У страха нет лица

Артём Шатохин

В этом чёрном пиджаке и галстуке я чертовски хорош. Кривляюсь около зеркала, поправляя манжеты, холодная сталь заточки верно греет руку. Как же мне сейчас будет приятно. Шатохин, ты психопат. Ровно в девять утра встречаю Валерию на пороге. Ребята спят, даже звон колокола под самым ухом их не разбудит, что уж там говорить о криках девчонки. — Артём Сергеевич, здравствуйте, — приветливо улыбается она, поднимаясь по ступенькам. — Доброе утро, Валерия, — я беру руку девушки и целую кончики пальцев. Она покрывается румянцем и отводит взгляд в сторону. Артист, Артёмка, артист. — Где я должна убрать? — выдавливает она из себя, смущаясь, как восьмиклассница на новогодней дискотеке, которую облапал в школьном туалете одноклассник, нахуярившийся блэйзером, и даже не понял, что в лифчике вместо груди набиты носки. — Я покажу. Мы идём в самую дальнюю комнату в доме. Она заходит и ищет взглядом побитую посуду и рвоту. Идиотка. Пока она ищет следы вчерашних поминок в абсолютно вылизанном помещении, я захлопываю дверь. — Артём Сергеевич? — оборачивается она в мою сторону, немного напугавшись. — Всё хорошо, — смазливо улыбаюсь и подхожу к ней. Она даже не думает пятиться назад. Обвиваю рукой её талию и закусываю губу. — Ты ведь выспалась, милая? Она кивает, её дыхание учащается. Как же хорошо, что тогда не она застукала мои припадки и передала их Глебу дословно. Насколько я знаю, со второй домработницей Валерия не ладит, они частенько друг на друга доносят. Кристина должна меня благодарить, с этого дня её зарплата значительно повысится. — Что вы делаете? — задыхаясь, спрашивает она, когда мои губы исследуют её шею. Будь моя воля, от подобных действий я бы проблевался прямо сейчас. Но не могу себе позволить подобную роскошь. — Тебе не нравится? — шепчу ей на ухо, сильнее сжимая пальцы на её талии. — Н..нравится. — Замечательно. Прошёл всего один день, а я так соскучился. Я заглядываю ей в глаза и вижу довольную улыбку на лице вперемешку с лютым смущением. — Только не говори мне, что никто из этих идиотов не обращал на тебя внимание. — Нет, никогда, — девушка кладёт руки на мои плечи, подрываясь к моим губам. — Ты мне так давно нравишься, — с этими словами я рву пуговицы на её блузке. Её дыхание перерастает в тихие стоны, и вот она уже хочет меня поцеловать. Убираю одну руку за спину, а другой аккуратно собираю её волосы в хвост, наматывая на кулак. Наши губы в паре миллиметров друг от друга. Я резко дергаю её за волосы назад, моё лицо тут же приобретает жесткие черты. Вместе с этим включаю записи на диктофоне. «Memento mori.» Этот неописуемый ужас в глазах не передать словами, мне это безумно нравится. Лера слегка приоткрывает рот и делает попытку вырваться, на что я плюю ей в лицо и швыряю головой об пол. Надвигаюсь на неё, словно монстр из темноты, девушка отползает назад, пока не упирается в кресло. — Объяснишь? — я сажусь перед ней на корточки. Лера ловит ртом воздух, словно рыба на суше. — Даниил получил плюс минус сорок выстрелов из автомата, — говорю я, не давая ей возможности придумать оправдание, — к сожалению, столько патронов у меня сейчас с собой нет, но сорок ножевых могу устроить, что думаешь, а? — Артём Сергеевич, — по её щекам текут слёзы, — пожалуйста, не надо, меня заставили. — Что-то я не вижу на твоём личике ни одного синяка, может, что-то есть на теле? — достаю заточку из рукава и провожу по её щеке, на что та громко ахает. — Раздевайся. Посмотрим, насколько