Согрей меня

Ци Пейсинь вернулся домой в едва ли адекватном состоянии. Упал на кровать и глядел в темноту, не видя ничего, потому что перед глазами стояло случившееся в этот кошмарный день. И особенно вечер. Эмоции чуть улеглись, но вместо них пришла пустота. Холодная, равнодушная, давящая. Возможно, сегодня Пейсинь совершил самую ужасную ошибку — приехал и своими глазами увидел то, что Фаньсин скрывал от него неделями. Но он не считал свои действия неправильными. Какого же демона Чжэн Фаньсин решил, что ему не нужно видеть того, что с ним происходит? Что от этого поменялось в отношении к нему Пейсиня? Ровным счетом, ничего. Только желание спасти любимого человека от кошмара, в котором он жил, усилилось многократно. Объяснение Пейсинь видел лишь одно — Фаньсин ничего к нему не чувствовал. Его унижало происходящее в его семье, и в Пейсине он видел лишь очередного мальчика, с которым нужно быть неотразимым. Отсюда и все его ограничения во встречах — конечно, зачем тратить на него время, когда можно в любой момент залезть к нему в трусы. Ведь Пейсинь не в силах отказать ему. От осознания этого Пейсинь просто сходил с ума. Он не верил, что первая настоящая любовь в его жизни оказалась невзаимной. Но… Все говорило именно об этом. И от этого не хотелось жить. За окном уже давно стемнело, когда Пейсинь, наконец, провалился в мучительно беспокойный сон. И во сне он видел лишь того, к кому безуспешно стремилось все его существо. *** Телефон звонил уже в третий раз — Пейсиню пришлось выключить пылесос и ответить. Го Чэн такой, не отстанет… Говорить не хотелось от слова совсем, но Пейсинь не мог больше игнорировать друга. Он и так почти забыл о нем с тех пор, как встретил того самого человека. Но жизнь на одной любви не заканчивается, а, в случае Пейсиня, она только начиналась. Глупо и бессмысленно тратить ее на бесконечные переживания, которые разрушают душу, но не дают ожидаемого счастья. — Ну, наконец-то! — вскричал на том конце связи Чэн, едва Ци Пейсинь принял вызов. — Чего ты не отвечаешь так долго? — Убирался, не слышал, — равнодушно произнес Пейсинь. — Что-то случилось? — Случилось! Я не могу до тебя дозвониться! Скажи мне, Синь-гэ — ты решил совсем на меня забить? Вообще исчез с радаров, что происходит? Пейсинь опустился на диван, предчувствуя неприятный разговор. — Занят был, я же говорил. Ты встретиться хотел? Сегодня я свободен, можем прогуляться вечером. Ему не хотелось не то, что идти гулять, а вообще шевелиться, но нужно постараться сохранить последние отношения, которые не вызывали желания выброситься с этажа повыше. — Вау, какая щедрость! — съязвил Го Чэн. — И я бы непременно воспользовался заманчивым предложением, но у меня есть свое — как насчет, сходить в клуб сегодня? Суббота же, оторвемся! Что скажешь? Пейсинь бы много чего сказал на этот счет, но не стоило. Действительно, почему бы не напиться? Может, в алкогольном дурмане получится хоть немного прийти в себя. Но проблема была в том, что и этого не хотелось. Пейсинь представил шумный и душный клуб, кучу народа и поморщился. — Не знаю… — протянул он, и в динамике послышался стон: — Ну, Синь-гэ! Ты должен пойти! Я обещал… — В смысле? — нахмурился Пейсинь. — Я, конечно, польщен, что ты готов уделить мне время, — продолжал острить Чэн, — но прошу, представь, не для себя. Фаньсин мне все мозги вынес, чтобы ты пришел. Пейсинь подскочил на месте, сердце замолотило в груди. — Что? — выпалил он. — Фаньсин? Когда?.. — Да сегодня, с самого утра! — В голосе Го Чэна слышалась досада. — Слушай, Пейсинь… Я, конечно, не дебил, и понимаю, что между вами явно не рабочие отношения, и даже не дружеские, но это уже перебор. Может, сами как-то разберетесь? Или мне записочки вам передавать друг от друга? — Я… не… — Мысли окончательно разбежались. — А что он сказал?.. — Что хочет увидеть тебя, но не зовет сам, потому что вы поссорились. — Чэн ненадолго замолчал, словно давай Пейсиню чуть прийти в себя, а потом тихо спросил: — Синь-гэ, он тебе, правда, нравится? Пейсинь сглотнул. Похоже, врать уже не стоило. Да и смысл? — Да, нравится, — ответил он. Го Чэн по ту сторону вздохнул. — Так и знал… Ты с самого начала как-то слишком уж им интересовался. Не думал, честно говоря, что ты тоже по этой части. — Я тоже не думал. — Пейсинь хлопнулся обратно на диван и закрыл глаза, пытаясь унять волнительное головокружение. — Но так