***
Сумеречный приглушенный свет в мире, в котором нет солнца, мягко окутывал пространство, делая воздух плотным, будто объемным. Идеально белый снег искрился тысячей звезд, укрывал крыши пухлым белым одеялом, хрустел под ногами. В тяжелое низкое небо уходили столбы густого серого дыма, они словно держали его, подпирали, не давали упасть на головы вечных жителей этого поселения. Удивительная тишина взрывала пространство, люди неспеша расходились по своим домам, разве что спокойствием отличались они от живых. Велеслав шел молча, смотрел себе под ноги и не оглядывался по сторонам: он боялся смотреть на родных, давно ушедших в этот печальный мир. Но знал, что они где-то рядом. Наконец, ребята оказались у подножья высокого нарядного терема. В несколько этажей, с восьмеричными башенками, крытыми гульбищами и лестницами из дерева, почерневшего от времени. Все окна обрамлялись резными ставнями, а ажурные причелины на фронтонах и охлупни в виде коней придавали этому тяжелому великану изящность. Широкая, крытая двускатной крышей на мощных, украшенных резьбой и золотой росписью колоннах лестница выходила прям на дорогу, встречая гостей, и вела сразу на второй этаж, где распашная дверь заслоняла путь. Оглядев величественный терем снизу-вверх, Велеслав и Заряна наконец обернулись назад. Болезненным уколом в сердце юноши отозвались увиденные им в толпе родные лица. Мать, дядя, бабушка с дедушкой и его любимая маленькая сестренка Лада с тревогой вглядывались в происходящее. Прочие также казались знакомыми: вон тетка Доня, вон дед Журба, вон погибший тем летом троюродный брат, ровесник Велеслава, светил своими рыжими волосами. Одеты были добротно: теплые овчинные тулупы, шубы, шерстяные платки у женщин, украшения, несколько мужчин в доспехах укрывались большими подбитыми шкурами плащами. — У тебя большой и сильный род, Велеслав, — разрезал тишину низкий женский голос, не отражающий никаких эмоций. — Все они пришли поддержать тебя. Из ниоткуда появилась на лестнице сама Морена. Высокая, стройная, горделивая. На плечах шуба, волчьим мехом наружу, а серп болтался на поясе. Бледная кожа, прищуренные черные глаза, в которых не видно зрачков, нахмуренные брови, посиневшие губы, нос прямой, но без горбинки — она была по-своему красива, как может быть красива смерть. — Коли не их заступничество, я бы забрала твою дерзкую душу прямо сейчас, за то что посмел перечить и явился сюда, — продолжала смерть. — Воля родовичей даже мне не подвластна. Живые свято чтут память ушедших. Ушедшие крепкой стеной стоят за живых во всех мирах и измерениях. Но душу твоей сестры я так просто отдать не могу. — Морена уже все знала, не укрыть смертным своих мыслей от богов. — Я знаю, поэтому принес тебе свою взамен, — решительно заявил юноша. Как бы не холодело его нутро, взгляда от Марены он не отводил. — Хм, дерзкий, почто мне твоя строптивая душа, она и так моей будет, когда придет срок, — рассуждала Марена. — А что я могу отдать взамен? — не унимался Велеслав. — Слугу верного ищу, да только сгодишься ли, сдюжишь ли… Среди толпы родичей прошелся шепот, полный ужаса и отчаяния — не такой участи они желали потомку. — Не надо, Велоша, пройдет время и мы изново народимся на земле, а служить Маре вечно будешь, — взмолилась мать. Велеслав не дрогнул, не отвел взгляда. — Что ж, тогда испытаю тебя в полночь на капище, — бросила смерть и, круто развернувшись, ушла, разбивая тишину стуком каблуков о дерево. Если бы могла мать упасть без чувств бездыханным телом на белый снег, если бы могла еще раз умереть от ужаса и страха за свое дитя. Но некуда было отлететь ее душе, и оставалось только в отчаянии закрыть лицо руками, чтобы не закричать в этом царстве тишины.***
