💞💞💞
Чонгук не мог нормально дышать, смотря на такого Тэхёна. Тот всегда казался спокойным и благоразумным или ласковым и нежным, но сейчас дразнил и изводил одним своим видом, наслаждаясь сладкими страданиями Гука. Глаза Кима завораживающе блестели, завлекая в свой бездонный омут, по приоткрытым призывно губам то и дело проскальзывала плутоватая ухмылка, а язык, скользящий между ними, вообще сводил с ума: невозможно просто стоять и спокойно смотреть на этого парня. — Как ты хочешь, чтобы я извинился? — внезапно охрипнув, интересуется Чонгук, глаз не сводя с плавных изгибов, совсем не прикрытых рубашкой, и моргая через раз. Боится, что это всё всего лишь мираж, и Тэ исчезнет, едва он сомкнёт веки. — А как ты готов это сделать? — ответил вопросом на вопрос Тэхён, в очередной раз прикладываясь к горлышку бутылки, вновь затем облизывая влажные губы, убирая с них остатки алкоголя. Чонгук почти уверен, что его инсульт от такого, неприкрыто флиртующего Кима хватит гораздо быстрее, чем он успеет сделать хоть что-нибудь из того, что сделать хотелось. — Позволишь к себе прикоснуться? Нет больше сил держаться на расстоянии. В карих глазах на мгновение вспыхнули костры. — В пределах разумного. Читать как: «Не теряй головы». Чонгук осторожно приблизился к нему и, не прерывая зрительного контакта, медленно опустился на колени; с такого ракурса Тэхён выглядел ещё более горячим, и если бы взглядом можно было воспламенять, то он уже бы стал пеплом у его ног, но Гук старался не отвлекаться на пошлые мысли — по крайней мере, пока. Прикрыв глаза, прижимается лицом к солнечному сплетению и обвивает руками талию, обнимая бережно, но крепко, будто пытается слиться в одно целое. Он знает, что простыми словами воспоминания о своём отвратительном поведении ему не стереть, но ведь их можно заменить новыми, более приятными, верно? — Я идиот, Тэ, — покаялся, не отрываясь от тела ни на миллиметр; потёрся щекой о живот и почти заурчал, почувствовав в своих волосах тэхёновы пальцы, что принялись ласково поглаживать. — Ты последний человек, который заслужил к себе такое отношение, я просто несдержанный придурок, прости меня, пожалуйста. Я чуть не сдох, когда подумал, что ты мог уйти совсем, не уверен, что на твоём месте не начал бы злиться из-за постоянных перепадов настроения и взрывного характера. Но я пиздец как люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходил… Не смогу отпустить. Он слышит, как Тэхён отставляет свою недопитую бутылку куда-то в сторону, и теперь уже обе ладони того вплетаются ему в волосы, поглаживая ласково, словно утешая. Чонгук снова утыкается лицом в пресс и невесомо касается губами, покрывает поцелуями весь живот, спуская кольцо из своих рук ниже, на тэхёновы бёдра. Сейчас в его движениях нет ни капли пошлости, только чувство вины и искреннее раскаяние, которые Ким безусловно чувствует через его касания. — Я не злюсь на тебя, — успокаивает, и Чон облегчённо выдыхает. — То есть, я злился вчера после твоих слов, но остыл уже к ночи, потому что тоже люблю тебя. Знаешь, я ведь до этого дня не понимал людей, которые вместо того чтобы поговорить и решить проблемы, начинают додумывать сами и творить херню. Оказалось, очень легко судить других со стороны; не одобряешь чужие пороки и ошибки, считая себя умным, а потом поступаешь хуже, чем те, кого ещё вчера осуждал. Но иногда такие срывы и учат нас чему-то. — Чему научили тебя? — глухо интересуется Гук. — Что все эти дурацкие ссоры не стоят разрушенных отношений, если те настоящие, — ласково отвечает. — Я тоже скучал по тебе, пока был у Хосока, хотел вернуться обратно ещё ночью, но решил дать тебе время тоже прийти к чему-то конкретному. Потянувшись к