вышло. Ты… тебе противно? — С чего ты взял? — возмутился Чэн. — Два моих лучших друга встречаются, что тут мне может не понравиться? Мне же лучше — больше девочек достанется! — С каких это пор Фаньсин стал твоим лучшим другом? — буркнул Пейсинь, чувствуя, как на сердце теплеет впервые со вчерашнего вечера. Опять надежда… Оправданная ли? — Вот только давай без сцен ревности, — рассмеялся Го Чэн. — Я обожаю вас обоих, но предпочитаю исключительно женский пол. Так, что, ты придешь? — Куда? — Да туда же, где вы познакомились. Похоже, в тот вечер кое-кто запал на тебя. Решите уже ваши проблемы, парни, и возвращайтесь в компанию! Я задолбался сидеть в игноре. Пейсиня бросало то в жар, то в озноб от слов друга. Больше всего на свете хотелось поверить, что он небезразличен Фаньсину, но… Опять эти дебильные качели? Пейсинь откровенно устал от этого. Еще одного удара в спину он просто не переживет. — Я приду, — наконец, ответил он. Можно подумать, у него был выбор. — Аллилуйя! Тогда часам к десяти подгребай, будем ждать. И оденься поприличнее! Все-таки, парень у тебя красавчик, надо соответствовать. — Он не мой парень, — нехотя возразил Пейсинь, не зная, смеяться ему или плакать. Фаньсин накануне только на три буквы его не послал, а сейчас жаждет встречи… Предположений относительно него не осталось, и Пейсинь лишь надеялся, что сумеет выбраться из той мешанины, в которую превратились их отношения. — Серьезно, что ль? — хмыкнул Чэн. — Ну-ну… Ладно, увидимся тогда! И не вздумай соскочить — приеду и достану тебя из постельки! — Я приду, — повторил Ци Пейсинь, ложась на диван — сил уже совсем не осталось. Попрощавшись с другом, он сбросил вызов и долго смотрел в Вичат с Фаньсином. Мыслей крутилось так много, что не было сил поймать хотя бы одну, и он лишь надеялся, что вечер расставит, наконец, все по местам. Сам не зная, как, но Пейсинь сумел взять себя в руки и доделать домашние дела. Закончил уборку, закинул в стирку одежду и даже приготовил нехитрый ужин. Здорово помогло отвлечься, потому что, стоило подумать о вечере, как его начинало трясти. Фаньсин такого наговорил ему вчера — и после этого сам звал увидеться! Возможно, понял, что перегнул на эмоциях, но… Едва ли он переменил свое мнение. Пейсинь его не понимал, что в самом начале их сумбурных отношений, что сейчас. Точнее, тревоги Фаньсина были очевидны, но ведь Пейсинь дал ему понять, что его не волнуют его семейные проблемы в том смысле, в каком боялся Фаньсин. Ци Пейсинь не был ни тонким психологом, ни особо чувствительным человеком, он не знал, какими еще способами может доказать Фаньсину искренность своих намерений. Но нутром чувствовал, что доказывать ничего не надо — если тот не понимает, то это исключительно в его сознании. Сам Пейсинь был открыт перед ним, как книга. Прежний Пейсинь давно послал бы его, вот правда. Он терпеть не мог людские заморочки, именно его и отторгало его в отношениях с девушками, что у него были раньше. Почему же в этот раз не получается? Из раза в раз Фаньсин отталкивал его, разбивал ему сердце, а Пейсинь снова и снова склеивал его по кусочкам и нес тому на блюде. И не было никаких сил прекратить этот дурной круговорот. Впрочем, кое-что переменилось. Пейсинь знал, что если Фаньсин опять заведет свою песенку про «только секс», он просто уйдет. Поначалу — да, он мог пойти у него на поводу, но сейчас, когда столько уже было сказано и сделано, отринуть собственные чувства и спрятать их казалось невозможным. Такое решение убивало его уже сейчас, потому что Пейсинь осознавал — без Фаньсина его жизнь станет пустой, но он понимал, что нельзя больше позволять тому изводить себя. Чжэн Фаньсин должен сделать свой выбор, а Пейсинь свой уже сделал. Сходив в душ, Пейсинь долго перебирал одежду и остановил свой выбор на темных джинсах и красивой черной рубашке — хотелось выглядеть хорошо. Красавцем он себя не считал, да и первым модником не был, но ударить перед Фаньсином лицом в грязь тоже не хотелось. Как там сказал Го Чэн: «Парень у тебя красавчик, надо соответствовать». Пейсинь бы добавил, что парень у него — долбоеб, но такие подробности Чэна не касались. Пусть Фаньсин останется клевым в его глазах, раз уж тому так важно общественное признание. Пейсиня мелко трясло, пока он собирался, но, к моменту выхода из дома, нахлынуло странное ледяное спокойствие. Наверное, накануне какой-то винтик в нем