нежно тебя заставляли. Я внимательно изучаю разводы туши на лице, пока Лера медленно раздевается, громко плача. — Тебя никто не услышит, девочка моя, нет смысла орать, у меня голова и без этого раскалывается. И вот она абсолютно нагая предстаёт передо мной. Вся трясётся и жмётся к стене. На теле нет ни одной царапины и синяка. — Ну я же говорю, нежно, ща исправим, — резко подхожу к ней и ударяю с ноги в живот. Она крючится и оседает на пол, немного притихая. Конечно, такой удар может заставить её не только резко выдохнуть весь воздух, но и выплюнуть все внутренности. — Пожалуйста, не надо, — из последних сил пищит она. — Ляг на живот. Девушке остаётся только подчиниться моим указаниям. — Честно, Лер, — я подхожу ближе, наклоняясь над ней, — ты, бля, молодая девушка, перед тобой столько перспектив в этой жизни, что мне даже жалко пальцем тебя тронуть. Поэтому потрогал ногой, — усмехаюсь, садясь на корточки, — скажи честно, и мы в расчёте, ты знала, что так будет? Лера выплевывает на пол сгусток соплей и слюны. — Да. — Тебе заплатили? — Да. — Эх, Лерка, Лерка, ну что ж ты натворила, — мой тон до боли сочувственный. — М…можно я пойду? Пожалуйста... — девушка пытается подняться с пола. — Лежать нахуй, — рыкаю я, толкая её рукой назад — тебе не стыдно? — Стыдно… — Ну вот и подумай над своим поведением. Беру её за волосы и поднимаю голову над полом. Слышал много историй о банде скупщиков детей, которые проворачивали свои грязные дела в Европе с семнадцатого по восемнадцатый век. Ещё младенцами они калечили детей и потом показывали в цирке уродов. Одним из наиболее распространённых методов модификации тела являлась так называемая «улыбка Глазго». Вот сейчас я и хочу посмотреть, как это выглядит в реальной жизни. Поэтому разрезаю её рот от уха до уха. Ювелир, Шатохин, ты, блядь, ювелир. Во время нашей косметической процедуры Валерия совсем притихла, лишь её глаза неистово бегали из стороны в сторону. Любуюсь своим результатом, и к моему горлу подкатывает комок тошноты, но я продолжаю держать образ невозмутимого джентельмена. — Ладно, хорош. Что мне бы поставили пять с плюсом на уроках изобразительного искусства в школе, мы уже поняли. Теперь время и тебе сказать что-нибудь. Но каждая попытка открыть рот выдаёт только противное бульканье и усиление потока крови. — Молчишь, Лерка, ну и молчи, — я плюю на пол и всаживаю заточку ей между лопаток. Я насчитал сорок ножевых, как и обещал. Вытираю заточку об её одежду, валяющуюся рядом, пока лужа крови её не запачкала, и мне приходит в голову самая конченная идея. Иду в комнату Максима. Дверь не заперта. Парень лежит в одежде и обуви на кровати, его взгляд буравит одну точку. Неужели он даже не смог заснуть? Как только я вхожу, он сразу же обращает внимание на мои окровавленные руки. — Макс, ты должен кое-что увидеть. Он, не отвечая, поднимается с кровати и следует за мной. — Увиденное тебя шокирует, — оправдываюсь я, когда мы уже стоим у двери, — но тут лежит самый главный элемент и виновник смерти Дани. Когда я произношу его имя, лицо Максима становится таким, будто его больно ударили. Я достаю диктофон и включаю эту злополучную запись. Его лицо не выражает больше никаких эмоций, я вздыхаю и открываю дверь. Взору парня предстаёт растерзанное бездыханное тело домработницы. Несколько секунд он изучает эту картину и поворачивается ко мне. Он всё понял. — Спасибо, что сделал это за меня, — Максим обнимает меня, кладя голову на моё плечо, и я слышу тихие всхлипы.