывают моё имя. Имя, которое они шептали с такой нежностью, с такой любовью. Да пусть ему будет так же больно, как и мне сейчас! Я поднимаю палочку: — Круци… — Сектумсемпра! — бешеным зверем ревёт Гарри, взмахивая своей палочкой. Невидимый меч рассекает мою грудь, но в первый миг я даже не чувствую боли. К тому моменту, как я в полной мере ощущаю её, кровь уже хлещет из моей груди, пропитывая рубашку, заливая пол, превращая всё вокруг в алое море. Меня качает назад, и я с громким плеском шлёпаюсь спиной в это море, выронив палочку из ослабевшей руки. Я пытаюсь приложить ладони к груди, чтобы удержать внутри хоть немного крови, но моё тело так сотрясается, что они безвольно падают. — Убийство! Убийство! В туалете убийство! — истошно вопит Плакса Миртл. — Но ведь я ещё никого не убил, — пытаюсь оправдаться я, но губы не слушаются. Последнее, что я вижу — как Гарри бросается на колени возле меня, а потом сознание уплывает, услужливо унося меня с собой в страну грёз и воспоминаний, подальше от этого затопленного туалета. Я протягиваю руку мальчику с удивительными зелёными глазами. — Я Малфой. Драко Малфой. Я объясню тебе, с кем здесь стоит общаться. — Я сам разберусь, с кем мне дружить, Драко, — с холодным достоинством отвечает мальчик и зачем-то повторяет всё громче: — Драко. Драко! Очнись, Драко, любимый! Скажи что-нибудь, Драко! Гарри плачет и зовёт меня, просит прощения и говорит, что любит. Какой чудесный предсмертный сон! И зачем только в этот сон врывается несносный профессор Снейп? Он грубо отталкивает моего Гарри и начинает выводить замысловатые пассы палочкой над моим израненным телом, напевно заклиная: «Vulnera Sanentur, Vulnera Sanentur, Vulnera Sanentur!». Края ран понемногу стягиваются, сознание возвращается ко мне вместе с саднящей болью, железистым запахом крови и неприятными ощущениями от мокрой, прилипшей к телу одежды. — Драко, прости меня, прости, я не знал, не думал, я не хотел… — заламывает руки Гарри. Кажется, я поторопился с выводами. Моё сознание, по-видимому, всё ещё спутано и выдаёт желаемое за действительное. Профессор Снейп поднимает меня на ноги. — Вам нужно в Больничное Крыло, — сухо говорит он. — Мадам Помфри обработает Ваши раны бадьяном. Угрозы для жизни больше нет, но кое-какие шрамы, возможно, останутся. А Вы, Поттер, — оборачивается Снейп к Гарри и с холодной яростью в голосе цедит: — Ждите меня здесь. ***** Когда действие сонного зелья заканчивается, я открываю глаза и вижу у своей постели Альбуса Дамблдора. — Как Вы себя чувствуете, молодой человек? — невозмутимо спрашивает он, словно для директора обычное дело — сидеть в Больничном Крыле у кровати ученика и ждать, когда он очухается. Но в моём случае, конечно же, всё прозрачно, как Веритасерум. Директору уже сообщили о том, что я готовлю на него покушение, и он лишь ждёт моего пробуждения, чтобы объявить мне о моём отчислении из Хогвартса с последующей отправкой прямиком в Азкабан. — Расскажите-ка, что с Вами произошло, мой мальчик, — мягко говорит Дамблдор. — Ваш декан профессор Снейп поведал мне прелюбопытнейшую историю, но мне хотелось бы услышать Вашу версию, узнать, так сказать, всё из первых рук. Я облизываю пересохшие губы, и Дамблдор, заметив это, наколдовывает для меня стакан с водой. Пока я жадно пью, стукаясь зубами о край стакана, директор продолжает: — По словам профессора Снейпа, Гарри ранил Вас тёмным заклятьем. Вы с Гарри Поттером никогда не ладили, и это ещё мягко сказано, но в этом году мне показалось, что между вами возникла особая связь, первое, трепетное чувство. Прекрасное чувство. — (Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза. Больно слышать о том, чего больше никогда не будет). — Так что же случилось? Если Гарри действительно виновен, как утверждает профессор Снейп, мне придётся, как это ни прискорбно, исключить его из школы, ведь правила одинаковы для всех! Никто не может ни с того ни с сего вот так… — Нет! — поспешно вскрикиваю я и ожидаемо давлюсь водой, расплёскивая всё на себя и постель. — Поттер… Гарри не виноват! Он сделал то, что должен был сделать. — Вот как? — изумляется директор, попутно высушивая больничное одеяло и мою пижаму. — Неужели? То есть, Вы утверждаете, что заслужили быть раскромсанным при помощи тёмного заклятья, потому что… — глаза за очками-половинками испытующе смотрят прямо мне в душу. — Потому что я собирался убить Вас, профессор, по заданию Тёмного Лорда. — Ах, это! — беспечно машет рукой Дамблдор, и я с содроганием замечаю, что она выглядит ещё хуже, чем на Рождественском ужине. — Вы… вы знали? — хриплю я. — Эх, мой дорогой мальчик, каким бы я был директором, если бы не знал обо всём, что происходит в моей школе прямо у меня под носом? Я потрясённо смотрю на него. — И, надо Вам сказать, Ваши попытки прикончить меня были