сломался, и теперь терпеливо ждал своей участи — починки или списания в бракованные, навсегда. Клуб встретил его все тем же шумом и духотой, что и несколько недель назад. Пейсинь на миг потерялся, но быстро нашел Го Чэна с компанией. Фаньсина среди них не было. — Привет! — Друг крепко обнял, так искренне радуясь его приходу, что Пейсинь смешался. Он действительно совсем забросил общение с ним… Ради кого? Того, кому он на фиг не сдался? — Рад тебя видеть! — Я тоже, — искренне сказал Пейсинь, хоть настроение по-прежнему было ни к черту. — Как ты? — Да я-то что, я нормально. А вот ты бледный. Совсем любовь измотала? Несмотря на шутливый тон, взгляд Чэна был вполне серьезен. Пейсинь поборол желание упасть ему на плечо и поплакаться о своей горькой судьбе, вместо этого улыбнувшись: — Разве бледность это плохо? Люди, вон, на какие только ухищрения не идут, чтоб не загореть. Мне в офисе так вообще не светит. — Ладно-ладно, ты лучший, — рассмеялся Го Чэн. — Что пить будешь, аристократ? — «Лонг-Айленд». Ответ вырвался, словно сам по себе, и Пейсинь покраснел. Но Чэн, разумеется, был не в курсе подтекста, а потому, не заметив смущения друга, хлопнул того по плечу и тут же передал заказ бармену. Пейсинь опустился на освободившееся возле него место, глядя вокруг чуть мутным взглядом. Та же обстановка, где его жизнь навсегда изменилась. Как и вкус того самого коктейля. Пейсинь выпил его в рекордное время и уже потянулся заказать еще один, как услышал до боли знакомый голос: — Привет. Обернувшись, Пейсинь увидел, само собой, его. Того человека, ради которого он сегодня пришел сюда, и по-прежнему не знал, чего от него ожидать. Фаньсин выглядел сногсшибательно. Казалось бы, просто темная толстовка и голубые джинсы, но… Пейсиня пробрало. Его тонкие, такие любимые, черты, блестящие черные волосы и глаза… Яркие, пронизывающие, хранившие в себе целый мир. Пейсинь хотел бы смотреть в них вечно. Только заклеенная ранка на брови и наливающийся синяк царапали сердце. Явно отдохнувший и пришедший в себя, Фаньсин сражал наповал. Смотрел на Пейсиня пристальным взглядом, чуть улыбаясь, словно не он вчера запрещал ему снова возникать на его горизонте. Пейсинь сглотнул и отвернулся к стойке. — Привет, — ответил он чуть слышно. Не то, чтобы хотел строить из себя обиженного — просто голос как-то разом отказал. — Угостишь меня? — Гибкая рука протянулась перед носом и выхватила у бармена бокал. Скосив взгляд, Пейсинь наблюдал, как Фаньсин делает пару больших глотков, после чего ставит стакан перед ним. — Уже и забыл, каков он на вкус. Терпкий и сладкий — как ты. Пейсинь спрятал дрожащие руки под стойку. Когда он уже перестанет его провоцировать? — Разве ты не каждую неделю сюда приходишь? — съязвил он. Как же ему не хотелось вести такие разговоры! Он бы схватил Фаньсина в охапку и утащил, но… Что здесь зависело от его желаний? — А то ты не знаешь. — Фаньсин забрался на стул рядом. — Ты же не ходишь в клубы. Что мне тут делать без тебя? Мир покачнулся перед глазами. Чего?.. Хотя, да — Фаньсин же не любит конфликтов. Вот и строит из себя заинтересованного. Пейсинь стиснул пальцы в кулак и в один глоток опрокинул в себя оставшуюся половину коктейля. На язык просился едкий ответ, но он сдержался — чтобы в следующий миг растеряться вконец: Фаньсин схватил его за руку и потянул за собой. — Пойдем, потанцуем, — шепнул он Пейсиню на ухо. Он ошеломленно двинулся следом. Позволил вывести себя на танцпол, под мелькающий свет и душный туман, и застыл, как дурацкая неловкая статуя. — Ну, чего ты?.. — почти ласково шепнул Фаньсин, подходя непозволительно близко, а Пейсинь едва дышал. Мышцы словно онемели, не давая двинуться, и каждое слово Фаньсина, сказанное мягким тоном, острым мечом вонзалось в сердце. Так хотелось забыть обо всем и отдаться желаниям… Только Пейсинь знал, к чему это опять приведет. Когда Фаньсин положил руки ему на талию и потянул на себя, вовлекая в танец, у Пейсиня порвалась последняя сдерживающая нить. — Чего ты хочешь?.. — выдохнул он, едва Фаньсин на миг прижался к нему бедрами, давая ощутить свое возбуждение. — Тебя, — прошептал Фаньсин ему на ухо, чуть зацепив мочку губами, и в этот момент вся выдержка Пейсиня собралась сделать ручкой. Но неожиданно между ними вклинился кто-то третий, невольно спасая его от полного краха самоконтроля. — Малыш, вот так встреча! — раздался омерзительно