бутылке не глядя, Тэхён делает ещё один глоток и наклоняется к Чонгуку; тот уже по шалому блеску глаз догадывается, что Ким собирается сделать, сам охотно тянется к чужим губам и приоткрывает рот, позволяя тому поделиться вином. Рубиновая жидкость немного проливается мимо, Чон чувствует, как она стекает струйкой по шее, и почти уверен, что то же самое происходит с Тэхёном. Отрывается от родных губ, облизывая свои, и припадает к шее любимого, широким мазком языка убирая всю влагу с оливковой кожи, вспоминая тот самый вечер и апельсиновый сок, и отстраняется, наблюдая, как Тэ повержено сглатывает. Чонгук чувствует, как его тянут за плечи вверх, и поднимается на ноги, вновь оказываясь лицом к лицу с Тэхёном; у того глаза блестят не то от алкоголя, не то от близости к Чонгуку, а может, и от всего сразу, и этот блеск Чона завораживает. Он приказывает себе не торопиться, пока осторожно обнимает парня за талию, притягивая к себе чуть ближе, ведь соскучился за эти сутки страшно. Ким не так осторожен, когда обвивает его руками крепко за шею, почти соприкасаясь с ним носами, и облизывает губы, нарочно задевая и чонгуковы, чем сбивает тому сразу несколько заводских настроек, судя по неровному выдоху и шальному огню в глазах. Тэхёну уже, честно говоря, надоела вся эта болтология, он по близости со своим парнем истосковался, по его вниманию и отношению заботливому, а ещё хотелось уравнять положение. — Знаешь, я ведь буквально десять минут назад из ванной вышел… — доверительно шепчет ему на ухо, кончиком языка игриво лизнув мочку; Чонгук в ответ на это дышать перестал вовсе, зато пальцами крепче в чувствительную кожу пониже поясницы впился. — Потратил неприлично много времени на душ — угадаешь, чем я там занимался? Последнее почти мурлычет, с довольной усмешкой отмечая, как шея Чонгука покрылась гусиной кожей: приятно осознавать, насколько сильно ты можешь влиять на свою половинку. Тэхён чувствует дрожь, что лёгкой волной пробежалась по такому желанному сейчас телу, и сам начинаешь дышать чаще, потому что извинения уже принесены, обиды забыты, и можно наконец перейти к чему-то более приятному. Смеётся тихонько, потому что Чонгук завис, обрабатывая информацию, и Тэ готов был поклясться, что, будь тот компьютером, его лицо пошло бы пикселями от перенагрузки. Это выглядело забавным. — Отомри, Чонгуки, — щекочет выдохом его щёку, обхватывая лицо ладонями. — Сообразишь уже, или так и будем стоять? — Ты хочешь, чтобы сегодня сверху был я? — хрипит тот, перестав наконец тупить. — Какой умный мальчик, умеешь складывать два и два, — беззлобно подкалывает его Тэхён, лёгким касанием проведя губами по щеке до уголка чужих губ. — Ну так что? — Мы второй раз проходим через это, — роняет тихий смешок, — и ты снова пьян. — Не настолько, чтоб ничего не соображать, — не соглашаются с ним, потираясь носом за ухом. — Почему ты такой осторожный? Ты меня ни к чему не принуждаешь, я хочу тебя и пьяным, и трезвым, и не пожалею об этом на утро, хватит придумывать то, чего нет. Я люблю тебя, ты меня — тоже, если не соврал… — Чонгук отстраняется и бросает на него такой возмущённый взгляд, что Тэ снова хихикает, только на этот раз довольный своей маленькой шалостью. — А раз любишь, тогда чего ломаешься? В конце-то концов, кто кого из нас на секс уговаривать должен? Тэхён делает голос немного капризным, но вовсе не потому, что хочет набить себе цену; он просто устал от этой чонгуковой осторожности, хоть ему и приятно, что о его чувствах пекутся до такой вот степени, но, Господи Боже, сколько можно вообще? У них отношения, они встречаются и не собираются расставаться в ближайшее никогда — это ясно показала вся эта глупая ситуация с их ссорой. И