Инструкции ищите в Библии

— Если бы не знал, кто такой Феликс, решил бы, что эти трое просто старшеклассники, прогуливающие уроки. Он выглядит лет на восемнадцать, неужели умер в таком возрасте? И когда только успел столько татуировок набить? — второй вопрос скорее риторический. Чанбин за одним из ужинов рассказывает своим парням о ситуации, произошедшей в цветочном магазине незадолго до их поездки. Во время пребывания на Чёджу произошедшее вылетело из головы, но по возвращении отказывается покидать мысли. Каждый раз приходя на работу, Чанбин вспоминает тот день. Хоть тогда он и сказал, что знать подробностей не желает, любопытство берёт верх. К тому же, после не самого приятного знакомства, у него не было никакого желания обсуждать это с Феликсом. А вот спросить у Чана и Джисона вполне подходящий вариант. — Внешность часто бывает обманчива, — с набитым ртом отвечает Джисон и пожимает плечами, после спокойно дожёвывая шоколадное печенье. — Без обид, Сонни, но ты тоже выглядишь как бунтующий подросток, — произносит Чан, смотря на Джисона, крутящего кольца на пальцах. — Спасибо, я стараюсь! — ярко улыбается Джисон. — Да и жнецы редко выглядят на тот возраст, в который умерли. Они, в большинстве своем, все выглядят молодо. Или, в случае Феликса, очень молодо, — объясняет он с более задумчивым видом. — Мне кажется, у меня скоро мозг вскипит от количества информации, я только больше путаюсь, — стонет Чанбин, хватаясь за голову. — Кажется, жить было легче, когда я не знал об этом всём. — Ладно, давай ещё раз, по порядку, — спокойно произносит Чан, ладонью закрывая рот Джисону, чтобы тот не начал вновь тараторить собственные объяснения, которые только сильнее запутают Чанбина. Но он спешно одёргивает руку, брезгливо морщась. Очевидно, Джисон, возмущенный таким вторжением в личное пространство, просто лизнул ладонь. — Первый, как ты сказал, Чонин, скорее всего обычный человек. И выглядит он лет на шестнадцать вероятно потому, что ему и есть лет шестнадцать. Я не знаю, почему Феликс с ним водится, возможно, какие-то личные связи. Феликс жнец, он умер и после смерти стал таковым, но его внешность не соответствует возрасту. Может, на момент смерти ему столько и было, а может, намного больше. Это надо у него самого спрашивать. Но если хочешь, мы могли бы разузнать о нём. — Нет, не думаю, что стоит, — отнекивается Чанбин. Вариант хоть и привлекательный, но ему бы не хотелось настолько сильно влезать в личную жизнь этого, по сути, незнакомца. — Мне достаточно вашего рассказа. — Хорошо, — кивает Чан. — И последний… Сынмин, кажется? Судя по твоему рассказу, он призрак. И вот он выглядит ровно так, как в момент смерти. Призраками очень часто становятся те, у кого есть какое-то незавершенное дело. Зачастую они даже знают, что это за дело, но не спешат его закончить, чтобы подольше пробыть в этом мире. Вот так. — Получается, он умер ещё совсем ребёнком… — бормочет Чанбин, опуская взгляд, сосредотачиваясь на стакане с чаем прямо перед собой. Он чувствует, как плеча касается тёплая ладонь. — Такова жизнь, — проговаривает Джисон, поглаживая успокаивающе. — Всем отведено своё время, как бы мы ни хотели это изменить, нам не дано. — Да, я… понимаю, — кивает Чанбин. Чан кладет на его ладонь свою, мягко сжимая. — Давайте отвлечёмся на что-то более позитивное! — неожиданно восклицает Джисон, резко меняя тему и притягивая к себе взгляды. — Выступление! Уже через два дня! И только попробуйте не явиться. — На последнем он хмурит брови, обиженно дует губы, сложив руки на груди. — Ты же знаешь, Сонни, мы обязательно будем, — улыбается ему Чанбин. Чан согласно кивает и делает глоток кофе.

