***
«Я боялся весь день, что не успею… Господи, я так боялся… Я с трудом откопал Чана ко второй половине дня, потому что потратил кучу времени на поиски. Обломки было трудно двигать. Воздух очень странный на вкус, но мне было все равно. Я нашел Ханну быстрее всех. Она мертва. Мирэ лежала рядом. Я думаю, это была она, хоть и голова валялась далеко от тела... Я дотащил Чана до укрытия. Он еще не пришел в чувство. У него сломано ребро и кровотечение на голове. Я сделал ему перевязку, но боюсь этого будет мало. Мне нужны медикаменты. Я просидел всю ночь рядом с ним, боясь, что не услышу больше сердцебиение. Но оно все еще было… Оно было. Я отходил только для того, чтобы принести воду. Мне нужно было промывать его раны. Я бросил труп Сынмина там же — на руинах суда. Я не хочу возвращаться туда, но чувствую вину. Он был моим другом, мне нужно захоронить его… Но не сейчас. Сейчас важен только Чан. У меня кружится голова, я прилягу на пару секунд…»***
«Он очнулся спустя несколько суток. Ему так плохо, он бредит… Мне кажется это из-за травмы головы. Лишь когда я понял, что он может хотя бы стоять, позволил себе выйти из укрытия. Мне нужно было найти целый автомобиль Бесстрашных. На улицах очень пусто, еще вчера были слышны людские голоса… Что же сейчас? Я вчера боялся звать на помощь, потому что думал, что это могли быть Отреченные или Эрудиты. Не знаю, что бы они сделали, но я боялся рисковать жизнью Чана, которая итак на волоске. Я привез его в сектор Бесстрашия. Дома у нас все необходимые лекарства. Я обработал раны должным образом, но Чану не стало лучше. Его взгляд — бессмысленный, он забывает многие вещи. Я сказал ему, что Ханны больше нет с нами, а он спросил, кто такая Ханна… Я съездил ненадолго в дом мамы Чана, чтобы убедиться, что она жива. Но ее там не было. В Норе ее тоже не оказалось. Мне так больно. Я хочу плакать, я хочу кричать. Но это напугает Чана, я не хочу, чтобы он переживал…»***
«Моя голова все еще кружится, дневной свет раздражает сетчатку глаз. Рана Чана не заживает, он кашляет кровью. Думаю, у него внутреннее кровотечение. Я правда не знаю, что мне делать. Мне всего 19 лет, я не понимаю… Я не понимаю… Пытался попросить помощи хоть у кого-то, но они либо начинают стрелять, либо убегают. Я не понимаю… Так мало людей теперь. Мне тяжело долго находиться на улице — голова начинает раскалываться. Чан говорит, что у меня глаза красные. Я в отражении заметил, что капилляры лопнули и да… Глаза действительно красные. Чан говорит, что любит меня. Я целовал его губы, но они очень холодные. В квартире адская жара, почему он холодный? Его трясет… Это жар?»***
«Я наконец съездил к сгоревшим полям Дружелюбия… Там почти не осталось людей. Они прячутся… Я прошелся по всем местам, надеясь не увидеть знакомые лица. Я и не увидел. Их тела обгорели до неузнаваемости. Джисона я узнал по браслетику с камнями из уранового озера. Он расплавился на его руке, камни остались в его плоти, а железная проволока была уничтожена огнем. Хани защищал склад с припасами. Феликс был в амбаре. Я лишь могу предположить, что он пытался остановить огонь. Они все пытались. Я… Правда не могу. Феликс всегда был хрупким, а после смерти он и вовсе похож на ребенка. Я так его люблю. До сих пор. Я люблю всех их, но только когда увидел обгорелое тело и знакомые черты лица, то понял. Они все мертвы. Это конец, они мертвы. Их нет. Когда я поднял его тело на руки, оно было таким легким. Пахло гарью, больше нет запаха цветов и свежести. Феликс больше никогда мне не улыбнется. Мне стыдно, но мне больно. Я не знаю даже почему мне стыдно! Чанбина я нашел не сразу. Его тело сохранилось чуть лучше. Когда вышел приказ направиться в центр города — Чанбин пропал. Мы думали, что он догонит нас, но я не видел его в тот день больше. Может быть он пытался сбежать вместе с Феликсом. Его тело совсем не затронуто пожаром, значит он прибыл уже после. Сразу после распространения газа Эрудиции был дождь. Химикаты падали на землю, отравляя ее еще больше. Пожар стих благодаря этому. Я не хочу думать, что Чанбин увидел труп Феликса и застрелил себя сам. Я не хочу думать, почему у него пуля в голове. Я устал думать. Я выкопал им могилы в одном удобном местечке, которое я присмотрел. Между голубыми елями, откуда видны все поля Дружелюбия. Они больше не красочные, а черные и обгорелые. Но здесь тихо, спокойно и пахнет хвоей. Я копал долго, мне стало плохо от солнечного света. Все тело зудит, в животе странная режущая боль. Я едва ли смог их закопать, но я сделал это. Вечером я с трудом вернулся домой. Чан мог ходить, поэтому я не боялся, что он не сможет позаботиться о себе. Он придерживался за стены, но уже мог стоять на ногах! Я блевал кровью всю ночь, руки трясутся. Чани волнуется, не хочу, чтобы он волновался… »***
