Артём Шатохин
Ждать следующего дня не пришлось. Не успел я разложить свой кулёк с вещами, как у ёжика в тумане, нас обрадовали визитом. Сергей со своей свитой. Ничего хорошего от этого разговора ожидать не стоило. — Ну что, парни, мимо проезжали, а у вас тут свет горит. Дай, думаю, на огонёк заглянем. — И что ты хочешь услышать? — Глеб явно через силу вскидывает бровь. — Или, может, увидеть, как мы раскидываем по ковру лепестки роз и несём тебе документы? Один день, Сергей, у нас ещё один день. Я приоткрываю рот в удивлении. Сименс всё-таки помнит? — Тимофей, закрой рот, муха залетит, подавишься, — усмехается Сергей. — Меня Артём зовут, — огрызаюсь я, уже чувствуя прожигающий взгляд свиты короля, они, вероятно, уже готовы наброситься на «обнаглевшего щенка». Мужчина потирает переносицу двумя пальцами. — Приношу извинения, сударь, всё никак не могу запомнить, хотя вы тоже успели принести мне немало бед. Но сегодня, так и быть, — он разводит руки в стороны, — ваш злобный, кровожадный, какими ещё эпитетами вы успели меня наградить? Вот уж не знаю. Твой старый добрый дядя Серёжа разрешает тебе пожить ещё немного, смельчак. А вот что до Даниила... Боковым зрением я пытаюсь найти Даню, но среди нас его нет. Неужели сейчас он выскочит из ниоткуда, прижмёт нож к горлу старого доброго дяди Серёжи, как это было в казино с Борисом, и на этом всё закончится? — Даня, мальчик мой, выходи из-за наших спин, твои приёмчики на мне не работают, я всё про тебя знаю, маленькая сиротка. Никто не успел среагировать... В ту же секунду мужчины, прибывшие с Сергеем, подхватили автоматы, которые держали в руках, словно декорации, и принялись стрелять в штору. Казалось, это никогда не закончится. В общем числе прогремело выстрелов сорок, они как чертов омон на задании с приказом стрелять на поражение. Гордина повалилась вместе с этой проклятой шторой и уже бездыханным телом парня, который так ловко умел скрываться в тени, чтобы напасть. Об пол со звоном ударился вывалившийся из руки нож. А штора, накрывающая тело Даниила, мигом пропиталась кровью. — Даня... — едва слышно проговорил Максим и, обессилев, повалился на колени. — Не думайте рыпаться, мальчики, — как ни в чем не бывало продолжил Сергей, — я же сказал, что буду убивать, я свои обещания держу. Досрочно, тут уж извиняйте, ни к чему вас мучить ожиданиями завтрашнего дня. Завтра было бы тоже самое, поверьте. Сейчас же отдавайте документы на «Меркурий». С вашей берлогой разберёмся позже. Я не совсем зверь, проведёте похороны, и займёмся абсолютно всей бумажной волокитой, связанной с вашими делами. Глеб, ты меня понял? Я обернулся на Сименса и заметил, как по щеке того бежит одна слеза. Что до Славы, тот стоял, прикрыв рот руками. Он сейчас упадёт в обморок, по нему видно. Честно, я тоже сейчас упаду. Нет ничего страшнее, чем видеть полную безысходность и окровавленную штору, под которой лежит тот, с кем ты прошёл огонь и воду всего за пару месяцев. «Memento mori», — могильный шёпот резанул мои уши, мой разум меня подводит, голос в голове рисует страшные картины, пока ноги сами несут меня за документами. Я знаю, что как только передам этому ублюдку его ссаные бумаги, видит Бог, я бы ими подтерся, подтерся бы его мордой, плюнул бы на его могилу, я упаду. Упаду сначала на колени, как Максим, у которого отняли самое дорогое. А потом мордой в пол, как Слава, который не смог совладать с шоком. Но я очнусь. А вот Даниил уже нет. Он больше никогда не откроет глаза. Не отомстит, не придёт на могилу к родителям и в который раз не попросит прощения. Он ляжет рядом. Он клялся себе, что, как только найдёт второго убийцу своих родителей, начнёт лечиться. Но он никогда не узнает, что такое чувствовать себя свободным от оков своего расстройства. Никогда не наступит того дня, когда ему перестанет казаться, что его руки в крови. Никогда. Я надеюсь, что тебе не было больно...***