слащавый голос. — Я уж думал, больше тебя здесь не застану. Пейсинь невольно отпрянул от Фаньсина, повернув голову. Глазам его предстал высокий стройный парень с мелированными светлыми волосами, одетый по последней моде и явно очень дорого. Пейсиня он будто не замечал, зато Фаньсина прямо-таки пожирал глазами. С первого взгляда Пейсинь понял, что этих двоих связывают явно не дружеские отношения. То, как откровенно тот скользил взглядом по телу любимого человека, а потом снял пушинку с его плеча, ударило в голову горячей волной. Какой-то бывший любовник, ну, ясно… Или не бывший? — Привет, — улыбнулся ему Фаньсин, снова нацепив свою маску безмятежности. — Да, давно не приходил, я сейчас учебой занят. Как ты? — Лучше всех, тебя же увидел… Ого, кто это тебя так? — Парень нахмурил ухоженные брови, рассмотрев следы побоев на лице Фаньсина. — Да так, неудачная встреча. — Бедный малыш… Будь, пожалуйста, осторожнее! Твою красоту портить — просто грех. Блондинистый потянулся к Фаньсину, обхватив его за талию, и Пейсиню закружили голову самые тяжелые и отвратительные эмоции, что он мог себе вообразить. Дикая ревность, отвращение и боль. Такая, что дышать тяжело. Вот, значит, кто он для Фаньсина? Очередной мальчик на вечер. Такой же, как череда всех прочих. Позвал его сегодня, чтоб расслабиться, а, как нарисовался вариант получше и поопытнее, тут же до свидания. Что ж, его выбор. Пейсинь сам не понял, как оказался на улице. Помнил, что продирался через толпу, стремясь уйти подальше от самого ужасного зрелища на свете, а потом просто стоял, уперев руки в стену и тяжело дыша. Вот так, значит… Что ж, стоило ожидать. Влюбился в него, как идиот, а теперь воочию увидел, чего он стоит в глазах Фаньсина. Ноги сами понесли его прочь. Пейсинь не мог вернуться, не мог больше отдавать свое сердце тому, кому оно не было нужно. Перед Чэном потом извинится, а сейчас… Он не успел додумать мысль — за спиной послышались шаги. Пейсинь хотел бы, чтобы это был Го Чэн, но он чувствовал, что догонял его совсем другой человек. Кого он сейчас хотел бы видеть в последнюю очередь. Когда знакомые сильные руки обвились вокруг него, он замер. Сердце колотилось, разум требовал вырваться немедленно и бежать, но он… не мог. — Почему ты ушел? — тихо проговорил Фаньсин, прижимаясь к нему со спины. Пейсинь сглотнул пересохшим горлом. — А на что мне там было смотреть? — выдавил он. — Как ты клеишь очередного мальчика на ночь? Спасибо, не хочу. Объятия вокруг него стали теснее. — Никого я не клеил. — Голос Фаньсина проникал внутрь, въедаясь до кости. — Я никого не хочу, кроме тебя. Пейсинь зажмурился, стиснув зубы. — Мне этого мало, — проговорил он, понимая, чтоб этим проводит последнюю черту. Но иначе уже не мог. — Я чувствую к тебе большее, чем просто влечение. Поэтому отпусти меня и возвращайся к тому, кому достаточно просто потрахаться. Ты же хотел, чтобы я оставил тебя в покое — я готов это сделать. Фаньсин, напротив, прижался к нему еще крепче. — Я… я тоже чувствую это, — почти прошептал он. — Не только желание. Пейсиня словно кипятком обдали. Хотелось плакать от бессилия — сколько еще он будет его мучить? Он вывернулся из рук Фаньсина и повернулся к нему лицом. Глаза того покраснели, Фаньсин взволнованно всматривался в его лицо. Как будто действительно боялся его потерять… Или это он опять себе придумал? — Прости меня, — дрогнувшим голосом выдавил Фаньсин. — Пейсинь… Мне никто, кроме тебя, не нужен. — Разве? — у Пейсиня застучало в висках. — Как давно? Ты позвал меня сюда сегодня, чтобы показать, как относишься ко мне. И я увидел. Извини, но быть подстилкой я больше не хочу. Так что можешь идти… — Пейсинь! — Голос Фаньсина задрожал. — Пожалуйста… Я без тебя не смогу. Не бросай меня! У Пейсиня все переворачивалось внутри. Черные глаза, прекрасные, любимые, подернулись влагой, и ему так хотелось поверить… Но стоило ли? — Ты всю душу мне вымотал, — прошептал он. — Фаньсин, я готов ради тебя на все, но не хочу, чтобы об меня вытирали ноги. Я устал… Если тебе не нужны мои чувства, пожалуйста, отпусти! — Нет! Фаньсин рванул его на себя и прижал к себе так крепко, что перехватило дыхание. Пейсинь едва соображал, как тот гладит его, обнимает, покрывает поцелуями лицо. — Не уходи… — шептал Фаньсин. — Не оставляй меня… Я без тебя не могу! Хочешь — убей, мне все равно не жить, если ты уйдешь… — Придурок! — Пейсинь, не