***
— Успели! — Венти влетел в вагон электропоезда, сразу же падая на свободное место и глубоко выдыхая. — Фух, опоздай мы на последнюю электричку, было бы совсем грустно. — Я не просил ждать меня после работы. И вообще не приглашал тебя к себе на работу, — холодно отвечает Сяо, присаживаясь рядом. — Как грубо… Вагон почти полностью пустой, в будний день в такое время суток неудивительно, что людей нет. Поезд мчится от станции до станции, с каждым разом приближая парней к общежитию, в которое их всё равно уже не пустят. — Хм, может, стоило бы поехать к Альбедо? Переночевать у него… — задумчиво протянул Венти. — Хотя… с тех пор, как мы расстались, мы немного отдалились… вернее, я отдалился… мне как-то неловко что ли… — Зачем ты вообще навязался со мной… сидел бы в общежитии. — Я… боюсь оставаться один. — Что…? — Ой, всё, — он отмахнулся и закрыл лицо руками, чувствуя, как румянец покрывает щеки. Необдуманная фраза заставила смутиться. — Это из-за Кадзухи? Извини… я не хотел тебя обидеть. — Проехали, Сяо. Ты ведь не обязан возиться со мной… — проговорил, не поднимая голову. «Я… обидел его? Блять… Сяо…» — выругал сам себя. Алатус встал с места и присел на корточки напротив Венти. Не хотелось вновь поднимать болезненную тему и доводить друга до слёз. Он взял Барбатоса за запястья и убрал его руки от лица. — Извини, я… — хотел попросить прощения за то, что заставил плакать, но на лице Венти нет слёз. Его глаза широко распахнуты, на щеках румянец, а взгляд выражает полное непонимание и смущение. — Сяо, что ты…? «Милый.» — сердце Алатуса пропустило удар. Он резко вскочил и отвернулся, опуская голову. — П-прости… я не так понял… — Что? — Венти вопросительно наклонил голову в бок. — Кхем… эм… «Что делать? Что делать? Блять… как сменить тему… что ещё за «кхем»… блять… Сяо… что с тобой вообще?» — он закусывает губу, нервно сжимает в руках край чёрной куртки. — Что-то не так? — Венти поднялся с места, желая обойти парня и посмотреть ему в глаза. Сильный скрип, треск и гул. Поезд сильно дёрнулся, заставляя парней упасть на пол. В полупустом вагоне поднялась паника. Пассажиры кричат и суетятся, земля под ногами дрожит, а поезд продолжает скрипеть, касаясь стенки тоннеля и вызывая искры и скрежет.***
— Скар, уже одиннадцать, — проговорил Тарталья, сидя на кровати брюнета в комнате общежития. — Похоже, Сяо не придёт… — вздохнул тот. — Ну ладно, извинишься в следующий раз. Не забудь только, ты пообещал мне. — Да-да, — обречённо вздыхает рыжий, понимая, что сам не заметил, как успел пообещать Скарамучче, что за всё извинится перед Сяо. — Раздражает. — Тщ! — шикнул на него брюнет. — Ты обещал мне, что будешь вести себя спокойно. Вот и веди. — Угу… тогда… можно я останусь с тобой? На ночь…? — неуверенно спрашивает, опуская взгляд в пол. — Хорошо, только спать будешь на полу. — Ну, Ска-а-р, — жалобно проскулил Тарталья. — Чаильд… хорошо. Давай спать вместе. Только держи себя в руках, ладно? Мне нельзя вести половую жизнь, пока разрывы и трещины не заживут… понимаешь? — он без надежды всматривается в такие родные глаза Тартальи, пытаясь уловить в них осознание всей ситуации. — Понимаешь, Чаильд? — Да… просто спать… ничего не будет… — еле слышно проговорил рыжий. Скарамучча нервно сглотнул, явно не веря словам Тартальи, но и выбора у него особо нет. Прогнать из комнаты не хватит сил, запретить спать на одной кровати — тоже. Вопрос и «любезность» Чаильда сейчас не