до того слабыми и нелепыми, что я, честно говоря, сомневаюсь, что Вы вложили в них всю душу. — Но… пострадали люди! — почти кричу я. — Кэти Белл, Рональд Уизли! — Хвала Мерлину, всё обошлось, — останавливает поток моего самобичевания Дамблдор. — Мисс Белл вернулась из Мунго в полном здравии, а жизнь мистера Уизли, — он указывает вглубь палаты, откуда доносится мощный храп, — тоже вне опасности. Мадам Помфри планирует выписать его уже завтра. Итак, мой мальчик, что же Вы планировали делать, когда к Вам вернулась память и Вы вспомнили о сути своего задания? Собирались продолжить свои впечатляющие попытки разделаться со мной? — Они… они угрожают моей матери, — убито шепчу я. — Я подозревал нечто подобное. Зная Тома… — У меня было ещё одно задание, — я решаю раскрыть все карты, ведь терять мне уже нечего. — И какое же? — глаза старого волшебника искрятся любопытством, точно я рассказываю ему какую-то в высшей степени забавную историю. — Я должен впустить Пожирателей Смерти в школу через Исчезательный Шкаф, который находится в Выручай-Комнате. — Исчезательный Шкаф? Тот самый, который сломал Пивз? — Да. Я починил его. — Вы починили?! Но ведь это блестящая работа, мой мальчик! Вы определённо один из самых талантливых и упорных студентов, которых я когда-либо учил в своей жизни. Я отказываюсь понимать, серьёзен он или изощрённо издевается надо мной. — Но, признаюсь, вся эта ситуация со шкафом несколько осложняет дело, — между бровей Дамблдора залегает тревожная складка. — Хотя, и это поправимо, в конце концов, ведь в Хогвартсе сейчас неотлучно дежурит отряд авроров. — Вы… вы отправите меня в Азкабан? — наконец решаюсь я задать мучающий меня вопрос, на который уже давно знаю ответ. — В Азкабан? — седые брови Дамблдора взлетают вверх. — Помилуйте! Кто отправляет в Азкабан ребёнка, делающего всё возможное, чтобы защитить свою мать? — Но тогда что… — Ложитесь-ка лучше, Вам вредно сейчас так много двигаться, — он мягко толкает меня на подушку. — Вот что мы с Вами предпримем, Драко: продолжайте, как ни в чём не бывало, делать то, чего от Вас ждут Пожиратели. Пусть у них не возникнет и тени сомнения, что Вы на их стороне. Когда придёт время, откройте им проход в Хогвартс, тут их будет ждать тёплая встреча. — Но как же… — Как быть со мной? Тут всё и вовсе просто. Вы, вероятно, обратили внимание, что моя рука выглядит, мягко говоря, не то чтобы очень. Я обречён, Драко. Это мощное древнее тёмное проклятие. Обратить его вспять невозможно, и мои часы так или иначе сочтены. Мы разыграем это представление для Ваших мучителей. Разыграем, как по нотам, так что у них не будет повода угрожать Вам и Вашей матери. — Я должен буду убить Вас у них на глазах? — холодею я. (Пресвятой Мерлин, как я сделаю это, ведь я не смог убить даже птицу?). — Вам не придётся делать этого, мой мальчик, я не вправе подвергать расщеплению Вашу чистую юную душу. Это сделает профессор Снейп. Мы с ним уже давно договорились об этом. Однако, чтобы Вас оставили в покое, мы обставим всё так, словно Вы и впрямь собирались прикончить меня, а профессор Снейп неожиданно перехватил у Вас инициативу. Моя голова начинает кружиться, я слишком ошеломлён всем только что услышанным. — А… Гарри? — выдавливаю я. — Он… он будет думать, что я на стороне Пожирателей и что я… что я был готов убить Вас? — Гарри будет со мной, когда всё это случится, — объясняет Дамблдор. — Он будет в курсе всех наших планов. Во избежание распространения ненужных слухов, на привидение Миртл профессор Снейп наложил Обливиэйт. Что же касается других студентов, они, по моим прогнозам, будут крепко спать в своих постелях, когда всё это произойдёт. К утру Пожиратели будут изгнаны из Хогвартса, а новым директором станет Минерва МакГонагалл. Всё это Дамблдор говорит таким будничным, почти скучающим тоном, словно собирается просто передать дела и отправиться в увеселительную поездку, и от контраста спокойных интонаций и того, что кроется за ними, меня пробирает дрожь. — Да, и у нас остался один нерешённый вопрос! — вдруг спохватывается профессор. — Что нам делать с Гарри Поттером? Вам, мистер Малфой, как пострадавшей стороне, решать, какого наказания заслуживает его проступок. — Профессор Дамблдор, сэр, пожалуйста, я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что это Гарри ранил меня! Возможно ли сказать остальным, что я просто, ну, скажем, упал с метлы? Учитывая, что после травмы я ещё ни разу не летал, это будет звучать вполне правдоподобно. Я уже говорил Вам, что не считаю Гарри Поттера виноватым передо мной. — Ну, что ж, — вздыхает Дамблдор, — раз такова Ваша воля, да будет так. В другой раз будьте осторожнее, садясь на метлу после долгого перерыва, мистер Малфой, — наставительно произносит он, заметив, что Рональд Уизли потягивается и открывает глаза.