в силах больше сдерживаться, обнял его в ответ. Уткнувшись ему в шею, он прошептал: — Ну, чего ты от меня хочешь?.. Фаньсин отстранился и взглянул в глаза, лишая последних остатков силы воли. — Я хочу только тебя, тебя одного. Задрожав, Пейсинь подался вперед и прижался к его губам. Что он мог противопоставить своему сердцу? А признания Фаньсина напрочь лишали рассудка… Не осталось сил сопротивляться. Фаньсин целовал его с такой страстью и отдачей, что голова кружилась. Горячий язык скользил во рту, губы терзали, а руки до синяков сжимали тело. Пейсинь сам не заметил, как принялся с не меньшим желанием ласкать Фаньсина, и очнулся, лишь когда Фаньсин перехватил его ладонь, скользнувшую ему ниже пояса. — Давай не здесь, — тихо попросил он, и у Пейсиня в голове оформилась четкая мысль, которую он тут же озвучил: — Пойдем ко мне. — Поймав озадаченный взгляд Фаньсина, он добавил: — Родители уехали на выходные, я один. Фаньсин закусил губу и погладил его по щеке, от чего у Пейсиня окончательно поплыла голова. — Ты уверен? — обронил он. — Если я попаду в твою постель, то просто так тебя оттуда не выпущу… Не могу больше сдерживаться. Пейсинь снова обнял его. — Ты уже попал в мое сердце, — шепнул он. — Думаешь, с постелью не разберемся? Фаньсин нашел его губы и впился в них поцелуем. Спустя время, они, не без труда, сумели разомкнуть объятия, но лишь потому, что понимали — есть шанс побыть друг с другом по-настоящему, а не вырывая украдкой жаркие минуты. До дома Пейсиня было недалеко, и они пошли пешком. Почти не говорили — многое уже было сказано — и просто держали друг друга за руку. Пейсинь устал думать и бояться, он просто отдался своим чувствам, в очередной раз, и это походило на шаг в пропасть. Но шанса отступить у него просто не было, не после признаний и просьб Фаньсина. По пути они зашли в аптеку. Несмотря на возбуждение, фоном туманившее мозги, оба не забыли о необходимом. Пейсинь ничуть не смущался, даже поймав пару внимательных взглядов от поздних покупателей, и внешне спокойно наблюдал, как Фаньсин покупает смазку и презервативы. Волновался он о другом, но и это чувство отступало перед желанием, охватившим до мозга костей. Он поверил Фаньсину, в очередной раз, но четко знал, что в последний. Если на следующий день тот снова повернется спиной, больше Пейсинь терпеть не собирался. Возможно, Фаньсин это понял, потому что смотрел, против обыкновения, чуть нерешительно. Смутился, забрав из рук фармацевта бумажный пакет, а, оказавшись на улице, сжал пальцы Пейсиня в своей ладони. — Если ты вдруг передумаешь, ничего страшного, — тихо уронил он, пока они шли по тротуару, все так же держась за руки. — Я понимаю, это непривычно… — Не передумаю. Пейсинь действительно был уверен, что у них все получится сегодня. Плевать, что он никогда не занимался сексом с парнем, плевать, что он, судя по всему, будет снизу. Главное, с ним. Когда они зашли в дом, Фаньсин приостановился у порога. Окинул взглядом обстановку и грустно улыбнулся: — Красиво у тебя… Когда-то мы тоже в таком доме жили, а потом умер отец, и маме прошлось его продать — она одна не могла потянуть. Но даже в маленькой квартире нам было хорошо, пока… Он резко замолчал, словно перехватило дыхание, и Пейсинь осторожно привлек его к себе. — Расскажи мне, если хочешь, — тихо сказал он, но Фаньсин мотнул головой: — Не сейчас. Ты со мной, и… Я так давно хотел этого. Не секса, — тут же уточнил он. — Вернее, не только его. Просто хотелось побыть с тобой и не думать ни о чем. — Тогда не думай. — Пейсинь касался губами его лица, а желание уверенно возвращало позиции. От аромата его кожи, тепла, просто присутствия вело так, что колени начинали дрожать. — Сделай все, что хочешь, потому что я хочу не меньше. Фаньсин издал полувздох-полустон и прижал Пейсиня к себе, вклиниваясь коленом между ног. От невыносимо приятного давления Пейсинь, не сдержавшись, чуть слышно застонал. — Тогда… иди ко мне, — сбивчиво проговорил Фаньсин, дыхания ему уже не хватало. Не сводя с Пейсиня пристального темного взгляда, он принялся расстегивать на нем рубашку, и когда, склонившись, нежно вобрал в рот сосок, по телу Пейсиня прошла крупная дрожь. Он и не знал, что ему нравятся такие ласки. Да что он вообще знал? Фаньсин своим появлением перевернул всю его жизнь, открывая горизонты, о каких прежде он и подумать не мог. Когда язык