Ким не настолько дурак, чтобы соглашаться на то, чего на самом деле ему делать не хотелось, и потому было бы неплохо, если бы до Чонгука эта прописная истина тоже наконец дошла. — Иди ко мне. Тихий шёпот сдавшегося Чонгука мягко ложится на влажные тэхёновы губы и оседает приятными мурашками вдоль позвоночника и по рукам. Он к Киму едва прикасается, теперь сам начинает дразнить, почти невесомо оглаживая тело кончиками пальцев — от шеи и до самых бёдер. Тэхён в эту игру с удовольствием втягивается, прикрывая глаза и откидывая голову чуть назад, давая доступ горячим губам, и облизывает собственные, что пересыхают от частого дыхания через рот. Свои руки запускает в копну чонгуковых волос и стискивает пряди в кулаках, натягивая до лёгкой боли, ближе к чувствительной шее лицо прижимает и сам в горячее тело вжимается. Потворствуя его желаниям, Чонгук подхватывает Тэхёна под бёдра и несёт к кровати: и самому уже играть надоело, у него не настолько сильная выдержка. И так друг друга неделю не касались, даже не целовались толком, Чон только и делал, что рычал, зато теперь он Тэ ни на шаг от себя не отпустит. Тэхён внезапно обхватывает его ногами за талию, отталкивается от кровати и меняет их местами, оказываясь сидящим на чонгуковых бёдрах. Рубашка с его плеч от таких манипуляций соскользнула и на локтях повисла, у Чонгука от такого вида своего парня дыхание перехватило. Не знает, кого спас в прошлой жизни, что в этой ему такой прекрасный человек достался, который готов не только терпеть его жуткий характер, но и любить — просто потому что. Он таких красивых людей, причём не только внешне, но и внутренне, ещё никогда не встречал, а теперь сам себе завидует и мысленно обещает больше никогда не причинять боли своему принцу. Раскрепощённый алкоголем Тэхён под взглядом Чонгука немного теряется: слишком уж много там всего намешано, начиная от восхищения и заканчивая нежностью, — ему горло словно металлическим обручем от чувств пережимает. На него ещё никто никогда такими глазами не смотрел, из-за этого его собственные припекать начинает, будто он плакать собрался, поэтому наклоняется и все свои эмоции через поцелуй Чонгуку передаёт, сам в них захлёбывается и того за собой тянет. Чонгук ему с лёгкостью поддаётся, ладони на бёдра укладывает, с удовольствием мягкую тёплую кожу оглаживая, и плавно к пояснице их перемещает. Тэхён на каждое прикосновение отзывается искренними стонами и льнёт ближе, у него под градусом все чувства усиливаются как будто — любовь по отношению к Чонгуку в том числе. Выдыхает шумно, когда широкие горячие ладони опускаются плавно на изгиб бедра прямо под ягодицами, пальцы проминают упругую кожу, и шипит тихо, когда задевает чужое возбуждение своим. — Не тяни только, — Тэхён прижимается полыхающей не то от алкоголя, не то от жара щекой к шее Чонгука. — Ощущение, будто ты вечность меня не касался, и я могу кончить от одной только мысли, что ты будешь во мне. Но хотелось бы всё-таки почувствовать тебя внутри. Чонгук его мольбам внемлет безотлагательно: избавляется от своей толстовки и джинсов и стаскивает с Тэхёна бельё, оставляя лишь болтающуюся на локтях рубашку; а Тэхён и не противится вовсе, вздыхает облегчённо, когда давление на член исчезает, и облизывает губы, тоже словно вечность нецелованные. Вновь усаживается на крепкие чонгуковы бёдра, в новый поцелуй утягивает, чувствуя сладость на языке, и крепко за шею обнимает, потираясь о сильное тело. Ему будто все заслонки сорвало, когда Чонгук коснулся его кожи, так хотелось чувствовать своего парня одновременно везде, в груди проснулся тактильный голод. Тэхён стонет громче Чонгуку в рот, когда длинные пальцы проникают в него по костяшки, не