***
Я всем своим видом постаралась показать, что выходить из так полюбившегося мне кабинетика не планирую. Выслушав пару моих, с кривоватой и неестественной улыбкой, недовольных восклицаний, Рон из разгневанного мужа резко переключился в режим мужа соблазняющего. Присев на колени возле моего кресла, он схватил мою потную от волнения ладонь и стал меня заверять, что как бы сильно я не любила свою работу, пора бы и дома побывать. Мама, мол, скучает, да и вся семья собралась, чтобы отпраздновать день рождения Флёр в конце недели. Так что: «Прекращай дуться на меня за что бы то ни было и пошли домой, дорогая, все ждут!» Что ж, отказ, наверное, прозвучал бы подозрительно, поэтому я, театрально вздохнув и поворчав, взяла таки Рона за руку и вышла из кабинета в первый раз за всю эту жизнь. Неловко помявшись в приемной я понаблюдала, как муженек передает Лизе какую-то записку, прочитав которую, та вскинула удивленный и подозрительный взгляд сначала на посмеивавшегося Рона, а потом и на меня. Затем она все же кивнула и хотела было что-то сказать, однако Уизли оказался проворнее, вновь взяв меня под руку и быстро уводя в неизвестном мне направлении. Путешествие до Норы отложилось в моей памяти незабываемыми впечатлениями. Оказалось, что на этаже, кроме моего кабинета, с мельком осмотренной мною приемной, была еще куча и других кабинетов, двери которых выходили в длинный коридор, ведущий в круглый зал-фойе, где находилось несколько лифтов. Выйдя из одного такого мы попали в огромное просторное помещение с толпой спешащих и не очень волшебников. Рассматривала я всю эту суету с любопытством и старалась запоминать все, что могла, хотя бы ради того, чтобы потом знать дорогу назад. Весь путь мы проделали почти молча. Изредка Рон что-то говорил о миссии и том, как он доволен тем, что командовал отрядом без помощи Гарри. Но он так бестолково переключался с одной темы на другую, что слушать его болтовню мне быстро наскучило. Наконец, отстояв в небольшой очереди, состоявшей из людей погруженных в свои дела и мысли и не обращавших на нас никакого внимания, мы подошли к… камину? Непонимающе оглядевшись я заметила, как, чуть левее нас, в ярком зеленом пламени исчезает пожилая пара, и ошарашенно раскрыла рот, собираясь протестовать, однако, мой муж уже занес руку с порохом и нас обоих дернуло куда-то вперед, после произнесенных им слов: — Оттери-Сент-Кэчпоул, Нора! Непередаваемые ощущения. Меня скрутило, вывернуло и перевертело как через мясорубку. Голова закружилась от непрекращающегося месива цветных картинок, которые мелькали перед глазами так часто и быстро, что хоть вестибулярку заново перенастраивай. Ноги стали под конец почти ватными и подкосились и, почувствовав под руками пол, я свернулась убогим калачиком, как от боли при месячных. — Мэрлин, Гермиона, что с тобой?! — услышала я женский взволнованный голос, а затем - не менее взволнованный голос Рона: — Гермиона! Мама, я не знаю, что произошло! — муженек, за рукав которого я, стыдно признаться, до сих пор держалась, отскочил от меня, как от чумной, добавив моему состоянию еще немного тряски. Перед моими глазами замельтешили еще три рыжих пятна, помимо «мамы» и Рона, и я в ужасе протестующе замахала руками. Отбрыкнулась от помощи и опёрлась о какой-то близстоящий предмет мебели. — Я в порядке, в порядке! — выдавила я из себя, кое-как сфокусировавшись на лицах окружающих меня людей, — Можно воды? Крупная женщина, (мама Рона?) смотревшая на меня с самым искреннем беспокойством, вздрогнула — почти подпрыгнула на месте — взмахнула палочкой и в предложенный мне чужой рукой стакан полилась вода. Точно, мы же все волшебники! А палочку я, кстати, все-таки умудрилась забыть…***