Фаньсина скользнул ниже по животу, а пальцы уверенно взялись за ремень джинсов, Пейсинь вцепился в его плечи. — Давай ко мне… Тут будет неудобно, — едва выдохнул он и потянул выпрямившегося Фаньсина за собой. Идти было тяжело, потому что низ живота сводило от желания, а между ног все стояло, как каменное, но он упорно тащил его за собой вверх по лестнице. Едва захлопнув за ними дверь, Фаньсин набросился на него, точно ураган. Стаскивал одежду, жадно целовал, мял тело Пейсиня, и тот едва успевал отвечать на его бешеные ласки. А отвечать хотелось, ведь когда Фаньсин разделся до трусов, у Пейсиня напрочь поплыла голова. Пейсинь с той самой тренировки по баскетболу не видел его голым, и сейчас обнаженное тело любимого человека возбуждало до дрожи. Фаньсин мог бы вообще ничего не делать, просто стоять рядом, а Пейсиню хватило бы смотреть на него, чтобы кончить. Широкие плечи, кожа на которых матово отливала в полумраке комнаты, плоский живот, узкие бедра, стройные длинные ноги… Нереально красив. Хотелось накинуться на него и подмять под себя, развести колени, и… Пейсинь едва успел осознать свое желание, как Фаньсин буквально прочитал его мысли. Не сводя с него пылающего взгляда, он проговорил: — В следующий раз ты… Но сегодня позволь мне взять тебя. Он шагнул к Пейсиню и принялся мягко, но настойчиво теснить его к кровати. Опрокинув его на постель, Фаньсин навис сверху, жадно оглядывая с головы до ног. — Какой ты невыносимо сексуальный, — хрипло прошептал он. Его ладони оглаживали грудь Пейсиня, пальцы чуть массировали соски, а коленями он уверенно развел бедра Пейсиня и притерся между ними. Даже через трусы это было так остро и сладко, что Пейсинь застонал, выгнувшись. Желание мгновенно поменяло вектор, он сам не понял, как, только хотелось поскорее раздеться полностью и принять его в себя. Подчиниться власти Фаньсина, потому что та обещала немыслимое удовольствие. На трепетные ласки обоих хватило ненадолго — вскоре оба тесно прижались друг к другу, целуясь с сумасшедшей страстью, притираясь к голой коже, сжимая в ладонях все, до чего могли дотянуться. Сердце Пейсиня колотилось как бешеное, он не мог упиться прикосновениями, и стоны прорывались все чаще, когда Фаньсин вжимался твердым членом между его раздвинутых ног. — Давай же, ну… — как в бреду, прошептал Пейсинь, и парень в его объятиях вымученно застонал. — Не торопи, пожалуйста! — взмолился Фаньсин, тяжело дыша. — Я не хочу делать тебе больно, но могу не сдержаться… Вместо ответа Пейсинь запустил руки в его трусы и сжал упругие ягодицы. Такие голые, горячие… Белье они потянули друг с друга синхронно, и когда глазам Пейсиня, привыкшим к темноте, предстал совершенно обнаженный Фаньсин, у него закружилась голова. Он нетерпеливо потянулся вниз рукой, взял в ладонь упругий, чуть влажный член и быстро задвигал кистью. Ему хотелось вырывать из Фаньсина все новые и новые стоны, и тот поддался на некоторое время, почти упав на Пейсиня сверху, но вскоре опомнился и перехватил его руку. — Мой нетерпеливый мальчик, — выдохнул он Пейсиню на ухо, и у того мурашки побежали по коже. — Если не будешь держать руки при себе, я тебя свяжу. А потом, хочешь или нет, вставлю, имей в виду. Пейсинь чуть не кончил от одних его слов. Тем не менее, понимая, что Фаньсин прав, и не стоит доводить друг друга до финиша раньше времени, он откинулся на кровать и развел руки в стороны. А следом и ноги, отчего Фаньсин залип на него, дыша, как после марафона. — Вставляй, я хочу, — кусая губы, сообщил Пейсинь, и его любимый парень буквально зарычал: — Чертов провокатор… Я тебе такое устрою, сидеть не сможешь завтра! Нащупав подушку, Фаньсин резко дернул Пейсиня на себя за бедра, подсунул ее под него и спустился ниже. — Небеса, какой же ты… — услышал Пейсинь его сбивчивый шепот, а горячее дыхание обожгло внутреннюю сторону бедра, посылая волны мурашек. — Как ты обалденно пахнешь, м-м-м… Подхватив под бедра, Фаньсин принялся ласкать губами и языком его пах, не оставляя без внимания, казалось, ни сантиметра, а Пейсинь беспомощно изгибался в его руках. Напряженный член почти болел, и краткие ласки лишь чуточку облегчали состояние. Охваченный невозможно сильным возбуждением, он почти пропустил шорох аптечного пакета, но, когда его коснулись влажные пальцы, даже не вздрогнул. Казалось таким естественным, что Фаньсин нежно поглаживал его самое потаенное