встречая сильного сопротивления, оглаживают податливые стенки и с первых попыток прицельно по простате попадают. Спокойно сидеть на крепких бёдрах не получается: эмоций и ощущений так много, что их хочется куда-то выплеснуть, поделиться, чтобы самого на части не разорвало от переизбытка. Поэтому он от губ мягких отрывается и присасывается к тёплой шее, ногтями впивается в сильную спину и двигает бёдрами навстречу проникающим в него пальцам. Чонгука коротит от одного только вида такого млеющего от ласки Тэхёна, терпение потихоньку исчезает, а вот чувство собственничества и жадности по отношению к этому телу наоборот просыпаются. — Не шуми, мой принц, — хрипло уговаривает мало что соображающего парня Чонгук. — Мы не одни в пустой квартире, нас могут услышать. Тэхён на это только мычит недовольно, мысленно проклиная «картонные» стены и отсутствие шумоизоляции, и грубо Чонгука за плечо кусает. Ему себя сдерживать не хочется ни на октаву — как можно, когда рядом такой горячий и нетерпеливый парень, чьи руки так умело доставляют удовольствие и не оставляют ни одного участка кожи необласканным? Чонгук на такое проявление недовольства только шипит и в отместку толкается пальцами глубже, вынуждая Тэхёна захлебнуться собственным стоном и жарко выдохнуть. Невыносимо. Это та самая разновидность пытки, из-за которой одновременно возносишься на небеса и хочется выпрыгнуть из собственной кожи — так много всего дают прикосновения. — Хватит, — хрипло сипит Тэхён, отползая от Чонгука чуть назад, чтобы оказаться подальше от его пальцев; он слишком сильно возбуждён, чтобы долго сопротивляться подступающему оргазму, поэтому несколько секунд просто шумно дышит, восстанавливая самообладание и не давая самому себе кончить. Кусает Гука за крепкое бедро, не сдержавшись, и тут же покрывает свой укус поцелуями, чуть заходя на внутреннюю сторону, извиняясь, а после подтягивается выше, чтобы уже привычным жестом заласкать языком шрамы на животе любимого. — Люблю тебя всего вместе с твоими шрамами, хуёвым прошлым и вспыльчивым характером, слышишь? Случайно касается подбородком покрасневшей головки, срывая с чонгуковых губ тихое шипение, но это лишь подстёгивает того к действиям: Чонгук тянет его на себя, впиваясь кусачим поцелуем в губы, чуть приподнимает за бёдра, и Тэхён чувствует наконец-то, как горячая плоть проникает в него. Он сам медленно насаживается до самого основания и выдыхает облегчённо, откинув голову назад; Чонгук не в силах проигнорировать эту прекрасную, открытую для него одного шею и мягко прикусывает, силясь не задохнуться от того, насколько ему в Тэхёне охуенно. Оба дышат шумно, привыкая к ощущениям, и, не сговариваясь, к губам друг друга тянутся, через поцелуй общие чувства выражая. — А ты весь просто прекрасен, любовь моя, — кусает его за сосок, втягивая после бусину в рот, на что Тэхён несдержанно стонет, притягивая его голову ближе к своей груди. — Наверное, я своими страданиями заслужил любовь такого человека. — Это так не работает, милый, — хрипит тот, начиная понемногу раскачиваться на чужих бёдрах. — Мы с тобой просто… оба были созданы… друг для друга… понимаешь? — Ему так восхитительно Чонгука внутри себя ощущать, что дыхание сбивается, приходится брать минутку на отдышаться, чтобы нормально фразу закончить, хотя концентрироваться на словах тоже довольно сложно. — Ты всё равно был бы моим, — ластится к нему всем телом, зарываясь пальцами одной руки в волосы на загривке, и ладонью второй поглаживая щёку, — точно так же, как и я — твой. Чонгук больше не даёт ему сказать ни слова. Чувствуя, как тот начинает нетерпеливо ёрзать на его бёдрах, на пробу толкается сам, получая в ответ первый стон обжигающего