Семья Уизли поражала мое воображение, серьезно. Как только стало понятно, что умирать я не собираюсь, ко мне подскочила единственная во всей этой рыжей семье блондинка (Флёр) и спешно отвела наверх, в ванную комнату, по косой и ненадежной на вид лестнице. Спросив, не нужно ли мне чего-либо, спустя несколько минут принесла сменную одежду и небольшой полупустой флакон с каким-то зельем: — Это от головокружения, — заботливо пояснила Флёр, — Пришлось потратить почти унцию на детей, но тебе должно хватить. Флакон я приняла с благодарностью, но, как только девушка ушла, а дверь за ней закрылась, зелье тут же было вылито. Помня о всяких ядах и других волшебных мозгопромывающих штучках, о которых Лиза провела мне целую лекцию, когда я неосторожно сунула в рот подарочные конфеты, мне не хотелось в первый же день пребывания в незнакомой семье быть отравленной. Шанс был невелик, но, как говорится: «Доверяй, но проверяй». Ванная комната была забарахлена. В корзине для белья валялась куча вещей. На раковине ровными рядами стояли несколько стаканчиков с зубными щетками и пастами, тюбики, флакончики и баночки. Зеркало было мило изрисовано разноцветными картинками: предполагаю, что это была работа детей. На напольную плитку я старалась не смотреть. Нет, она казалась чистой, но со второго взгляда было понятно, что чистить ее явно пытались, но не преуспели. А сама ванная, стоило отодвинуть шторку… благоухала. Ясно, что ванне этой шёл уже не первый десяток лет. Дно было ржавым, бортики с мыльными разводами.… Маленькое помещение не вызывало во мне восторга, но нужно было начинать как-то приводить себя в порядок. Не могу же я в самом деле сидеть здесь вечность… или могу? Вышла я из ванной воровато оглядываясь. Мозгами я понимала, что Гермиона, скорее всего, прожила здесь все года брака и о собственном доме даже мечтать не смела. На это мне явственно намекнули еще пару дней назад, когда все-таки удалось найти отмычку к сейфу с документами и ничего «жилищного», кроме как свидетельства на несущественную долю «Норы» там не нашлось. Нужно было шагать по этим узеньким извилистым коридорчикам и ступенькам уверенно, но, увы, с незнакомыми пространствами у меня разговор был короткий. Ощущала я примерно то же самое, когда в гостях тебя отводят в туалет, а после ты должна сама найти дорогу обратно по незнакомой квартире, неуверенность и неуют. Принесенная Флёр на смену моей рабочей одежда также не внушала доверия. Пестрый красно-лиловый свитер с размашистой буквой «Г», в котором хоть и было тепло, но голое тело иногда покалывало люрексом, джинсы, не самого свежего вида, пара теплых вязаных носков и мягкие тапочки. А все то, в чем я была в Министерстве пришлось сложить в ванной. Там же остались и мои лаковые «лодочки». Эх, досада. Наконец, сумев найти дорогу вниз, я застала все семейство за ужином. Во главе стола сидел длинный, плотного телосложения мужчина с залысинами, о чем-то беседующий с Молли (имя прозвучало отчетливо). По правую от него сторону разговаривали человек со шрамом, парень шебутного вида и Флер, сидящая между ними. По левую, после двух свободных мест, что-то трескал мой «муж», и трое детишек, непонятного мне возраста, перекидывались сухариками, швыряя их то друг в друга, то в Рона. Сама Молли, она же - «мама», хлопотала по-хозяйству. В паре метров от обеденного стола располагался кухонный гарнитур и пока все что-то кушали, общались или шалили она успевала следить за плитой, переворачивать блинчики на сковородке, подкладывать что-то из посудин семье в тарелки и, параллельно, чистить детишек, которые не на шутку расшалились, превратив баловство в целое военное действие. Подойдя ближе я сама чуть не стала жертвой их стрелялок. Тут привстал со своего места Рон, поспешно вытирая рот рукой, и крепко сжал меня в объятья. — Мэрлин, Гермиона, ты в порядке? — спросил он, обхватив мое лицо ладонями и беспокойно заглядывая в глаза. — Да, все в норме, просто переволновалась из-за успеха с Велика… — О, какая удача! — всплеснула руками Флер, обратив на себя внимание. Девушка улыбнулась и перехватила руки парня со шрамом, — Мы с Биллом так