место, чуть заметно надавливал, и Пейсинь не чувствовал ни страха, ни отторжения. Напротив, хотелось еще… Когда внутрь осторожно проник палец, Пейсинь шумно выдохнул. Пальцев быстро стало два, и они ритмично скользили внутри, слегка тянули, и это, несмотря на то, что особенного удовольствия не приносило, неимоверно возбуждало. Добавился третий палец, вызывая легкий дискомфорт, но Фаньсин не забывал ласкать его, облизывать член, посасывать головку, и Пейсинь окончательно потерялся в противоречивых ощущениях. Он уже не соображал, и понимал, что действительно мог позволить Фаньсину делать с собой, что угодно. Именно этого Пейсинь и хотел. Пальцы скользили все легче, внизу неприлично хлюпало, но Пейсиню было плевать на то, как это выглядит. Он сам подставлялся под ласки и проникновение, и, в который раз, поторопил Фаньсина: — Войди уже… — Еще не время. — Фаньсин больше не рычал, напротив, его голос звучал низко и бархатно. — Ты такой узенький… Такой тесный. Знал бы ты, как горячо мои пальцы выглядят в тебе… — Не комментируй! — взмолился Пейсинь, чувствуя, как багровеет, помимо воли. Он весь взмок, дрожал, и ему хотелось пойти уже дальше, пока… О. Ловкие пальцы внутри прошлись по определенному месту, и Пейсинь застыл, ловя отголоски резко вспыхнувшего удовольствия. Новая вспышка не заставила себя ждать, и он широко распахнул глаза, хватая ртом воздух. Словно то удовольствие, которое он обычно испытывал от ласк члена, сосредоточилось внутри, чувствительное, как оголенный нерв, и такое сильное, что перехватывало дыхание. Когда Фаньсин принялся проходиться по простате снова и снова, Пейсиня затрясло. Он не владел своим телом, не мог ничего сказать, только резко втягивал воздух на вдохе и протяжно стонал на выдохе. Голова уплыла напрочь, он сгребал простынь пальцами, изгибался всем телом, и, как сквозь вату, до него донесся дрожащий от возбуждения голос Фаньсина: — Какой ты отзывчивый… Прости, мой хороший, я не могу больше… Потерпи, пожалуйста, потом будет легче. Пейсинь едва соображал, о чем Фаньсин говорит. Он всхлипнул, когда пальцы, дарящие такое наслаждение, покинули его, но Фаньсин тут же оказался на нем, и Пейсинь прижал его горячее тело к себе, покрывая поцелуями все, до чего мог дотянуться. — Тише, тише, — прошептал Фаньсин, мягко отстраняя его. — Пока мы оба не сгорели нафиг, надо пойти до конца. Ты готов? Только не бойся, пожалуйста… — Готов. — Голос Пейсиня звучал хрипло, словно простуженный. Он не анализировал вопрос, просто отдался целиком и полностью во власть безумно сильного желания. Поэтому безропотно позволил Фаньсину развести себе ноги шире и закинуть их ему на плечи. Тот ласково коснулся губами его лодыжки, а потом послышался звук разрываемой упаковки презерватива. Пейсинь чувствовал, как его бедра упираются во влажные от пота колени Фаньсина, и, закусив губу, тяжело дышал. Несколько мучительно долгих мгновений — и головка члена мягко вошла в него. Пейсинь не чувствовал боли, просто слегка тянуло, и он нетерпеливо попытался двинуться навстречу, но в его позе это было сложно. Фаньсин придержал его за бедра, а потом шепнул: — Дыши, — и толкнулся внутрь на всю длину. Ощущение было… непривычным. Странным, непонятным — внутри все заполнилось, до тянущей боли, глубоко и плотно. Пейсинь судорожно вдыхал, сжав пальцы на предплечьях Фаньсина, а тот дышал так же тяжело, замерев, тем не менее, без движений. — Потерпи, мой милый… Еще немного, — почти просил он, и Пейсинь, не имея возможности сделать что-то еще, погладил его напряженные руки. — Все хорошо, — сумел проговорить он, и снова почувствовал жадный поцелуй на ноге. Потихоньку боль проходила, сменяясь желанием продолжать, и Пейсинь, чувствуя, что терпит из последних сил тут вовсе не он, тихо позвал: — Фаньсин, ты… можешь. Тот резко выдохнул и осторожно двинулся, а потом снова и снова. Сначала медленно, давая привыкнуть к ощущениям, затем, прервавшись на миг, добавил смазки, и его движения стали активнее. Боль почти совсем ушла, зато ритмичное давление изнутри снова нарастало в сильное, пронизывающее удовольствие. Толчки становились резче, и вскоре Пейсинь уже едва дышал от того, насколько остро и сильно чувствовал происходящее. Это было совсем иначе, чем просто ласкать друг друга — они слились в одно целое, слишком близко, слишком ярко, и хотелось не то кричать, не то плакать, не то стонать в голос. Жар