В просторном деревянном тереме было натоплено и светло. Дерево пахучее даже здесь, в навьем мире, живое. Мощные тесаные стволы, щели плотно законопачены. Гулко отзывается под ударом сапога воина, ворчливо скрепит под ногами женщин пол. Сквозь маленькие, затянутые бычьим пузырем оконца почти ничего не видно. В центре избы стоит печь с полатями наверху и делит помещение на две комнаты. В первой по стенам стоят широкие лавки и сундуки, устланные шкурами, а в центре стол простой, но крепкий, в дальней комнате, за печью, бабье хозяйство, там заправляет старшая в роду женщина. Оглядываясь, Велеслав дивился, как хорошо его семья живет в Нави. При жизни у них такого достатка не было давно, но даже в голодные годы они не жалели подношений своим предкам и богам на праздники. Однако сейчас ушедшие родственники были печальны как никогда. Неслыханное, юнец дерзнул спорить с самой Мареной. — Да-а, задал ты нам думу, — сообщил высокий крепкий мужчина в воинском облачении. — Ты, поди, и не знаешь меня, я тебе прадед буду по отцовой линии. Старший здесь. Грудыня, — представился он потомку. Велеслав в ответ почтительно склонил голову. — Ты садись милок, — пригласила знакомая парню тетушка Доня. На Заряну, которая все это время мялась у входа, она посмотрела искося и недобро. Девушка была навьей и для живых добра не сулила. Бабы, которые все хлопотали в поварне над едой, вообще склонялись к мысли, что это она надоумила парня идти к Марене менять свою жизнь на жизнь сестры. — Надо нам растолковать, как станет Марена его испытывать, и стало быть решать, чаво делать, — предложил дед Журба. Внешне он выглядел намного старше Грудыни, однако приходился ему лишь племянником. Журба дожил до старости, а Грудыню Марена забрала в расцвете лет. — Бежать надо Велоши, бежать отсюда, — взмолилась мать выглядывая из поварни. — Даже в нави бабы дуры, кудой ты от Марены убежишь?! — раздался голос крепкого, но коренастого мужчины, пальцы его, словно корни дерева переплетаясь, покоились на животе. — Испытание принять надобно, все одно или помирать, или в услужение идти. Живым ему уже траву не топтать, — после продолжительных споров заключил Грудыня и принялся за еду. Душам важнее была энергия, переданная с дарами, но на вкус она ничем не отличалась от обычной. Остальные последовали его примеру. И лишь мать, бледная и поникшая, обнимая дочурку, сидела в дальнем углу, боясь шелохнуться. Велеслав тоже потянулся к угощениям, как вдруг понял, что куда-то пропала Заряна. Охваченный хороводом родни, про спутницу он совсем забыл. — Что, ведьму ищешь? — подметила тетка Доня. — Не боись, она здесь свойская, привела тебя аки агнца за заклание. — Я сам решил, сам пришел к ним просить помощи, — возразил парень. Тетка хмыкнула: — Как же можно самому в Навь дорогу найти — то людям не посилу, даже если бы и пришел к нужному месту, то не увидел бы ничегошеньки, — удивилась молодая женщина сидевшая напротив. — Вы того помнить не можете, так давно это было, а я то дольше всех тут векую, наказанная и знаю. — сказала до это молчавшая женщина. Из всех она была одета не по обычаю. На ней был грекийский костюм. — Что прапрадед моего прапрадеда был волхвом, много раз он перерождался, а потом его душа, все познав ушла, растворившись в вечном свете. — К чему ты клонишь? — переспросил дед Журба. — Никто не уходит бесследно, частичку, но оставляет в потомках. Видимо дар его в Велоше проявился. Вечер быстро пролетел в окружении семьи, незаметно всплыла луна без звезд над городом духов. Стали бить барабаны, созывая всех на капище, пришло время испытания. Спохватившись, Велеслав с родней высыпал во двор, по улице, освещенной дребезжащим светом факелов и луной, уже шел люд, как здесь принято, в гробовом молчании, лишь поскрипывая снегом. Гулкие удары барабанов, заполняющие вязкую тишину, доносились откуда-то из-за города, звали, манили. Юноша пытался найти Заряну, но девушки нигде не было. И подхваченный молчаливой толпой, он двинулся к капищу.***