удовольствия, Тэхён даже глаза прикрывает, цепляясь на сильные плечи и оставляя на них следы от ногтей. Осознав, что боли своему принцу не причиняет, начинает двигаться уже уверенней и с каждым новым толчком входит в любимое тело быстрее, из-за чего комната быстро заполняется характерным звуком шлепков. Тэхёну хорошо. Тэхёну так хорошо, что все мысли из головы выветриваются разом, остаются только концентрированные ощущения наполненности и тесного контакта с любимым. А Чонгуку… Чонгуку ещё лучше. Он хоть и не сводил их отношения только лишь к сексу, всё же не мог не чувствовать себя счастливым оттого, что наконец-то заполучил это тело во всех смыслах. Они вместе. Они на равных. Они любят друг друга, что гораздо важнее. Тэхён на нём задыхается. Кислород поступает в лёгкие даже в избытке, а дышать всё равно нечем, потому что Чонгука слишком много, он повсюду, везде свои следы оставляет — душу ими запятнал особенно сильно. Под кожу пробрался, в кости въелся, кровь собою поразил, из сердца теперь ничем не вытравишь, но Тэхён не станет и пытаться. У них ритм пульса один на двоих, дыхание заполошное в унисон, удовольствие от единения — лучше и представить себе невозможно. Чонгук покусывает его кожу на груди, следы совсем не глубокие, исчезают почти мгновенно с поверхности, но удовольствие после себя надолго оставляют, концентрируя тэхёново внимание не только на проникновении. Он его лицом к себе сильнее прижимает, больше ласки выпрашивает, хотя чонгуковы руки и губы и так ни на секунду покоя не знают, не останавливаются ни на мгновение и к коже прикасаться не прекращают. Тэхён близок к оргазму, но ощущение, что чего-то не хватает, не покидает мысли. Его член трётся меж их животами, что приносит удовольствие, Тэхён чувствует, как Чонгук под ним напрягается — тот к пику ещё ближе, — и недовольно скулит, крепко стискивая смоляные пряди пальцами. Его слышат, его понимают, ему хотят помочь — кусают за бусину соска сильно, вынуждая вскрикнуть громко и кончить, одновременно с Чонгуком прийти к финалу. В голове звон стоит лёгкий и шум белый, сердце бьётся где-то в глотке, мешая сделать вдох, руки безвольно валятся вдоль тела, осязание словно отключается. Упускает из внимания момент, когда его бережно на вторую половину постели укладывают и оставляют ненадолго, чтобы сходить в ванную за влажным полотенцем, которое призвано убрать все следы с прекрасного тела. В себя приходит, уже когда Чонгук, взъерошив волосы, ложится рядом, укрывая их обоих одеялом, и к себе под бок притягивает, поцелуями лицо покрывая.💞💞💞
Несмотря на поздний час, усталость из-за эмоциональных американских горок и страстного занятия любовью, сна, что у Тэхёна, что у Чонгука, не было ни в одном глазу. Алкоголь давно выветрился из организма, Тэ, распластавшись на чоновой груди, выводил пальцами одному ему ведомые узоры, прикладывая изредка ладонь к коже там, где спокойно и ровно билось сердце. А он в свою очередь нежно касался обнажённой спины своего парня, ласково поглаживая вдоль позвоночника, и изредка закапывался ему в волосы, пока вторая рука уверенно покоилась на тэхёновом бедре. Но окончательно расслабиться всё равно не мог. Да, они с Тэ друг другу ближе некуда — ближе, чем с кем-либо, — и всё же оставался один момент, которым Чонгук с ним так и не поделился. — Я не имел права так с тобой разговаривать, — тихо нарушает молчание, лениво наблюдая за плавающими в аквариуме рыбками. — И потому прошу прощения снова, но… Ты должен знать, почему я был так зол. — Ты можешь не рассказывать, если не готов, — мягко и так же тихо отвечает ему Тэхён, ласково целуя в грудь. — Это не та тема, которую можно обсудить за чашкой чая, я всё понимаю. — Нет, я… хочу