Инструкции ищите в Библии

В комнате уже не чувствуется приятная прохлада, хоть кондиционер и включен, он просто не может остудить разгоряченные тела. Стоит двери в номер закрыться со звонким щелчком, как все тормоза словно срывает окончательно. Одежда на телах не держится, очень скоро оказываясь на полу в неразборчивой куче. Холодные простыни контрастируют с горячей кожей, но быстро отогреваются под тремя телами, оставляя только жар и духоту. Джисон крепче прижимается к Чанбину, практически вылизывая его рот. Поцелуй мокрый, небрежный. В нем вся джисонова дерзость, еще не покинувшая сознание, пока он не начал рассыпаться под прикосновениями и ласками, как это обычно происходит. Все его попытки управлять процессом всегда в конце концов тонут в сладких хныканьях и жалобных мольбах. Он звонко стонет в поцелуй, сильнее жмуря глаза. Чанбин отрывается от желанного тела, чтобы рассмотреть лицо в слабом свете ночника. Джисон дышит тяжело, неустанно облизывая пересыхающие губы, ресницы подрагивают, глаза он все еще не осмеливается открыть, только сильнее подается корпусом назад, елозя коленями по кровати. Крылья за спиной раскрываются шире, почти полностью закрывая Чана, что расположился позади. Чанбин смотрит, как он оставляет легкие поцелуи на светлом плечике, кажется, совсем не подверженному силе солнечных лучей, несмотря на день на пляже, кожа Джисона всё такая же светлая. В противовес этим нежным поцелуям, пальцы крепче зарываются и прочесывают перья у основания широких крыльев, заставляя уже подрагивать от возбуждения и желания, крушащего все связные мысли в голове. Чанбин подается вперед, целует в шею. В ключицу, оставляя после себя слабые красные следы, что сойдут уже к утру. Он встречается губами с Чаном, втягивая его в ещё один поцелуй, коих за вечер было несчетное количество. Но этот поцелуй режется об острые клыки, заставляя болезненно застонать, пока Чан заботливо слизывает саднящие порезы. Возбуждение — одно из тех состояний, заставляющих истинные формы вырываться наружу. До того, как Чанбин узнал о том, кем являются его парни, они сдерживали себя изо всех сил. В первый после признания раз, это всё напугало. Сейчас — приводит в восторг. Глаза Джисона периодически вспыхивают белым, полностью стирая цветную радужку и расширившиеся зрачки. Горят неясным первозданным светом. Крылья за спиной подрагивают, требуя к себе больше ласки. Чан срывается на негромкое рычание, впиваясь укусом в сгиб крыла, заставляя Джисона кричать от смеси боли и удовольствия, пронзившей тело. Его рога в опасной близости от его шеи, почти касаются острыми кончиками нежной кожи. В глазах поселилась вселенская тьма. Чанбин молится, чтобы у стен отеля была хорошая звукоизоляция. Всего несколько движений, и Джисон размякает. Становится совершенно податливым, но оттого и немного капризным, требующим к себе всё их внимание, неважно в каком положении. Он призывно виляет бедрами навстречу Чану, шепчущему что-то о грешности и порочности ангела, кажется только больше распаляя этим. Руками тянет к себе Чанбина, утыкаясь головой в плечо и глуша так рвущиеся наружу звуки. Чанбин водит ладонями по бокам и рёбрам, заходит на спину и присоединяется к пальцам Чана на крыльях. Он прекрасно знает, что Джисон может кончить только от таких ласк, они проверяли, но сейчас эта игра должна длиться дольше. Он встречается взглядом с Чаном. Мысли у них, судя по всему, сходятся, учитывая, как они одновременно переворачивают Джисона. Теперь он лицом к Чану, спиной к Чанбину, с трудом держится на дрожащих ногах, цепляясь пальцами за чановы плечи. За проведенное вместе время, они понимают друг друга без лишних слов. Джисон выгибается в спине, выпячивая задницу, и закусывает губу в предвкушении. Такое их положение обычно значит только одно: он сегодня нижний. И только он. И не сказать, что он против. Скорее только за такие нежные прикосновения к собственному телу. То, как гладят по