«В конце концов, самые лучшие мелодии - у Дьявола.» Антон Шандор ЛаВей
4 января. 2016 год. — Смотрю, вы всё ещё отмечаете. Женщина вздрагивает и поворачивается в сторону голоса, её испуг тут же сменяется улыбкой. — Даня, сынок, ты приехал! — она откладывает в сторону полотенце, которым тщательно протирала тарелку, и спешит крепко обнять сына, тот лишь успевает наскоро завязать волосы в небрежный низкий хвост, чтобы не мешали. — Мы тут... да, всё ещё Новый год отмечаем, как знала, решила третью тарелку помыть и поставить на стол. — Приехал как смог, долги по учёбе, — парень оглядывает кухню, — где отец, кстати? — Спит, наверно, сегодня ночью с работы приехал, — женщина наскоро крестится, — храни его Бог. Ну ничего, сейчас быстро растолкаем. Ты к нам надолго? — До конца праздников. Сейчас в общаге делать совсем нечего, все по домам разъехались. — Худой стал, как кот помойный, ну ничего, мы это быстро исправим. Когда вся семья была в сборе, Даниил заметил на лице отца свежий порез. — Пап, что это? Мужчина дотронулся до лица и, почесав едва образовавшуюся корку на порезе, сухо ответил: — Долги ездили выбивать. Про свою работу он распространяться не любил, ещё с детства Даниил замечал, как переживает мать каждый раз, когда тот уезжает на работу. Иногда к ним приходили суровые дяди в чёрном, мило беседовали о жизни, вспоминали былые времена. У каждого было по увечью. Например, у отца на шее красовался здоровенный шрам, у Александра Лазина с горем пополам на тыльной стороне ладони шрам перекрывала татуировка. Иногда Даня задумывался, а не от пули ли он случайно? Но большей таинственностью был покрыт образ Евгения Голубина, он был слеп на один глаз. Но суровый вид мужчин никогда особо не пугал. Ведь на новогодние праздники они приносили сладкие подарки, а когда Даниилу исполнилось четырнадцать, Евгений подарил ему самую настоящую пулю. Парень сразу понял, что придёт время — и она ему обязательно понадобится. Они сидели за столом, обсуждая учебу и весёлые общажные истории, пока в дверь не позвонили. Отец поднялся из-за стола, и его лицо сразу стало серьёзным. Он двинулся ко входной двери и, заглянув в глазок, процедил сквозь зубы: — В комнату, быстро. Делать ничего не оставалось, лишь следовать в самую дальнюю комнату вместе с матерью. — Мам, что такое? — паника начала нарастать, Даниил наблюдал за тем, как женщина аккуратно выглядывает из дверной щели в коридор и крестится. Стоило только отцу открыть дверь, как раздался выстрел. Мужчина тут же повалился. Он больше не поднимется с пола. — Лезь под кровать! Даниил нелепо распластался под кроватью, видя перед собой только ноги матери в домашних тапочках. Женщина начала метаться по комнате, словно раненый зверь. — Татьяна? Ну где же ты? — раздался голос в коридоре. — Мы пришли и по твою душу тоже. Она громко ахнула и судорожно начала дёргать западающую дверь шкафа. Но не успела. Дверь открылась. — А вы давали на свадьбе клятву, что только смерть разлучит вас? Не переживай, она вам не помешает. Словно в замедленной съёмке, женщина упала на пол. Её пустые глаза смотрели на сына, который зажимал себе рот, чтобы не выдать себя. Парень был на грани истерики, но хотел жить, поэтому лежал, не издавая ни звука. Мужчины давно ушли, а Даня так и продолжал смотреть в глаза мертвой матери. Он с трудом вылез из-под кровати и сел рядом на корточки. — Мам? — он дотронулся до её плеча. Было ясно, что она уже никогда не ответит, но эмоции нахлынули, и парень начал трясти её, словно пытаясь разбудить. — Мама, очнись, пожалуйста, очнись. Он перепачкал все руки в крови, и единственное, что оставалось, закрыть ей глаза. Теперь она будто просто