рассказать, — перебивает. — Кому, если не тебе? Жалею только, что в своё время поделился этим с Хичжэ. — Ты не мог знать, что он окажется не твоим человеком, — успокаивающе обнимает его Тэхён поперёк груди, поглаживая пальцами рёбра. — Но да, мне тоже жаль. Чонгук слышит ревнивую улыбку в голосе Кима, слабо улыбается сам. — Мои мать и отец никогда не были образцово-показательной парой, — начал свою исповедь. По напряжённым плечам Тэ было видно, что тот внимательно слушает. — Отец сутками пропадал на работе, чтобы у нас было всё самое необходимое, хотя «у нас» — слишком громко сказано, ибо все деньги мать в основном тратила на себя. Были постоянные походы по магазинам, макияж, маникюр и куча бабской хуйни, которая должна была сделать из неё «конфетку», которую захочет любой мало-мальски нормальный мужик. Тогда я лишь мог думать о том, какая у меня красивая мама; это сейчас понимаю, что все эти процедуры были не так уж и нужны — отец полюбил её такой, какая она есть. Но матери этого было мало: она мечтала, чтобы ей вслед оборачивался каждый. Собственно, она никогда не отказывала себе в этой прихоти — стоило отцу шагнуть за порог, как в нашем доме появлялся какой-нибудь «дальний родственник», за которого мама выдавала своего очередного любовника передо мной. Они менялись так часто, что я даже не успевал запоминать их имена, а мне тогда это казалось очень важным, ведь я наивно верил, что это действительно родня. Трёхлетнему ребёнку можно скормить любую ложь, которую он проглотит, приняв за чистую монету, и моя мать виртуозно этим пользовалась. Она уговорила меня не рассказывать ничего отцу, потому что «он всех её родственничков ненавидел». А отец… Отец мало что замечал вокруг себя, потому что ненормированный рабочий день сделал из него робота, и каждый раз он возвращался, еле волоча ноги от усталости. Лицо Тэхёна скривилось от отвращения, и Чонгук его прекрасно понимал: от этих воспоминаний буквально выворачивало наизнанку. — Я до сих пор пытаюсь забыть все эти звуки, которые доносились из её спальни, куда они уходили «поговорить». В силу возраста мне казалось, что это просто какая-то особенная форма разговора, которой общаются только с родственниками, потому что с отцом они так не «говорят». Чуть позже, когда я подрос, матери, видимо, захотелось какого-то разнообразия в сексе, потому что звуки становились всё более громкими и дополнялись странными звуками, вроде удара палки или чего-то похожего. Я же, несмотря на свой весьма юный возраст, удивлялся тому, как много у нас, оказывается, родственников, что они приходят к нам едва ли не ежедневно, но каждый раз это разные лица. Однажды за ужином я спросил у неё при отце, почему мы никого из них не приглашаем на праздники; мать выкрутилась тогда перед отцом, сказав, что я, видимо, что-то напутал. После этого отношение матери ко мне кардинально поменялось: если до этого она просто не обращала на меня внимания, то теперь начала смотреть так, что у меня мороз пробегал по коже. Когда мне стукнуло пять, и я уже кое-что начал понимать, тип любовников матери снова изменился — эти любили много бухать и при этом неординарно развлекаться. Однажды при очередном своём хахале мать заикнулась, что я чуть не сдал её с потрохами отцу, и этот урод — кажется, какой-то бывший спортсмен — предложил преподать мне урок. Так на моём животе появились сигаретные ожоги: пока он меня держал, мать пьяно хихикала, говоря, что за свои поступки надо отвечать, и называла меня слабаком, когда я кричал от боли. Никогда ещё так не радовался тому, что у моей матери ни один любовник не появляется дважды, но эта сука словно почувствовала свою власть, потому что тот мужик с тех пор очень часто