Серым ковром раскинулась за городом заснеженная пустошь, где-то на горизонте сливаясь с черным небом. Ни овражка, ни холмика, и лишь посреди долины из-под земли в высь, словно клубок змей, вздымались черные щупальца. Внизу толстые в несколько обхватов, а в верховьях паклей из тысяч мельчайших веточек собирались они в плотную копну. То были корни дуба, пронизывающего миры. Перед ними в очаге с еще пылающими углями громоздился гигантский, выше человеческого роста котел, в котором кипело и пенилось молоко. Свет от костра резвыми зайчиками играл на корнях древа, путался в них и исчезал в непроглядном мраке. Лешие сновали вокруг, подбрасывая и поворачивая дрова для поддержания кипения. У них под ногами с веселым визгом носились, одетые в лохмотья, с торчащими во все стороны грязными волосами и мертвенно синей кожей детишки, оставляющие следы своих босых пяток на снегу. К удивлению юноши, не было привычных идолов и других ритуальных атрибутов — зачем они, если боги сами проводят обряды. Толпа, не нарушая тишины, выстраивалась кругом. Мужчины держали в руках факелы на длинных деревянных жердях, отчего в округе стало светло, как в Прави. И если те, кто вышли первые, уже были на месте, то вышедшие последними едва покинули город, растягивая цепочку из мерцающих огоньков на многие сажени. Круг ширился. Расталкивая людей, к Велеславу пробилась Заряна. - Марена станет тебя испытывать, ничего не бойся, делай что попросит, - сказала она и сунула в руку небольшой сверток ткани. На ощупь распознать, что в нем было, парень не смог и, чтобы не потерять в суматохе, убрал за пазуху, хотел было спросить, но не успел. Народ загудел и, расступаясь, пропустил шествующую в сопровождении своей свиты Марену. Двое леших несли ее на резном застеленном шкурами троне. Богиня была особо празднично одета в этот вечер. Привычное черное платье дополнял высокий головной убор — кокошник с пышными лентами на затылке. И без того бледное лицо было набелено, а брови и глаза подведены углем, что придавало взгляду бо́льшую глубину. Черные пальцы украшали увесистые перстни, запястья — металлические поручи. Воротник из волчьего меха лежал на плечах скорее для красоты — смерть не мерзла на морозе. Замыкали процессию свистящие и улюлюкающие домашние духи — они рады были вырваться из мира людей на праздник. Опустив хозяйку в центре круга, у очага, где потрескивал огонь, лешие скрылись, барабаны умолкли, нежить, отступив, затаилась. — Ну, смельчак, где же ты есть, неужто струсил и придется мне посылать за тобой своих верных слуг? — с усмешкой произнесла Марена, расхаживая по капищу. В ответ на ее слова с карканьем и гомоном сотня воронов взмыла в черное небо с ветвей-корней дуба В темноте ночи раньше их не было видно. Поскрипывая и покрякивая, загалдели навьи. — Не надо, я здесь, — выходя в круг, заявил Велеслав. — Я готов биться. Хозяйка Нави рассмеялась. От этого смеха Велеславу сделалось дурно, боль прошила виски. — С кем же ты собрался биться? Мне нужен слуга, а не воин. Лучшие воины всех времен и так в моей власти, гибнет их не мало, — надменно произнесла богиня. — А что же делать прикажешь? — А что, по-твоему, самое ценное в слуге? — вопросом на вопрос ответила она. — Честность, — подумав, предложил Велеслав. Весь вечер он мысленно дрался с волколаками, побеждал упырей