коже, ласкают самые чувствительные места, заставляет нетерпеливо хныкать и просить большего. Чанбин притягивает к себе брошенный ранее на кровать бутылек смазки. Она с каким-то химическим шоколадным запахом — покупал точно Джисон. Холодная вязкость окутывает пальцы, лишними каплями стекая на простыни и влажную кожу. Чанбин чистой рукой еще раз проводит по мягким ягодицам, прежде чем раздвинуть их и подставить два смазанных пальца ко входу, медленно поглаживая и наконец по миллиметру вставляя внутрь, стараясь не причинять дискомфорт, но он знает, если что-то пойдет не так, Джисон обязательно скажет. Чан ловит шумные выдохи губами, дразнящими поцелуями-прикосновениями, которые не дает углубить, прижаться теснее. Словно издевается, игнорируя такое простое желание, вместо этого принявшись вылизывать шею широкими мазками, опускаясь всё ниже, пока не достигает груди. Чан смотрит снизу вверх, исподлобья, ловя все малейшие изменения в лице, когда обводит кончиком языка по ареолу маленького сосочка, прежде чем полностью накрыть его ртом. Джисон скулит. Его словно током бьет со всех сторон, но эти разряды не болезненные, напротив, ужасно приятные, заставляющие желать большего. Он сам не осознает, как хватается за чановы рога, когда тот пытается отстраниться, и прижимает крепче к себе, слыша приглушенное рычание, отдающее вибрацией, и контрастирующее горячее дыхание напротив холодеющей, мокрой от слюны коже. Чан ему не противится, и это нравится только больше. Словно какая-то часть внутри ликует от того, что он смог приручить и подчинить себе демона. Демона, который послушно ласкает его тело вместе с человеком, заставляя растекаться лужицей от ощущений. И это при том, что никто всё еще не касался его члена, подергивающегося с каждой горячей волной, проходящей по телу, пачкающего живот в прозрачных каплях смазки. Чанбин двигает внутри четырьмя пальцами, вполне свободно. Джисон правда упускает момент, когда их становится столько. За касаниями к чувствительной точке внутри он вообще многое пропускает, например, тот момент, когда ко всему этому прибавляются два пальца Чана. Он нежно дразнит вход, собирая капли смазки по краям, и толкается внутрь сразу двумя. Джисон шипит от такого контраста нежности с грубостью: в отличие от Чанбина, с пальцев которого смазка капала и пачкала всё вокруг, у Чана ее недостаточно. Это отдается слабым жжением внутри. Джисон непроизвольно сжимается, тут же всхлипывая, когда Чан давит на простату. Хочется чувствовать больше. Чувствовать, то что продолжают оттягивать. Он срывается на мольбы. Отчаянный шепот, просьба наконец убрать пальцы, растяжки предостаточно, и наполнить его. Пресловутое «пожалуйста» приходится неустанно повторить раз десять, не меньше, срывающимся на всхлипы голосом, прежде чем к нему наконец прислушиваются. Пальцы пропадают, оставляя после себя пустоту. В этот момент скулить хочется ещё больше. Джисон сдерживается из последних сил, пытается закрыть себе рот рукой, но ему не позволяют, Чан крепко сжимает оба его запястья в своих руках. В этот момент смазки словно становится больше. Она прохладная, липко стекает по бедрам. Джисон замирает в предвкушении. Чанбин наконец-то входит внутрь, заполняя одним толчком. Тот самый момент, когда глаза Джисона вспыхивают белым, на секунду добавляя комнате света. Чанбин движется медленно, не сдерживая низких стонов, пускаемых на ухо Джисону. Он сбивчивым голосом шепчет похвалу их маленькому ангелу, говоря, как хорошо он принимает его, наслаждаясь еще одним совершенно разбитым всхлипом, сразу переходящим в недовольный стон, стоит ему полностью выйти из податливого тела. Чан отрывается от ласк и укладывается назад, на спину, притягивая Джисона к себе на бедра. Он придерживает его одной рукой за талию, помогая опуститься на собственный член. Джисон стонет, запрокинув голову назад, и начинает медленно покачиваться, самостоятельно контролируя толчки. Ладонями он упирается в