***
— Я заебался ждать, пока ты насплетничаешься, — бурчит себе под нос Роберт, проворачивая ключ зажигания. — Нет, это я заебался. Мужчина даже замирает, опешив. — Давно рот не мылили? — рычит на брата Роберт. Конечно, он понимает, что это результат его же влияния, но кто сказал, что пиздюку всё дозволено. Вальтер пристёгивается и, прикрыв глаза, откидывает голову на сидение. — У меня никогда не будет друзей. Старший хмыкает и ведёт плечом. Возможно, это тот самый момент, когда стоит проявить родительскую поддержку, но Роберт никакие специализированные курсы не проходил. Он научен трём вещам: водить машину, бить лица и язвить. — Могу отсыпать мелочи, купишь им по чупа-чупсу. — У меня никогда не будет друзей из-за тебя! — взрывается Вальтер, вызывая у мужчины смешок. Смешно, потому что он опять за рулём, а младший опять напрашивается на ДТП. Роберт выдыхает и пытается сконцентрироваться на дороге. — Почему никто не может относиться ко мне проще, лучше узнать меня? Почему всех интересует только сидел ли ты? — Кого «всех»? — Билла, — после небольшой паузы, отвечает парень. Роберт понятливо мычит и растягивает губы в улыбке. — У него походу пластинку заело. Вальтер отмахивается и отворачивается к окну. Мужчина поглядывает на него мельком. Очень хочется долбануться лбом об руль, но он себя сдерживает. — Чего ты от меня то хочешь? — Уже ничего, — тихо говорит парень, но через секунду вскидывается и резко разворачивается обратно к брату. — Вот зачем ты всё это заварил? — Что? — протягивает Грей, опять начиная смеяться. — Сам знаешь! Все эти байки, сплетни — твоя вина. Зачем ты полез на того парня, что ты ему наплёл? — А нехер барыжить у меня под окнами. Роберт снова начинает закипать. Все разговоры с братом такие — скачки от гнева к милости. Хотя они вроде не абъюзивная парочка с эмоциональными качелями. — А нож нахера? — Вальтер уже почти вопит. — Да что заладили с этим ножом, то гаечный ключ был, я его просто шугал, — мужчина вымученно закатывает глаза. Младший затихает, смотрит на Роберта вопросительно и глазами хлопает. — Вот пойдёшь и объяснишь это Биллу. Роберт уже не сдерживается — хохочет в голос. Пару дней назад он ему надрачивал, а сегодня пойдёт и попросит дружить с его братиком. Может ещё торт испечь? С перечеркнутой надписью «virgin».***
Билл замечает во дворе своего дома покорёженный красный пикап и каменеет. Сейчас всего четыре часа вечера, а его отец уже дома. Не к добру. Ключ во входной двери он проворачивает медленно, вздрагивая от каждого щелчка, который в его воспалённом восприятии кажется ему колокольным звоном. Заходить он не спешит, просовывает сначала только голову, оглядывая обстановку. В гостиной орёт телевизор — футбольный матч. Билл облегченно выдыхает. Разбувается на весу, вдруг несчастный стул, стоящий в коридоре, так невовремя заскрипит. Парень оставляет кеды возле двери, а сам, стараясь ступать как можно тише, направляется к лестнице, по пути благодаря Рай и Ад, что она из гранита и скрипеть там нечему. — Стоять. Билл так и замирает, не донеся ногу даже до первой ступеньки. Он чувствует острый, словно лезвие, взгляд, направленный ему в спину, ощущая как холодная капля пота скатывается с его затылка прямо за шиворот. — Где ты был? — В ш-школе. Он дышит через раз, экономит воздух, боясь спровоцировать, чем-то себя подставить. Тут многого не надо. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Развернулся бы сам — получил бы за то, что без спроса. Билл жмурится до белых пятен. Ему бы до десяти сосчитать, успокоиться, только на «девять» он уже будет мордой в пол придавленный. Парень собирается с духом, разворачивается. Хотелось бы носки свои продолжать рассматривать, но ему сказали смотреть, значит надо смотреть. Зак стоит, оперевшись плечом об дверной косяк. В руке у него бутылка пива и, судя по тому, как слипаются его глаза и в каком треморе заходится его свободная рука — далеко не первая. — Я ещё раз спрашиваю. Где ты был? — В школе, — уже твёрже отвечает Билл. Отца бесит, когда он заикается. Зак хмыкает, болтает оставшейся жидкостью на дне бутылки, продолжая смотреть сыну в глаза, казалось бы, вообще без какой-либо заинтересованности. — Уверен? Билл заторможено кивает. Мужчина в ответ на это раздосадованно цокает языком, как будто в чем-то разочаровавшись. — А мне тут сообщили, что ты весь день хуи пинал на пустоши, со своими друзьями педиками и местной рыжей дыркой. Парень ошарашенно выпучивает глаза и выставляет руки вперёд, активно мотая головой в разные стороны. — Нет-т, кл-клянусь, я был в школе, пож-жалуйста! Старший Денбро продолжает на него смотреть всё так же, без эмоций, будто это не его сын сейчас почти задыхается. Он отрывается от стены и делает шаг вперёд, отчего Билл загнанно дёргается и начинает пятиться назад, пятками врезается в лестницу, чуть ли не падает, но даже внимания на это не обращает, всё смотрит побитым щенком и головой отрицательно вертит. Зак усмехается — его любимое зрелище. — П-пап, п-правда… — говорит Билл и тут же осекается. — Я тебе не папа, гадёныш! У меня такое пиздло вырасти не могло! Вот он, тот самый момент. Парень на секунду замирает, всматривается в багровеющее от злости и пьянства лицо напротив, а после резко разворачивается и бежит по лестнице вверх. На свою комнату он не рассчитывает — там замок давно сорван, но если успеет, доберётся до Джорджи. Отцу, по-сути, плевать, он при младшем его бить не чурается, но самого Джорджи — никогда. Биллу, может, и больнее от этого, но зато можно использовать брата как живой щит. Все его надежды рассыпаются в дребезги, прям как зажатая до этого в отцовской руке, а теперь уже разбитая об пол стеклянная бутылка, когда его за футболку с силой тянут назад. Носки соскальзывают по лаковому покрытию и Билл падает на голые колени, проезжая на них почти весь лестничный пролёт. Он падает набок и шипит, больно приложившись плечом об пол. Очухаться ему не дают — сразу же хватая сзади за шею и отрывая от пола, вынуждая смотреть в глаза. — Я сколько раз тебе говорил?! Не смей мне пиздеть! — Я н-н-не… — Н-н-не, — передразнивает его Зак и морщится в отвращении. — Закрой рот! Рука на шее сжимается крепче, Билла отшвыривают в сторону и он снова падает. Локти опять все красные. Билли, с велика наебнулся? Парень остаётся сидеть на коленях, упираясь ладонями в деревянный паркет и опустив голову. Лишь взглядом из-под чёлки впивается в лицо того, кого принято отцом называть. Биллу казалось, что он привык, адаптировался. Научился терпеть, сжать зубы, но ни звука не проронить, даже когда его розгой секут. Казалось бы, боль — она всегда одинаковая. И физическая тут ничего не решает. Не важно чем его били, как долго, внутри-то боль одна и та же. Когда-то Билл смог себя переубедить, что это не боль вовсе — ненависть. Потому что боль означает, что он подчиняется, что у Зака всё по плану идёт, как и хотел. Ведь он все эти годы не ненависти к себе добивается, ему на отношение глубоко насрать. Нет, это животное хочет крови, страдания, чтобы сын красные сопли по лицу размазывал и просил остановиться, потому что больно. Биллу не больно, он себе это чувствовать запрещает. Зак ходит вокруг него, как загнавший добычу зверь. Парень глазами следит за чужими руками, надеясь не пропустить тот момент, когда в них окажется что-то тяжелое. — Я даю тебе последний шанс, — мужчина приседает перед ним на корточки, хватая сына за волосы и задирая его голову. — Где ты был? — А ты? — выплёвывает ему Билл. Окатившее чужое лицо удивление оседает приятным чувством где-то на подкорке сознания. Билл поставит это рядом с воспоминанием о первом прыжке с карьера и сентябрьским выпуском «Playboy». — Г-где ты шлялся весь сегодняшний