Татьяна, Антон и Даниил. Теперь вся семья в сборе. Меня пугало сходство Дани с матерью, но теперь, глядя на две фотографии на могильных камнях, стало ещё страшнее. Кроме нас четверых, попрощаться с усопшим некому. Только могильщик. Он работает своей ржавой лопатой, не останавливаясь. Звук ударов земли о деревянную крышку гроба, как колокольный звон. Первую горсть земли кидал Максим. Как и в клубе, он плюхнулся на колени, прошептал его имя и зарыдал. Его никто не стал трогать, будет только хуже. Вторую горсть кидал Глеб. — Ты был лучшим другом, спи спокойно. — Впервые, когда я увидел тебя подумал, что мы не подружимся, но шло время, и я понял, что без тебя моё существование в этой банде было бы невозможным. Пусть земля тебе будет пухом, брат, — говорил Слава, впиваясь ногтями в землю, сжатую в кулаке. Когда настала моя очередь я не знал, что сказать. Я до сих пор не мог поверить, что парня, когда-то давно встречавшего меня на пороге «Георгина», больше нет. — Спасибо, что доверился мне, — я отвёл взгляд на ограду, и на секунду мне привиделись мы, сидящие на ней. Как же Даня тогда тепло улыбался, рассказывая про своих родителей. Дёргаю головой, и оградка уже пустая, — прости, что не успел довериться тебе.***
Никто не хотел устраивать поминки в шикарном ресторане, поэтому поехали в особняк. Пусть по его коридорам бродит какая-то проклятая херь, никому сегодня не будет до этого дела. Если события будут развиваться точно так же, то наши неупокоенные души вскоре выселят или вытравят противного шептуна и спеца в битье зеркал из этих стен. Будем сами скитаться по дому и пугать... а кого, собственно, пугать? Картины, висящие на стенах? А может, Сергея? Хотя вряд ли бы он сюда перебрался жить. Сидя за столом все молчали и глушили водку как в последний раз. Максим, скрестив руки на груди, сидел в самом углу, оперевшись о стену, его взгляд был направлен в пустоту. — А помните, как на свадьбу ездили? — тишину прервал Слава, ставя пустую стопку на стол. Я поднимаю на него глаза, чтобы послушать эту историю, свидетелем которой я не стал. Наверняка в то время я ещё торчал. Глеб выдавливает из себя обреченную улыбку. — Расскажи Артёму. — Ну так вот, возвращались мы домой года два назад, видим, к девушке пристали хмыри какие-то, ну мы их и разогнали. — Ну че ты лечишь, ты тогда стоял в сторонке, а мне прилетело по первое число, потому что ты не помог. — Глеб, заткнись! Не порти впечатление. Ну так вот, помогли ей, до дома подбросили, а она рассказала нам про свадьбу предстоящую. Даже кольцо показала, ну и пригласила нас. Прикинь, все родственники в ресторане сидят, общаются, каждый о своём. Ну и вваливаются четверо незнакомых парней, как дальние родственники на Новый год. Глеб тихо усмехается, а я облокачиваюсь подбородком на ладонь, дабы устроиться поудобнее. — Мы тогда там так накидались... страшно представить. Гости в шоке, невеста улыбается, как дурочка, оправдывает своих спасителей. Решили мы, значит, для полноты картины в караоке спеть. — Что пели? — Мы с Глебом — «Седую ночь». — Да пели так, что чуть шнур у микрофона не вырвали, — добавляет главный вокалист и расходится в смехе. — А вот Даня, — тут уже и Слава начинает смеяться, перекрывая лицо ладонью, — бля... Я слышу тихий смех Максима. Он слегка приподнимает голову, вспоминая прошлое. Как жаль, что в этом смехе столько боли, сколько ни одному из нас испытать, надеюсь, никогда не придётся. — Ветер с моря дул, четыре раза, — Слава хватается за живот, кладя щеку на стол. — Да так пел, что ни в одну ноту не попал, гости, наверное, думали, пиздец, что за тамада такой тут. Как жаль, что ты этого не видел, — обращается ко мне Глеб. — В общем, на бис просил, у всех присутствующих кровь из ушей, и только мы скачем вокруг да около, подпевая. Короче, выставили нас