больше, чем простая формальность. Скарамучча и без того знает, что вне зависимости от ответа, Тарталья никуда не уйдёт и спать ляжет на одну кровать с ним. — Я устал, — проговорил брюнет, опускаясь на спину на постели. — Давай спать. Чаильд безотрывно смотрит на возлюбленного: его лицо выражает апатию и боль, на щеках — ссадины и царапины, на шее до сих пор видно след чужой руки, гипс напоминает о несдержанности и грубости самого Тартальи. «Такой красивый…» — Тарталья нависает над лежащим на спине парнем, в глазах которого сразу пробежал страх. — Ч-что ты делаешь…? — неуверенно нарушает тишину Скарамучча. — Ты такой красивый, Скар… — Н-нет… н-не надо… Фраза, с которой всегда начинается одно и тоже. Стоит Тарталье проговорить это, исход ближайшего часа сразу становится понятен. — П-пожалуйста… — слабо стонет брюнет, всё ещё надеясь вымолить Чаильда остановиться. Рука Тартальи уже скользнула вниз по чужому телу, пробираясь меж сжатых ног и останавливаясь в зоне паха. — Мой… — довольно протягивает Чаильд, склоняется к лицу и показательно вдыхает запах чужих волос. — Только мой. — Ч-Чаильд… мне… нельзя… п-пожалуйста… — продолжает пытаться достучаться до разума Скар, пока рука Тартальи уже забралась под его нижнее белье. «Такой красивый… такой хрупкий… такой мой… люблю… люблю тебя…» — Я люблю тебя, — проговаривает Чаильд, склоняясь к уху. — Не делай этого… — сквозь дрожь в голосе шепчет Скарамучча. — П-пожалуйста… н-не надо… Тарталья резко замирает, немного отстраняется и вновь принимается рассматривать чужое тело: заплаканное лицо, слипшиеся от слез ресницы, испуганный взгляд, взъерошенные волосы, тонкая шея, помятая одежда, впавший живот, торчащие кости на бёдрах. Не сдержавшись, он опускается, задирает одежду вверх и припадает губами к рёбрам, вызывая тихий скулёж и слабое вздрагивание. Понимание, что Чаильд не остановится, заставляет Скара снова плакать. Хоть сил особо нет, слёзы продолжают течь, всхлипы становятся несдержанными, тело напряжено и дрожит. — Я… не хочу… мне страшно… Чаильд… не надо… прошу тебя… — продолжает повторять одно и то же, уже чувствуя, как руки Тартальи собираются стянуть с него штаны вместе с бельём. Очередной сильный всхлип отчаяния прошёлся ножом по сердцу Чаильда. Парень замер, так и не сдёрнув вниз чужую одежду. Он безотрывно смотрит на плачущего брюнета, так безнадежно пытающегося взять себя в руки и успокоиться. В груди что-то давит и болит. «Это я…? Я довожу тебя до такого…?» Тарталья берет его за руку и тянет на себя, отрывая спину от кровати. Ожидая, что его уткнут лицом в пах, Скарамучча жмурится и морщится в предвкушении столкнуться нежной кожей и ссадинами с грубой тканью джинсовых штанов. Но этого не произошло. Чаильд прижимает брюнета к груди, слабо поглаживая по спине: — Скар… прости меня… прости меня… прости… это я довёл тебя… это я виноват… я такой же, как Томо… прости меня… — …. — слёзы хлынули с новой силой, а словарный запас вмиг опустел. Они просидели так минут 10, прежде чем Скарамучча упёрся ладонью в чужую грудь и отстранился. Слёзы уже высохли, но лицо по-прежнему выражает слабый испуг и апатию. — Чаильд, я… Договорить не получилось. Земля содрогнулась, вещи с полок полетели на пол. Громкий и внезапный гул городских сирен, а следом за ним — очередной толчок, заставляющий здание общежития дрожать и пустить трещину. Голоса в коридоре, сирена внутри помещения, всё дрожит и гудит. Паника и страх.