спит, спит в луже собственной крови. На негнущихся ногах Даниил дошёл до отца, который также не подавал признаков жизни, и закрыл ему глаза. «Они спят... они просто спят...» Парень начал ощущать дикий страх. Это была его первая паническая атака. Оставалось только рухнуть на пол и ждать, пока это закончится. В будущем он обратится ко множеству психологов. Все как один будут твердить, что его диагноз - ОКР и генерализованное тревожное расстройство. Пить антидепрессанты он отказался. Заверил себя в том, что как только подаренная пуля попадёт в сердце одному из убийц его родителей, тогда он обязательно пройдёт курс лечения. Когда немного полегчало, Даня поднялся с пола. «Они обязательно придут ещё раз.» Без обуви и куртки он рванул из квартиры. Бежал, пока не уткнулся лицом в стену здания своего общежития. Благо парень знал, как в него можно попасть без особых затруднений типа противных консьержек, требующих пропуск. Уже на подходе к комнате, в которой, вероятно, дрых сосед, Дане показалось, что его ладони стягивает проволока. Он кинулся в мужской туалет и начал мыть руки под ледяной водой. Хоть кровь была уже смыта, ему казалось, что руки всё ещё грязные, что он никогда их не отмоет.***
По сей день юноша трёт свои ладони аж до красноты. Он боится увидеть на них кровь своих родных. Принимает душ по сто раз на дню, растирая своё тело будто в последний раз, чтобы хотя бы на двадцать минут ощутить себя чистым. Перед сном у него есть уже устоявшийся ритуал - закрыть дверь на все замки, завесить шторы и проверить входящие вызовы, не звонил ли ему кто-то за эту минуту? Только тогда он сможет спокойно заснуть. Если совершить хотя бы одно действие немного не так, всё придётся переделывать. Спустя пару месяцев ему позвонили. Глеб Голубин и Вячеслав Михайлов. По фамилии первого Даниил сразу понял, что это родственник Евгения, а вот кто такой Михайлов, ещё предстояло узнать. Позже выяснил, что Слава - надоедливая козявка, всюду снующая за Глебом, как утёнок за мамой-уткой. Хотя он немного завидовал их дружбе, ведь ему было некому доверить всё пережитое. Но, словно вышибая дверь с ноги, в его сердце вошёл Максим Лазин, сын того самого мужчины с татуировкой на руке. Некогда весёлый молодой человек будто потерял интерес к жизни, когда ему пришло известие о смерти отца. И когда ему, так же, как и Даниилу, поступил звонок от двух парней, он без промедления согласился приехать в «Чёрный георгин», в котором мечтал побывать ещё с самого детства. Страх получить пулю или шрам затмился на фоне неконтролируемого гнева, скрывающегося под маской безразличия во время «зачистки леса». «Предоставьте месть Мне, Я воздам. Придёт время, поскользнутся ноги врага; день их бедствия близок, и участь поспешает.»* Максим был человеком религиозным, но каждый раз, повторяя эту цитату, вносил в неё свой смысл. Он понимал, что Бог отвернётся, но жажда мести была неописуемой. В принципе, как и у Даниила. Впрочем, тот сразу ему полюбился. Но их отношения никогда не заходили за пределы касаний рук друг друга. Подавая очередную салфетку и проводя рядом с Даней всё своё время, помогая справиться нахлынувшей тревожностью, Максим чувствовал себя живым.***
Артём Шатохин