волновались, когда Рон отправился без Гарри! Слава Мэрлину, все обошлось. — Да, милая, это было неразумно, отпускать мужа на такую опасную миссию! — Мам! — Мама, ты не понимаешь! Наш Ронни - герой! В кои-то веки сделал что-то полезное для семьи! Дети, услышав это, стали похихикивать сквозь зубы. А сам парень уже явно забыл о моей персоне, покраснев и поворачиваясь то к брату, то к матери, не понимая, на кого ему следует злиться в первую очередь. Я, тем временем, обошла все это сборище бочком и присела за стол, рассматривая, чего бы мне такого съесть. Все жирное, аппетитное и вкуснопахнущее быстро напомнило, что с утра у меня и крошки во рту не наблюдалось. Так что, первым делом, в тарелку отправились блинчики с мясом, бекон и салат — ну, просто, чтобы был. Повторив для себя несколько раз, что гадить на общем столе никто бы не стал, я со спокойной душой принялась за еду. — Знаешь, я рад, что Рон, наконец-то, проявил себя, — доверительно прошептал мне мужчина во главе стола, когда я только открыла рот. Память услужливо мне подсказала имя отца семейства - Артур. — Мне кажется, ты сделала правильный выбор, отпустив парня. В конце концов, он уже взрослый мужчина и может сам иногда решать, — подмигнул мне Артур, во время всей этой речи похлопывавший меня по плечу. Невинный, казалось бы, жест, но у меня мурашки табуном прошли по спине. Что-то было такое во взгляде и интонации этого мужчины… Что-то неприятное и, даже, слегка отталкивающее. Ни от кого я еще такого не замечала. Сделав вид, что только этого я и добивалась — повысить мужской авторитет Рона — я мило улыбнулась и постаралась насладиться ужином, пока Молли не начала повышать голос на безобразие, полным ходом идущее за детской частью стола. В итоге, хоть еда и была вкусной, к ночи у меня скрутило живот. Я не особо запомнила, как добралась до спальни. Свитер и джинсы были заменены на старомодную длинную ночнушку в цветочек. Кровать, не смотря на достаточно маленький размер, по удобству могла с легкостью соперничать с той, которая стояла у меня на работе. Было мягко и тепло, как в деревне у бабушки. Первым страхом, когда я ложилась, было то, что Рон потребует исполнения супружеского долга, за время отсутствия, но этого, слава Богу, не произошло. Уставшему и вымотанному после экспедиции и выковыривания меня из кабинета, ему хватило сил только чтобы сходить в душ и развалиться на кровати звездочкой, оставляя мне совсем уж мало места. Свернувшись в комочек у него под боком, я подумала, что, возможно, первоначальный план побега, который был придуман сразу же после осознания того, где я очутилась, уже и не понадобится. Может, Нора не так уж и плоха? И Грейнджер на самом деле не прогадала? Но это были трусливые мысли.***
— Рон, пожалуйста… — хныканье, граничащее с плачем. Девушка, распластанная на кровати и подмятая под высокого крупного мужчину, — Я очень устала, Рон! Мужчина не слушал. Его ладони давно уже были под ночнушкой, проводили по бедрам. Одна с каждым разом поднимаясь все выше, к груди, и захватывая пальцами соски, медленно сжимая и прокручивая. Вторая - опускаясь ниже, очерчивая линию талии, прощупывая тазовую косточку и оттягивая лямку трусиков, но не снимая их, а как бы дразня. Его движения были ласковы, девушка под их воздействием извивалась, не могла и пальцем пошевельнуть, так сильно ее пленила нега, растекшаяся теплом внизу живота. — Рон, я не могу больше, прекрати! Прекрати, пожалуйста! — не смотря на ее мольбы остановиться, мужчине казалось, что он все делает правильно. Целует ее тело, даря ласку и внимание. Как она может не получать удовольствие?! Когда он проводит носом от ее пупка до ложбинки между грудями. Когда неспешно вылизывает грудь, будто это самое роскошное лакомство в его жизни. Соски девушки набухли, он видит это даже ночью, без света, так, как будто этот узкий просвет между тканью и ее кожей - его главный ориентир. Его любимая уже ничего не