появлялся в нашем доме, и если я не успевал вовремя спрятаться, на моём теле появлялись новые отметины. К концу его долгого монолога Тэхён уже не мог нормально дышать из-за той боли, которую чувствовал за Чонгука; гнал от себя мысли, где рисовались такие жуткие картинки, что подбрасывало воображение, потому что те сводили с ума своей реалистичностью. Но даже после такого подробного рассказа не мог себе представить, что заставило мать так издеваться над своим единственным сыном, который не сделал ничего плохого, ничем не заслужил к себе такого отношения. В груди нещадно щемит и ноет, он не противится желанию притянуть Чонгука к себе, уткнув того лицом в свою шею, целует в висок и скулу, выражая поддержку. Родную мать своего парня ни в коем случае не оправдывает, из-за воспоминаний о ней наоборот только сильнее горчит внутри, но… Но. — Если я кое-что тебе скажу, ты меня выслушаешь, не перебивая? — тихо интересуется. И чувствует, как Чонгук на нём напрягается. — Почему мне кажется, что именно это я захочу сделать, когда ты заговоришь? — трётся лицом о тёплую кожу, успокаивая самого себя после неприятных воспоминаний. — Наверное, потому, что я попросил не делать этого, заранее точно зная, что тебе захочется, — хихикнул Тэхён. — Но я прошу не закидывать меня камнями, даже если это желание будет сильным. — Никогда не подниму на тебя руку, — вскидывается Чон, прожигая его серьёзным взглядом. — И голос повышать больше не стану, что бы ты ни сказал. Я выслушаю тебя, потому что именно так поступают пары. — Да ты здорово повзрослел за эти сутки, — похвалил его с улыбкой Ким, за что заработал нежный чмок в губы. — Сутки без тебя были отвратительны. Не хочу, чтобы это повторилось. — Хорошо. — Тэхён нажимает Чонгуку на затылок, тот снова укладывает голову ему на плечо и крепко обнимает. — Я думал о твоей матери, — продолжает, ощущая, как чонгукова рука сильнее обвилась поперёк его талии, но пытается не обращать на это внимания. — Она причинила тебе много боли, и я понимаю, почему одна только мысль о ней вызывает в тебе столько негатива. Но попробуй посмотреть на это с другой стороны. Да, сейчас ты зол, тебе не нужны ни её извинения, ни она сама, в твоей жизни уже есть женщина, которую ты по праву называешь своей мамой, и это я тоже понимаю. Но ты, возможно, пока не осознаёшь, что твоё прощение нужно в первую очередь не ей, а тебе самому. Через несколько лет, когда у тебя будет своя семья, может, даже дети, ты начнёшь по-другому смотреть на эту жизнь; поймёшь, наконец, что твоё прошлое — всего лишь прошлое, что оно тебя больше не касается, и перестанешь так цепляться за него. И я почти уверен, что в тот момент ты пожалеешь о том, что не простил свою мать, отказал умирающему человеку в последней просьбе, и это будет мучить тебя, висеть на шее ярмом, тянущим вниз. Я не хочу, чтобы в будущем ты испытывал даже что-то отдалённо похожее. — Хочешь, чтобы я простил её? — хрипит Чонгук. Тэхён на интуитивном уровне чувствует, что тот только ради него держит себя в руках и старается трезво смотреть на ситуацию, а не психовать снова. — Ради себя самого, да, — подтверждает Тэ и несколько раз целует его куда придётся. — Мне больно, когда я представляю себя на твоём месте. Но я хотел бы быть уверен, что моя обида и злость в будущем не аукнутся мне ещё большей болью, когда я всё переосмыслю. Да и это поможет тебе отпустить своё прошлое. А ещё я восхищаюсь её поступком. Не дёргайся! — рычит глухо, когда Чонгук пытается начать возмущаться. — Ответь мне честно: ты на её месте смог бы перебороть свою гордыню и страхи и прийти сюда за прощением, зная, какую херню творил, и признавая себя виноватым? — Он хмыкнул, когда Чонгук не ответил. — Я