тела Фаньсина, его движения, полные с трудом сдерживаемой страсти, ласковые глупости, которые он шептал Пейсиню, доводили того до умопомрачения. После особенно сильного толчка перед глазами все поплыло от наслаждения, и Пейсинь застонал в голос, вцепившись пальцами в простынь. К его невыразимой досаде, Фаньсин тут же остановился, с тревогой вопросив: — Тебе больно?.. — Не-е-ет, — жмурясь, протянул Пейсинь. — Хорошо… Давай сильнее, пожалуйста! Одну его ногу мягко спустили с плеча, а другую перехватили крепче. Потом Фаньсин резко толкнулся в него, и Пейсинь вскрикнул, настолько мощной волной наслаждение прокатилось внутри. Движения усилились, и вскоре Пейсинь уже ничего не соображал, растворившись в безумно сладких ощущениях. Ему хотелось, чтобы Фаньсин пронзил его насквозь, чтобы входил с силой, брал его, как хотел… И он просил об этом, в мгновения, когда мог говорить, стонал, несдержанно и громко. Все слилось в калейдоскоп наслаждения, и, когда Фаньсин взял его член в руку и с нажимом провел по нему, от силы пару раз, подкатила самая сильная и высокая волна. Она накрыла Пейсиня с головой, почти оглушив и ослепив, выбивая воздух из легких. Тело словно жило своей жизнью, содрогаясь, исторгая из груди стоны, а внизу живота, глубоко внутри, все пылало от невозможного удовольствия… Настолько остро, что не верилось. Когда в голове чуть прояснилось, Пейсинь обнаружил Фаньсина лежащим рядом. Тот тяжело дышал, рассеянно гладя его по животу, а потом потянулся и поцеловал Пейсиня в губы, обдавая жарким дыханием. — Как ты? — хрипло спросил он, и Пейсинь, повернув голову, встретил его взгляд. Туманный и удивительно счастливый. — Это было… офигенно, — наконец, сумел собрать мысли в кучу Пейсинь. — Не знаю… не могу описать. Ты меня словно наизнанку вывернул, или, лучше сказать… — …Поимел, — закончил за него Фаньсин и негромко рассмеялся. — Блин, прости, я, наверное, грубо сказал, но… До сих пор не могу в себя прийти. Теперь знаю, что в моем личном рейтинге будет на первом месте. Секс с тобой. Не успел Пейсинь заморочиться над странной формулировкой, как Фаньсин тихо проговорил: — Хотя нет, на первом всегда будет твоя улыбка. Мне от нее хочется на стену лезть от радости. Несмотря на то, что тело напоминало вялый студень, Пейсинь собрал все силы и повернулся на бок, укладываясь на Фаньсина и закидывая руку на его жаркую влажную грудь. — Так нечестно, это твоя улыбка должна быть на первом месте… — пробормотал он ему куда-то в область шеи, а Фаньсин тихо засмеялся и, взяв его кисть, нежно прижался к ней губами. — Значит, тебе понравилось? — Да… — Пейсинь не знал, как сформулировать. — Такие ощущения… Очень сильные. Я не знал, что так бывает. На языке, помимо воли, вертелось, что Фаньсин-то точно знал, как оно. Глупо было ревновать к его прошлому, но мысль, что кто-то вот так же стонал под Фаньсином, например, сегодняшний блондин, колола острой иглой. — Я знаю, о чем ты думаешь, — обронил Фаньсин после небольшой паузы. — И хочу сразу сказать, что такого, как с тобой, я не испытывал ни с кем. Ты даже не представляешь, что я чувствовал, когда ты дрожал и постанывал от моих ласк… От одного этого можно было сойти с ума, не говоря уже о твоей тесной поп… — Фаньсин! — Пейсинь, вывернувшись, зажал ему рот рукой, и тот беззвучно затрясся от смеха. — Прости, не сердись, — прошептал Фаньсин, мягко отведя его ладонь в сторону. — Я знаю, что тебе неловко. Но поверь, это было прекрасно. Ты прекрасен. Самый лучший на свете… Пейсинь, у которого от услышанного снова заколотилось сердце, и без того весь вечер работавшее на износ, опустил голову ему на плечо и закрыл глаза. Так хорошо и трепетно… — Я очень больно тебе сделал? — снова подал голос Фаньсин, поглаживая его по плечу, и Пейсинь мотнул головой. — Нет, все в порядке. Правда. Не знаю, как будет завтра, но сегодня мне хорошо. Пейсинь говорил не только о своей заднице, и Фаньсин, в очередной раз, уловил его настроение. — Завтра тоже все будет хорошо, — ласково проговорил он. — И послезавтра, и потом. Я тебе обещаю. Пейсинь нашел его губы и прижался к ним долгим поцелуем, после чего удобно устроился в руках Фаньсина и закрыл глаза. В душ они не пошли, наскоро обтершись простыней, и сейчас оба неумолимо проваливались в сон. Уже засыпая, Пейсинь от всей души пожелал, чтобы все ночи они проводили в объятиях друг друга. Ничего иного он не хотел.