говорит, лишь слегка подрагивает в такт его движениям. Он любил дарить ей ласку. Любил, когда она стонала под ним. Любил ее такую, какая она есть. Уставшая, вымотанная, но такая домашняя и милая. Любил, когда она, даже после долгого рабочего дня, приходила и помогала его матери с ужином. Любил, когда она ворчала на него из-за разбросанных вещей и беспорядка. О, его дорогая Гермиона! Как она красива, когда злится! Он стягивает нижнее белье зубами, понимая, что еще вот-вот и сорвется, не сможет противостоять ей. Лишнее отбрасывается в сторону. Она не двигается, замерла в ожидании его действий… и он ее не разочарует, никогда не разочаровывает. Неспешный толчок, второй, третий… Сначала нежно, давая ей немного времени привыкнуть, а потом резко, стремительно набирая темп. Ей нравится когда он так делал, всегда нравилось! Он разворачивает ее, ставит на колени и снова проникает внутрь. Держит за волосы и не может остановиться, когда перед носом его шея. Тонкая, красивая. Он целует ее, ставя метки, которые она смущенно будет убирать утром. Но не сейчас… Сейчас она полностью его. Гермиона почти не двигается, предпочитая когда он во главе. Когда он командует процессом. Его рука вновь сжимает ее грудь. Он заводит ее руки наверх, как животное цапая зубами ей кожу между лопаток — она мычит от боли, но он чувствует, что проникновение стало еще приятнее. Еще легче его член скользит в ней, принося им обоим наслаждение. Он вдавливает ее в кровать, когда собирается закончить, совсем немного снижает темп, увеличивая частоту рывков, приподнимается, поднимая и ее вслед за собой, усаживая себе на колени и кончает внутрь, зная о том, как сильно они хотят ребеночка. Он все делает для этого. Как она и хотела. Гермиона совсем без сил и стоит только отпустить ее тело из своих рук, она упадет. Поэтому он выходит аккуратно, целуя ее куда только может дотянуться и аккуратно укладывает, накрывая одеялом. Пара минут и его девочка уже спит, подрагивая и обнимая себя руками. Когда он возвращается из душа она уже видит десятый сон, подмяв под себя одеяло. Он ложится рядом, не беспокоясь о том, что может замерзнуть, и сгребает жену к себе в объятья, чтобы та чувствовала себя в безопасности…***
Невысокий холм, примерно в тысяче ярдов от «Норы», мог похвастаться не только корягой на вершине, на которую я присела, но и утренней тишиной. Невдалеке стоял еще один дом, напоминающий черный цилиндр и рядом с ним несколько строений, что-то по типу теплиц, возле которых тусовались несколько коз. А вниз по холму было отлично видно дом Уизли и всю их территорию, с уже начинающими кричать петухами. Мне было страшно. Сон, который приснился мне этой ночью, был ужасен. И что-то внутри меня, внутри этого тела, предупреждало, что сон этот - не сон вовсе, а воспоминание настоящей Гермионы. Я не хотела верить в то, что Рон — неказистый и неловкий тип— мог, на самом деле, насиловать свою женщину по ночам, пока та молила его прекратить. Как только я открыла глаза, вся в холодном поту, и почувствовала объятия мужа, мне стало нехорошо. Во мне что-то помутнело, глаза заслезились, а в голову ударила такая паника, что я выскочила из этого кокона одеял как ошпаренная, снося стул с одеждой, и вместе с ним падая на пол. Шума было достаточно, чтобы Рон проснулся, но парень лишь перевернулся на другой бок, издал что-то похожее на храп и умиротворенно засопел. Отпустило. Натянув на ноги какие-то башмаки, найденные у двери, и вчерашний свитер, я неспеша вышла из супружеской спальни, тихо прикрыла за собой дверь и спустилась вниз, стартанув ближе к выходу. Кто-то с верхних этажей пошевеливался и просыпался, так что единственным выходом я видела только дверь наружу. Пробираясь сквозь высокую траву, по мокрой земле и лужам, остановилась только тогда, когда почувствовала, что еще один шаг и просто упаду. Взглядом зацепилась за корягу и с громким вздохом рухнула на неё, растирая колени