так и думал. А она не просто пришла — она не сдалась даже после четвёртого твоего посыла нахуй. Осознаёшь вообще, насколько ей важно получить твоё прощение перед смертью? Я уверен, что она приходила за ним и сегодня, и придёт завтра. И будет приходить, пока её сердце бьётся. Я всего лишь хочу, чтобы ты был счастлив. И не важно, буду ли я сам с тобой в это время. Чонгук у него под боком затихает, из-за чего Тэ и сам перестаёт дышать, а после неожиданно усаживается ему на живот, заставив Кима охнуть — и от приятной тяжести, и от позы в целом. Однако прищур чоновых глаз отнюдь не дружелюбен, взгляд не сулит ничего хорошего: кажется, кто-то сейчас кусаться начнёт. — С чего ты взял, что я тебя куда-то отпущу? — обманчиво спокойно вопрошает Чонгук, наклоняясь к его лицу поближе. — Я тебя к себе привяжу, если будет нужно, ты меня понял? — Кусает его за нижнюю губу и резко отстраняется. — И кажется, я знаю, как это сделать. Чёрные глаза сияют так лихорадочно, что у Тэхёна от предчувствия засосало под ложечкой. — Не уверен, что хочу знать, до чего ты додумался… — Думаю, нам стоит расписаться, — буднично отвечает Чонгук, и Тэхён давится воздухом, закашлявшись. — По-моему это прекрасная мысль. Тогда тебе, во-первых, не придётся уезжать из Сеула после сессии, а во-вторых, хрен ты от меня куда денешься, мой ненаглядный. Выражение лица у Чонгука при этом было настолько нечитаемым, что Тэ понять не мог, тот так над ним стебётся или серьёзен. — Не смешно, — на всякий случай даёт понять, что шутить подобными вещами не стоит. Чон снова наклоняется, кончиком языка лижет губы, чуть проскальзывая внутрь горячего рта, который для него гостеприимно приоткрывают, и наконец-то нормально целует. — А кто сказал, что я шучу? На самом деле, я уже давно думал об этом. — О свадьбе? — округляет глаза Тэхён. — О твоём переезде сюда. Чонгук на некоторое время замолкает, собираясь с мыслями. Отползает назад немного, усаживаясь на бёдрах, к себе прислушивается. Ему ни у кого на бёдрах сидеть ещё не приходилось, всегда наоборот было, однако никакого диссонанса внутри не вызывала такая смена позиций. Не с Тэхёном. Чонгук так же спокойно может садиться на колени своего парня, как и его самого таскать на руках, это не делает его не мужчиной и не принижает его силу. Тэ ведь о подобных вещах тоже не заикается, добровольно себя Чонгуку отдал, на колени садился, позволял делать, что душе чонгуковой угодно, в равноправных парах это в обе стороны работает. Так правильно. — Ты в тот раз спросил, что дальше, — напоминает давний разговор. — Когда закончится твоя сессия и придёт время возвращаться домой. И я ответил, что мы придумаем, когда придёт время, и, похоже, оно пришло. Эгоистично с моей стороны просить тебя бросить свою жизнь в Тэгу и перебраться в Сеул на постоянку, я бы сам без раздумий оставил свой город за спиной и перебрался бы к тебе, но… — Но ты не можешь, — перебивает его Тэхён. Без недовольства, с пониманием. — Ты сын мэра Сеула, тебе подобное не позволят. — Но это не значит, что я считаю свою жизнь важнее твоей, — поясняет. — Я был бы рад предложить другой вариант, но у нас его нет. — Я совсем не против переехать сюда, Чонгук, — огорошивает Ким. — Я ведь тоже об этом думал. Не был уверен лишь, что тебе это нужно. — Нужно, мой свет, — кивает. — Ты нужен. Тэхён приподнимается одновременно с тем, как наклоняется к нему Чонгук, они ловят губы друг друга на полпути и больше оторваться не могут, ведь это так правильно, так приятно и сердце греет. Тэ тоже рад, что Гук об их совместном будущем задумывается, ведь это значит, что не одного его волнуют их отношения, не он один за них цепляется, дорожит ими. Они оба свою судьбу построят сами.