«Я сегодня видел странных людей… Они рычали и ели что-то на земле… Я больше не хочу выходить за продуктами. Я так голоден, но я буквально не могу есть. Вся пища отвратительна на вкус. Сегодня Чан забыл мое имя. Я подсказал ему, но мне казалось ему лучше… разве это не так? У него синие губы… Я вижу в его глазах любовь и мне так жаль, что я не могу его спасти… Я опять блевал кровью, мне кажется я умираю. Разве мы не мутировавшее поколение, которое имеет иммунитет к химикатам? Почему я… Почему у меня отслаивается кожа?..»***
«Я сегодня упомянул, что он хотел взять меня замуж. Ну, помнишь, когда он спрашивал про то, нравится ли мне его фамилия… Я ведь тогда понял намек. Он кивнул мне, но в глазах не прояснилось — он не помнил. Когда я пришел вечером перевязывать его рану, он подарил мне проволоку, свернутую кругом. Он сделал мне предложение. Мы надели эти «кольца», и… блять я плачу до сих пор. Он так счастлив, хоть и с трудом помнит меня. Он так любит меня, господи. Прости меня за все, Чани. Теперь я Бан Минхо. Мам, пап, вы слышите? Я Бан Минхо и у меня лучший муж на свете… Суирен, ты рада за меня?»***
«Чан не помнит своего имени. Я целовал его все утро, повторяя его имя, чтобы он запомнил. Меня мутит, мир расплывается. Наверное, я умираю. Я слышал ночью ужасные крики и рев какого-то животного… Утром я увидел свежий разодранный труп. Разве у нас есть настолько большие животные? Я не понимаю, что происходит…»***
«Это конец… Минхо, этот конец. Я проснулся, а он не отвечал на мои фразы и я… Он умер. Он умер. Сердце остановилось. Он вчера отдал мне свой кулон, и я не знал почему, ведь он так им дорожил. Он знал, что умирает и не сказал мне. Блять он знал! Я потерял все, я потерял… Кулон красивый. Какой-то голубой камень, Чан говорил, что это ему подарила мама. Я так и не нашел Эмилию. Чани, прости меня за это… Я пытался. Я вынес его в наш сад. Под лучами солнца он все такой же красивый. Кольца все еще опоясывают наши пальцы. Мы будем вместе. Я дописываю это… Не знаю для чего… Сейчас я спущусь к нему, лягу рядом между цветами. Там растут фиалки, и это запах моей молодости, это запах Феликса. Там пахнет травой — это запах Чани. Солнце ослепляет, как ослеплял весь мир Хани. Может быть Сынмин простит меня за все. Я умру рядом со своим мужчиной. Надеюсь, солнце убьет меня быстро. А оно в любом случае убьет меня. Мой разум мутнеет из-за него. Мне тяжело находиться на улице — тут же разрывает от невыносимой боли. Пусть будет так. Я встречусь с мужем на том свете. Пусть только он существует…»***
Нин вздрогнула, когда рация вдруг зашипела: — Отряды «9», «8», «12» и «4», выходим на линию маршрута. Девушка тут же засобиралась, доедая свое печение. На улице уже рассветало — красные лучи освещали землю. В соседних комнатах люди ходили громче и суетливее — они тоже собирались уходить. Им пришлось обогнуть этот многоэтажный дом, чтобы скоротать время. Экспедиция и так заняла слишком много часов… Зеленый забор привлек внимание Нин. Там росли сорняки. Но что привлекло внимание девушки, так это небольшой холм и зомби, который, шатаясь, пытался выйти из сада, закрытого на задвижку. Под формой разведывательного отряда стало горячо — там, где она спрятала дневник, надеясь показать его Карине, как представится возможность. Они ведь ищут Эмилию — а в дневнике как раз ее имя! На груди мертвеца покачивался кулон с голубым камнем, который блистал от лучей яркого рассветного солнца. Она подошла ближе, словно завороженная, пока вся команда двигалась дальше, не замечая, как младшая из них отстала. Мертвец выглядел плохо даже для зомби. Постоянное нахождение под солнцем не убило его, только спровоцировало быстрейшее заражение. Все тряпье, что висело на нем и раньше являлось одеждой, было в крови — он выхаркивал ее из себя до самых последних часов жизни. Глазницы зияли пустотой. Кожа свисала с тела кусками, открывая вид на истлевшую плоть и белые кости. Минхо? Она достала из кобуры тяжелый пистолет, стреляя в голову зомби. Этот звук раздался оглушающе громко. — Нин! Ты что творишь? Он не был угрозой! Нин опустила пистолет, видя, как дрожит тело мертвеца в предсмертной агонии. Он не был угрозой — это правда. — Я тоже буду надеяться, что тот свет действительно существует, Минхо. Встреться с ним. Карина увела девушку подальше от сада, и они всем составом продолжили маршрут их экспедиции. Вы узнали эту историю только благодаря тому, что НинНин решила зайти в спальню и проверить ящики письменного стола. Вы узнали эту историю, потому что НинНин решила взять с собой дневник неизвестного мальчика из Бесстрашия. Никто никогда не узнает, что раньше он был в Искренности, никто никогда не узнает, что такое «урановое озеро». Они никогда не увидят его проделки с друзьями: Феликсом, Джисоном и Сынмином. Минхо — обычный парень, который хотел любить и быть любимым. Он совершал ошибки, он искренне раскаивался. Он злился и влюблялся. Он просто жил. Он просто хотел счастья, но умер абсолютно несчастным. Кольцо из проволоки, словно обещание, сковывало его истлевший от времени палец. Бан Минхо.