Просыпаюсь от прикосновений Славы к своему лицу. Парень любуется мной. Нелепо улыбаюсь и поднимаюсь на локтях. — У тебя отлично получается будить людей, — я поворачиваю голову в его сторону. — Я знаю. Собирайся скорее, сегодня едем домой. — Домой? — Домой. Неужели в тот роскошный особняк? Чертов интриган. Слава придвигается ко мне и оставляет лёгкий поцелуй на моём плече. Мне это определённо нравится. Двумя пальцами беру его за подбородок, и наши носы соприкасаются. — Потерпи немного. Принимая душ, ловлю себя на мысли, что слишком осмелел. Меня хочет лучший друг Сименса. Вот это, конечно, здорово, но самое интересное то, что и я тоже хочу его. Собираемся все в той же комнате, в которой завтракали вчера. Сегодня делаю успехи, уже могу съесть целое яблоко. А вот от вида жареного мяса меня всё так же воротит. Глеб ел, не поднимая головы, а когда закончил, его глаза забегали по всем присутствующим. Он, будто киборг, фиксировал взгляд на том, как Максим накрывает руку Даниила, на моих красных от травки глазах и, наконец, на шее Славы со множеством засосов, оставленных мной. Вилка со звоном приземлилась на стол. — Как вы заебали! Развели блядушник! — его голос будто гром посреди ясного неба. — Слава, маленькая ты шлюха, уже успел приластиться к нему, как кошка во время течки? — Глеб махнул головой в мою сторону. — Мне до пизды, что вы там делаете, трахайтесь, да хоть в голландский штурвал все вчетвером слепитесь, но не на рабочем месте! Домой приедем, отстройте хоть Содом и Гоморру на заднем дворе, но здесь я вам не позволю. Вы меня поняли? Максим бросил на Глеба недовольный взгляд, эта игра в гляделки, казалось, длилась вечно. Но он всё же сдался и кивнул, следом кивнули и Слава с Даней. Я тоже не остался в стороне. — Хорошо, — лицо Глеба сразу же смягчилось, — Артём, есть вещи, которые тебе нужно забрать? — Ну да, — мой голос едва заметно дрогнул, что не могло не развеселить парня. — Отлично, часа хватит, чтобы собрать трусы, пряники и сигареты? — Вполне. — Значит, выдвигайтесь, а потом сразу к нам. Уже покидая комнату, я остановился в дверях. Меня мучал один единственный вопрос. — Глеб? — внутри всё сжалось. — Да? — его зелёные глаза словно выстрелили в меня целым магазином патронов. — Получается, я принят? — Получается, так. Я улыбнулся и склонил голову, парень отзеркалил мои действия. Признаться честно, я чувствовал себя как новенький в классе, которого в первый же учебный день отчитали у доски за плохой ответ.***
— Слав? — я не смотрел на него, всё моё внимание было занято тщетными попытками застегнуть спортивную сумку, набитую вещами. — Он злится? — Кто? Голубок? — парень усмехнулся, разглядывая кораблик в бутылке. — Не переживай, папочка перебесится и успокоится, он, наверное, все волосы себе порвал на одном месте, когда понял, что я интересую тебя гораздо больше. Молния поддалась, и язычок скользнул, закрывая сумку. Как же мне понравился этот ответ. Я поднялся с корточек и грубо прижал парня к себе. — Ты поэтому так слабо бил меня, проверяя на выносливость? — кончик моего языка дотрагивается хрящика уха парня. — Надеялся, что заинтересуешь меня? — Ещё как, — он вытянулся по струнке, вжимаясь бёдрами в мой пах, — а может, я сам хочу, чтобы ты сделал мне больно. Мне чертовски это нравится. — Так? — я сдавливаю его горло, кусая за щёку. — Да. — Или так? — мои ладони спускаются ниже, и пальцы больно впиваются в его бока. — Да, — Слава закатывает глаза, неровно дыша, и откидывает голову на моё плечо. Не думал, что когда-нибудь в жизни мне удастся лишать парня девственности, да ещё и полураздетого, с моей ладонью, грубо сжимающей его горло. Но вот он передо мной. Просит душить его сильнее, зажимая край своей футболки в зубах. Когда мои пальцы разжимаются, давая Славе возможность отдышаться, невольно вспоминаю Глеба и его слова. Щеки наливаются румянцем, я начинаю сбавлять темп. — Ну чего ты там завис? — парень пытается отдышаться и прижаться ко мне ещё ближе. Да куда ещё ближе? — Извини, выдохся, — вру я и ускоряюсь, подхватывая его за горло. Что мы имеем: хрупкого парня с дредами, которого я вдалбливаю в стену своей квартиры и не собираюсь щадить, меня, Артёма, вашего покорного слугу, и Глеба, чей образ и слова встают у меня перед глазами, стоит мне только немного нажать на тормоз, создавая хоть какую-то иллюзию нежности.***