***

Клубы, в которых выступает Джисон, всегда наполнены шумом толпы, громкими басами музыки и ярким светом. Чанбину кажется, что в дни выступления людей только больше, и он охотно верит в эту мысль. Чан предупреждает, что застрял в пробке, оттого задержится и приедет скорее всего к самому началу выступления. Им сегодня пришлось добираться до места по отдельности. Джисон уже где-то за кулисами, готовится взорвать зал. Чанбин занял место в уголке бара, с неплохим видом на сцену и дальше от основных колонок, чтобы музыка не сильно резала по ушам. Люди рядом постоянно сменяются, покупают выпить и уходят к столикам или на танцпол. Чанбин даже не обращает на них внимание, сидя на высоком барном стуле, он смотрит только на еще пустующую сцену. Пока на место рядом кто-то не присаживается. По коже проходится какой-то знакомый холодок. Чанбин косит взгляд в сторону и первым делом цепляется за татуированные руки. Это мог быть кто угодно. Но сознание прошибает чётко и ясно. Феликс. Жнец, судя по всему, тоже замечает его. Они встречаются взглядами, Феликс как-то невесело хмыкает и заказывает у бармена виски. — Вот так встреча, — бурчит он. — Что ж тебя так тянет к смерти, — эти слова в общем шуме остаются еле слышимыми. — Не думаю, что хочу знать ответ на этот вопрос, — отвечает Чанбин и боязливо ёжится. — Но, очевидно, хочешь знать ответ на другие, — осекает его Феликс, расправляя плечи и теперь смотря на него с большей внимательностью. — Только не говори, что чтение мыслей еще какой-то прикол жнецов. — Нет, — усмехается Феликс, делая глоток из только принесенного стакана. — Просто у тебя всё на лице написано, а ещё ты только что подтвердил мою догадку. Только вот это не лучшее место для разговоров. — Я не собирался спрашивать, — признаётся Чанбин, снова поглядывая сцену. Начавшееся выступление бы закончило этот неловкий разговор, но там всё ещё пусто. — Не думаю, что ты на них ответишь. — А ты рискни, — неожиданно предлагает Феликс. — Может и отвечу. — Ты выглядишь, словно тебе лет восемнадцать, — начинает Чанбин. Феликс как-то понимающе кивает. — Ну… Ты и сам, наверное, понимаешь, какой образ создаёшь. Но насколько этот образ правдив? — Хм, — жнец усмехается и залпом допивает алкоголь. — В восемнадцать у меня не было татуировок, если ты об этом. А вообще… Ты прав, мне совсем не восемнадцать. — Он замолкает, словно обдумывая, стоит ли рассказывать. — Раз уж я согласился на этот допрос… Я умер два года назад, в тридцать восемь лет. — Чанбин молча округляет глаза от такой правды. Феликс старше его на пятнадцать лет. — Не пытайся предполагать дальше, — тут же останавливает его Феликс. — Я знаю, что сейчас ты спросишь, не был ли я каким-нибудь участником рок-группы, умершим от передозировки. Нет. Вообще мимо. — Понял, молчу. Но… Внешне так и выглядишь. — Феликс фыркает. — Тогда я готов разрушить твои ожидания. — Он смотрит на Чанбина и как-то хитро сощуривает глаза, растягивая на губах улыбку. — Детский врач-онколог, такой ответ тебя устроит? — Не похоже на правду. — Чанбин закатывает глаза, уверенный, что Феликс просто над ним издевается. Он хоть и согласился поотвечать на вопросы, но он не гарантировал, что скажет правду. — Но это правда, — пожимает плечами Феликс. Взгляд его грустнеет. — Как иронично, отучился столько лет, чтобы лечить людей от рака, но сам с ним не справился. Чанбин молча обдумывает услышанное. Он никак не может представить Феликса в детской больнице в медицинском халате, но...Что-то подсказывает ему, что жнец всё же не лжёт. Он позволяет себе задержать взгляд и рассмотреть чернильные рисунки в затянувшееся молчание. Там рисунок, похожий на силуэт солнца на плече, по ним три чёрные линии. Ажурный мотылёк и множество распахнутых глаз, начинающихся на предплечье и переходящих в какие-то абстрактные линии, тянущиеся до самого запястья. На второй руке видно изображение сатурна, а под ним надпись каким-то готическим шрифтом «memento mori». Чанбин читает её вслух, что не остаётся незамеченным Феликсом. Он косится на него, сощурив глаза. — Как-то иронично, — словно пытаясь оправдать свой интерес, говорит Чанбин, потирая затылок. — Набить себе «помни о смерти», чтобы после стать жнецом… — Феликс кидает быстрый взгляд на татуировку. — Не помню, по какой глупости набил её, — признаётся он. — Такая заезженная фраза… — Он скребёт по рисунку ногтем, словно желая его стереть. — Могу я спросить ещё? Не про тебя, — уточняет Чанбин. Феликс бездумно кивает. — Про Чонина и Сынмина… — он не успевает закончить. Феликс заговаривает, больше не смотря на него. — Они оба когда-то были моими пациентами. — рассказывает он. — Чонин совсем давно, он довольно быстро вылечился, можно сказать, что жизнь свела нас вместе снова по чистой случайности. А вот Сынмин… — Он сглатывает. — Он не справился. Умер незадолго до меня. — Почему ты говоришь так, словно это твоя вина? — Чанбин спрашивает, но сразу же понимает, что лучше бы не заговаривал об этом. Феликс сжимает пустой бокал до побелевших костяшек, того и глядишь — разобьёт на сотни осколков. — Потому что это я не смог подобрать ему подходящее, действенное лечение, потому что вместо его качественного лечения поддался собственной болезни… Их отвлекает звонкий голос, приветствующий толпу в микрофон. Чанбин замечает, что Джисон уже вышел на сцену. Он как всегда ярко сияет в свете софитов, полностью отдавая себя выступлению и заряжаясь энергией толпы. — Впрочем, неважно, — произносит Феликс напоследок. Чанбин бросает быстрый взгляд в его сторону, но жнеца словно и не было. Спустя несколько секунд его место занимает Чан. Он приветственно целует Чанбина. — Вроде не опоздал, — говорит он и смотрит на сцену. — Да, как раз вовремя, — отвечает Чанбин, крепче прижимаясь к нему. После истории Феликса чувствовать знакомое тепло любимого хочется отчего-то невероятно сильно. Еще бы Джисона сюда, но для этого надо дождаться конца выступления.