д-день? А вчера? Протирал ебалом барные стойки? Пузырящаяся в чужих глазах ярость норовит брызнуть раскаленной лавой ему прямо в лицо. Он устал, заебался. Какой смысл молчать, какой смысл «не нарываться»? Пора было уже давно осознать, что Заку причина не нужна. Он её выдумывает, кажется, для себя самого. Как будто у него внутри заперт нормальный человек, который колотит руками по клетке и молит не трогать его сына. Но сейчас снаружи зверь, а они человеческого не понимают. Захочет — поколотит, захочет — убьёт. От дня недели зависит. Зак ничего не отвечает, лишь улыбается слегка и, сжав покрепче копну мальчишеских волос, прикладывает Билла лицом об пол.***
Роберт тихо подпевает играющей в машине песне, выруливая на частный сектор. Оценив со стороны его маршрут, можно даже предположить, что он патрулирует, а на самом деле он просто катается, чтобы проветрить мозги. Мужчина этой мысли усмехается. Как минимум половина Дерри считает, что все несчастья этого города держатся именно на нём. Грей их переубеждать не спешит, ему глубоко насрать. У мелкого из-за этого проблемы с социализацией — это да, его косяк. Но будь у Вальтера стержень потвёрже и похуизма побольше… Хотя, в прочем, это уже звучит как попытка Роберта себя оправдать. Солнце понемногу начинает садиться и пусть лицо накрывает приятным оранжевым светом, мужчина всё равно недовольно вздыхает. Хоть и ночью он водит ничем не хуже, чем днём, с включенными фарами он чувствует себя гуляющим по чаще с телефонным фонариком. Глядя на деррийские дороги, по-другому и не скажешь. Задумавшись, Роберт в последний момент замечает худощавую фигуру, резко выскочившую из-за поворота. Грей матерится и бьёт по тормозам. Фигура замирает, уставившись на машину, пытаясь через лобовуху что-то рассмотреть. Только вот стёкла тонированные, что нисколько не мешает самому Роберту всё прекрасно видеть. Мужчина плотоядно улыбается и, отстегнувшись, распахивает водительскую дверь. — Билли. Мальчишка вмиг весь вытягивается и начинает оленьими глазами по его лицу бегать. — Подкинуть, красотка? Роберт доволен. Пусть он с ним встречи и не искал (Вальтер пусть свои капризы сам пережевывает), но он соврёт, если скажет, что Билл не поднимает ему настроение каждую их встречу. Парень всё также молчит и Грей, осмотревшись и удостоверившись в том, что по вечерам дороги пустые, расслабленно кладёт локти на дверь, продолжая рассматривать мальчика. И тогда он замечает. Глаза у того красные, опухшие, нос им в этом не уступает. Билл стоит, пошатываясь, одно плечо вниз уходит, как если бы он на него что-то тяжелое повесил. Парень остервенело нижнюю губу терзает, смотрит на Грея, брови заломив, одной рукой локоть второй придерживает, который, походу, кровоточит. — Что случилось? — Упал. Пять баллов, отскакивает как от зубов. Остаётся надеяться, что они все на месте. — В бетономешалку? Билл даже прыскает, со смеху носом дёргает и тут же шипит. Роберт недоверчиво глаза щурит, в юношеские всматривается, но не видит там ничего. Мальчик улыбается, а глаза его нет. Красивые. — Поехали пробздимся, Билли, — мужчина одёргивает себя, будто сбрасывая наваждение. Билл переводит взгляд с Роберта на пассажирское сидение и обратно. Он снова улыбается и отрицательно качает головой. Грей его взгляд прослеживает и улыбку отзеркаливает. — Приставать не буду, — он поднимает ладони в защитном жесте. — Только ты, чур, тоже. Билл всё продолжает улыбаться. Улыбается и умирает. Потому что он всё-таки идиот. Потому что таился пол недели, а стоило случайно наткнуться, как он понял. Что того, от кого он прятался, хотелось видеть больше всех. Роберт начинает заметно нервничать, скребя ногтями лакированное покрытие. Видок у пацана на миллион и что бы он ему сейчас не ответил, Грей его посреди дороги не оставит. Билл медленно прикрывает уставшие глаза и выдыхает. — Поехали.