Вид особняка меня поражает, это не просто Елизаветинское барокко. Это что-то ещё более шикарное. К главному входу ведут две лестницы с резными перилами. Множество окон с витражами и колонны с различными вырезанными на них узорами и фигурками. В центре двора стоит фонтан. В самой его середине скульптура Фемиды**. Из-под повязки на её глазах течёт вода, как настоящие слёзы. — У меня была такая же реакция, когда впервые увидел, — меня слегка толкает в плечо подошедший сзади Даниил, — на заднем дворе бассейн ещё. У меня всё это время был слегка приоткрыт рот, замечаю это только сейчас. Даниил усмехается и идёт дальше. Следую за ним. Это место моей мечты, интересно, сколько денег уходит на этот особняк? Но, судя по идеальному состоянию даже каждой травинки на газоне, у них есть нужные средства. Внутри ещё шикарнее, чем снаружи, на стенах висят те самые репродукции картин, о которых рассказывал Слава, рамки обшиты золотом. Мне предоставляют комнату, как говорится, из грязи в князи. От раздолбанной однушки до шикарнейших апартаментов, где один матрас на кровати с резным балдахином стоит дороже моей квартиры. Разбираю вещи, не веря в то, что это происходит со мной. Во время обеда Глеб обращается ко мне. — Артём, тебе нужно поучиться стрелять, как тебе идея? — его голос такой спокойный и приятный. — Приступим к этому после обеда. — Хорошо, — только сейчас замечаю, что он улыбается, не сдерживаюсь и отвечаю ему тем же. На заднем дворе меня встречает множество жестяных банок и Сименс с пистолетом. Небольшая теория от самого главного знатока, и вот оружие уже лежит в моей руке. Глеб подходит сзади и обхватывает мои руки, сжимающие пистолет. — Давай попробуем, — его голос становится бархатным, он буквально дышит мне в ухо. Сосредоточиться сложно, и он, по всей видимости, это замечает. Даёт время собраться, но отпускать меня не собирается. Эта минута длится вечность, мои щёки пылают адским пламенем, я вспоминаю, как сбавил темп, и мне привиделся Глеб. «Домой приедем, отстройте хоть Содом и Гоморру на заднем дворе.» Я хочу отстроить эти города со Славой самыми грубейшими методами, а с тобой, Глеб, очень бережно, укладывая кирпичик за кирпичиком. — Кстати, это помогает справиться с гневом, — Глеб вырывает меня из моих раздумий о возведении городов разврата, — скажи мне, что тебя злит? Ночью я задумывался над тем, что хочу отомстить отцу за его поступок, поэтому, не сомневаясь в своём ответе, выпаливаю: — Меня злит мой отец. — Что он сделал? — Отнял у нас с матерью дом, и после этого всё пошло по пизде. Мы потратили последние деньги на однокомнатную квартиру, у мамы обнаружили рак. Я пытался заработать и сторчался, теперь стою перед тобой, и, даже несмотря на ваши суровые испытания, это пока что было лучшим, что со мной происходило, — поток слов уже не остановить, я только что доверил Сименсу всё своё прошлое. — Представь, что он стоит перед тобой. Выстрели в него. Я закрываю глаза и представляю, что отец стоит напротив. Хоть я и видел его единожды, но уверен, что черты его лица я не забуду никогда. Палец ложится на курок. Я стреляю, и пуля попадает точно в цель. Банка летит на землю. Меня отпускают нахлынувшие гнев и обида. Тогда и замечаю, что Сименс отошёл чуть назад. Свой первый выстрел я сделал без чьей-либо помощи. — Сим... — обрываю себя на полуслове. — Глеб? А я могу отомстить? — Конечно, можешь, — на его лице заиграла заговорщицкая улыбка.