оттуда с криками. — Зато вино какое было, — мечтательно улыбается Глеб. — Как голова после него болела, — исправляет Максим, — нам с утра ехать на завод, подсчёт проводить, а он, — парень указывает на Глеба, — валяется с мокрой тряпкой на голове, как будто не похмелье, а лоб арматурой пробили. — А ты потом, — засовывая в рот лисья петрушки кивает в его сторону Сименс, — ходил все пел «Ветер с моря дул». Даню стыдил. У нас там важные люди приехали уже, говорят, мол, где там подсчёт, я на Максима киваю, а он стоит, бумажку в руках крутит и всё поёт, да как сама Натали. Все смеются, на минуту забыв о печальных событиях, собравших нас за этим столом. — Давайте за нашего тамаду, — Слава разливает водку по рюмкам, — царство ему небесное. Выпиваем не чокаясь.***
Обычно так быстро я не пьянею, но тут уж извиняйте. Захотелось мне на шатающихся ногах выйти подышать свежим воздухом, курю, любуюсь статуей Фемиды и думаю, где же то самое правосудие, покровительницей которого ты являешься, девочка моя? Почему наш город держат в узде вовсе не мусора, а бандиты? Которым, даже когда девяностые давно прошли, есть где разгуляться? Почему родители пьют, а дети, объебанные валяются в подвалах? И их ищут, только когда жильцы многоквартирных домов начнут жаловаться на неприятный запах из подвала? Почему девушки вынуждены, реже по своей воле, идти на панель, жить в борделях и раздвигать ноги, чтобы такие вроде нас или взрослые дяди засунули им в чулок пятитысячную купюру? Эти и кучу других вопросов я задаю немой статуе, понимая, что в нашей жизни чаша её весов давно перевесила в худшую сторону. Другой же вопрос, как я сейчас поднимусь по лестнице. Со своими не то что вертолетами, а бомбардировщиками времён Второй мировой перед глазами. Лучшим решением будет зайти с чёрного входа, там лестницы нет. Мне хочется посидеть, чтобы перевести дух от своих пьяных приключений. Иду по коридору дома и наваливаюсь на первую попавшуюся дверь. Та не заперта. Падаю на пол в комнате и извиняюсь перед самим собой за сложившуюся нелепость. Полки обставлены женскими штучками типа крема для рук и духов. — Ну конечно, получая такую зарплату, можно тут всё побросать, — бормочу я, с трудом добираясь до кровати. Падаю лицом в подушки и чувствую запах мужского парфюма. Включаю фонарик на телефоне, и вот передо мной предстаёт мужская рубашка. Внутренний голос говорит, нет, даже не говорит, а орет дуром, чтобы я перевернул всю кровать с ног на голову. Это будет сложно, но я приступаю к его наказу. Не зря. В наволочке подушки я нахожу диктофон. Очень сложно сейчас разобраться, как его включить, но у меня получается. «Memento mori», — раздаётся из него шёпот. «Слава», — голос Глеба, на который жаловался парень ночью. «Артём, Глеб», — а это уже наложенные друг на друга голоса Славы, Дани и Максима. Сначала от испуга мне хочется разбить диктофон об пол. Но не было никакой сущности. Если бы не эта маленькая хуйня с нашими записанными голосами, мы бы не поехали в клуб. Даня был бы жив. Чертова сука. Всё было продумано. Вслед за диктофоном мне хочется разбить и свою голову от невнимательности, досады и нашей групповой паранойи. Но диктофон я положу в карман, а голову я и так рискую разбить в попытке дойти до комнаты. Хотя я начинаю трезветь. И очень быстро. Теперь ясно, почему ты была всегда рядом во время наших разговоров о мистике. Набираю её номер. — Артём Сергеевич? — раздаётся её голос в трубке. — Лерочка, доброй ночи, — моё кривое нетрезвое произношение слов сейчас как раз кстати, — справляли поминки, и тут вышел казус, нужна твоя помощь, отпуск отменяется. Побили посуду и немного запятнали полы собственной рвотой, ты уж прости за такие подробности. Приедешь, уберёшь, а? — Завтра в девять утра буду. — Договорились. Кладу трубку и ставлю будильник на полдевятого утра. Что ж, Лерочка, пиздец тебе.