грудь Чана, не способный более держаться ровно. Ноги уже плохо слушаются, дрожа от слабости и переполняющих ощущений. Чанбин снова добавляет смазку, а вместе с ней снова на пробу толкает два пальца, убеждаясь, что Джисон сможет принять еще и его, и получая в ответ серию жалобных просьб скорее присоединиться. Он засматривается на картину перед собой. Чан теперь уже обеими руками крепко держит Джисона за тонкую талию, помогая насаживаться, а сам ангел смотрит на него из-за плеча. Видно, как подрагивают его крылья, выдавая всё желание. Чан останавливается, когда Чанбин садится к ним вплотную, кожа к коже, и обхватывает ладонью член Джисона, добавляя больше приятных ощущений, распаляя громкие стоны. Чанбин толкается в него. Осторожно, совсем медленно, неспеша, сильнее растягивая податливые стенки. Вместе с тем он хватается за оба крыла, проводя ладонями с нажимом у основания. Джисон только больше дрожит в их руках, заикаясь бедрами навстречу, тут же болезненно всхлипывая от слишком резкого движения. Горячий шёпот успокоения принадлежит обоим, голоса смешиваются в один, даря спокойствие и умиротворение. Наконец Хан оказывается прижат спиной к груди Чанбина. Он глубоко, облегченно выдыхает, давая себе несколько мгновений, чтобы привыкнуть. Ласковые касания на коже помогают прийти в себя, грудная клетка перестает так тяжело вздыматься, когда дыхание выравнивается. Чанбин и Чан не двигаются, боясь как-то навредить, отдавая в этом контроль Джисону, когда он будет готов. Только продолжают лениво ласкать чувствительные зоны, тем самым порой подводя к скорой разрядке, но тут же оттягивая ее, прекращая все действия. Джисон начинает сам, слегка приподнимается на коленях и опускается вновь, заходясь громким стоном. Он чувствует распирающую заполненность внутри, делающую его еще слабее. Надолго при таком раскладе его не хватит. Он позволяет Чану и Чанбину двигаться самостоятельно. Толчки асинхронные, постоянно давящие на комок нервов внутри, жар кутает с головой, что каждый стон почти переходит в крик. Ему душно от ощущений, от тел рядом. Касания кожа к коже ощущаются влагой на кончиках пальцев. Джисон падает Чану на грудь, позволяя уже четырем рукам ласкать крылья, раскрывшиеся полностью, занимая почти всю комнату своим размахом. Член от толчков трется о животы. Этого всего становится так много. Последний, самый звонкий стон срывается с губ, оканчиваясь хрипотцой. Голоса уже не хватает. В области живота становится мокро и липко. Яркий оргазм накрывает сознание, занимая все его уголки блаженством и эйфорией. Джисон обмякает, позволяя и дальше двигаться в себе, сейчас он бы мог сравнить своё тело с мягким зефиром, настолько оно кажется ему мягким и податливым, пока нега течёт по конечностям молочной рекой. Два низких стона звучат совсем рядом, сливаясь в унисон, создавая красивую глубину. Внутри тоже становится очень мокро. Чанбин напрягается, замирая, пока Чан успевает еще раза два толкнуться бедрами, проезжая по его чувствительному члену, скольжение выходит только легче из-за прибавившейся к смазке сперме. Затем и он замирает, запрокидывая голову на подушках. Чанбину кажется, что дрожь с джисонового тела перешла на них, вместе с растекающимся блаженством, от которого глаза закрываются, а в сознании остается легкость и пустота. Джисон слабо осознает, как его укладывают на простыни. Тепло двух тел пропадает, и от этого хочется неудовлетворенно скулить. Он чувствует, как влажно между ног, совсем не от смазки, как по бедрам стекает тонкая белесая струйка. Джисон чувствует себя разморенным. Чанбин в ответ на его недовольные звуки шепчет успокоение. Джисон все же приоткрывает глаза, чтобы увидеть, как он и Чан целуются над ним. На самом деле, не чувствуй он себя таким уставшим от насыщенного дня, смог бы завестись во второй раз только от этой картины. Но он только тянет к ним руки, притягивая ближе, чтобы увлечь в поцелуй сначала одного, а затем другого.