и обнимая себя покрасневшими от холода руками. Гермиона… что же с тобой случилось? Когда я поняла, что та уже давно мертва, я не сразу задумалась над тем, как именно это случилось. Кровь, смешавшаяся с чернилами, оставила пятна на рукавах, груди блузы и даже на юбке. Изначально мне думалось, что это все натекло из носа, но потом, прошарив тело чуть внимательнее, я обнаружила еле заметные следы от рубцов на запястьях. Вскоре они совсем исчезли, так что выяснить, точно ли она покончила с жизнью, я не успела. Мне не нравилось все это. Привыкнув к прежней, обеспеченной жизни, мне быстро опротивела мысль о том, что моя новая жизнь и судьба сложены глуповатой Гермионой. И ладно бы она попала, как обычные попаданцы, в одиннадцать лет. На крайняк в семнадцать, когда вся возня осталась позади и можно свалить куда подальше. Но нет. Теперь она — Гермиона Грейнджер, до смерти вымотанная работой и бытом молодая женщина, замужем за рослым бездельником. Гермиона была вымотана. Сперва, оценив ее внешние данные, мне показалось, что она красотка, но чем дальше текла моя жизнь в стенах министерского кабинета, тем чётче все вставало на свои места. Худоба оказалась болезненной и стоило мне пристраститься к тому, что приносила мне Лиза, я стала набирать вес. Супчики, сэндвичи, фрукты, легкие салаты. Да даже хлебцы, которыми я хрустела в перерывах между посетителями, воспринимались моим организмом, как жизненно важная и совершенно необходимая энергия. Резко похудей на семь кило и набери следом десять, отказываясь от воды с лимоном и переходя на обычный рацион. Так я это видела. Да чего только стоил вчерашний ужин. Наполнившись жирным и сытным, желудок просто не вывез такого количества съестного. Грейнджер не ела. Она работала до потери сознания, чтобы добиться успеха, приходила домой, где вездесущая Молли, наверняка, заваливала ее домашней работой, под предлогом помощи по хозяйству. А добрая Гермиона была совсем не против. Домашние ужины не лезли ей в горло, а затем, ближе к ночи, Рон… Опять вспоминать и прокручивать в голове все это не хотелось, меня тошнило только от одной мысли. Отчего-то казалось, что думаю я в правильном направлении. Но для самоубийства этого было мало. Как будто, было что-то еще. Что-то, чего я не могу понять или просто пропускаю мимо себя. Воспоминания Гермионы были бы как нельзя кстати, но они, к сожалению, до сегодняшней ночи были для меня закрыты и вряд ли вновь посетят просто так. Она любила своего мужа. Она работала ради того, чтобы компенсировать частое бездействие Рона, для того, чтобы в будущем ее дети жили в достатке. Ей нравилось помогать Молли не смотря на усталость. Нравилось, когда дом был полон народа. Нравилось, когда в гости приходили старые друзья, рассказывая истории из жизни и сообщая радостные новости. Нравилось, когда Гарри заходил к ней на работу и рассказывал о жизни с Джинни или просто о всяких пустяках. Наверняка, она не считала, что ее насилуют. Ей, наверняка, было легче думать об этом, как о необходимости и супружеском долге. Что-то не складывалось. До этого, все мои мысли проходили сквозь остаток ее восприятия, как через детектор лжи. Правда или вымысел? Действительно ли она это чувствовала или это лишь мои догадки. Ведь я считала ее выбор неправильным, никогда бы не пожелав подобного для себя. Должно же быть что-то еще. Ну, просто, должно! Совсем рядом замекала коза, подобравшись с соседнего участка ко мне поближе. Испуганно вскочив, я бросила взгляд в сторону звука и заметила, что поодаль, рядом с теплицами, мне машет девушка в бесформенном белом одеянии и с лейкой в руке. Кто это такая память мне не подсказала. От Уизли тоже послышалась какая-то возня и, нерешительно помахав девушке в ответ, я развернулась и побежала обратно в «Нору». Пропажу наверняка заметили, а мне бы не хотелось в свой адрес лишних подозрений. Особенно тогда, когда в доме находится мой предполагаемый убийца.