и даже Усыню великана, теперь же был сбит с толку. — Преданность, — холодно ответила вечная Марена. — Будешь ли ты так же верен мне, как мои дети? — окидывая жестом притихших духов, спросила она. — Умрешь ли без права на свет, воскреснешь ли для вечной службы? — голос эхом разбивался о ледяную пустыню. Из толпы донесся тихий всхлип, тут же задушенный о чье-то плечо. Мать была в отчаянии. Все нутро молодого, едва начавшего жить парня съежилось. Он чувствовал себя будто зверь, попавший в западню, сам пришел в лапы к смерти. Теперь хотелось сорваться и убежать, спрятаться, но мог ли он отказаться от своих слов в последний момент? Что подумают предки и его новая подруга Заряна о таком малодушии, и как жить после, зная, что не только опозорил себя и род, но и не смог спасти сестру. Нет, ему уже не спастись от серпа Марены, а значит, лучше с честью принять смерть. — Буду, — твердо, не отводя взгляда от черных глаз богини, сказал юноша. — Так докажи, полезай в котел, — по губам Марены скользнула хитрая улыбка. Что ей жизнь одного глупца — может быть, она все это ради забавы устроила? Еще больше огорошила она Велеслава. Не отвечая, оторопело юноша уставился на огромный очаг, в котором располагался накаленный докрасна котел, хлипкая бревенчатая лестница опиралась на его край, приглашая взойти. Обернувшись последний раз на семью, онемевшими ногами он подошел к котлу настолько, насколько подпустил его жар. Легко сказать. Но как пересилить себя, если за пять шагов нестерпимо горячо. Заслонив лицо рукой, Велеслав хотел ринуться вперед, как почувствовал, будто один из угольков уже попал ему за пазуху. Сверток, что передала Заряна. Скользнув рукой под полу тулупа, он нащупал ледяной метал перстня и интуитивно надел его на палец. «Ничего не бойся», вспомнил Велеслав слова снегурочки и поймав на себе лукавый взгляд Марены, от которой не укрылась его заминка, решительно двинулся к котлу, в несколько шагов преодолев расстояние. Ухватившись за древесину лестницы, парень быстро вскарабкался наверх, жар нестерпимо жег кожу, не давая времени на раздумья. В голове хаотично мелькали мысли: «Неужели это погибель, успею ли я почувствовать боль, зачем Марена это все устроила». Смахнув их словно надоедливых мух он сложив руки оттолкнулся и с головой ушел в кипящее молоко. Заголосили мать и тетки, запричитали. Зашептались жители царства мертвых. Марена и Заряна напряженно ждали, вглядываясь в огонь. А Велеславу показалось, что он летит в кромешной тьме, счет времени был потерян, тишина давила на уши. Умер он или еще жив, парень не знал. Однако сознание было удивительно ясным, перед глазами стремительными вспышками проносились воспоминания, события, знания потустороннего мира, голоса. Будто плотину сорвало и ничем не сдерживаемый поток рванул, затапливая округу. В следующую секунду упругий толчок выбросил его на поверхность. Только сейчас он ощутил боль обожженной кожи, закашлялся и, перевалившись на спину, попытался стянуть с себя обмякший тулуп. Сам он был цел. Толпа ахнула, и волна шепота покатилась от первых рядов к последним, ничего не увидевшим. — Твой пращур, волхв Велеслав, служил мне и Нави, а достигнув познания в бесконечном коло перерождений, ушел не в свет, а в пустоту, из которой сотканы миры, — пояснила богиня Марена, медленной поступью обходя лежащего на снегу юношу, беспомощно глотающего холодный воздух. — Еще ребенком, Кот Баюн приметил тебя в лесу, увидев его дух за тобой. Тогда я и сама удивилась, что спустя столетия мой верный друг вернулся в своем потомке. Правда, чтобы заманить тебя сюда, пришлось забрать твою сестру, но не переживай, свое обещание я сдержу, отпущу ее, а тебе теперь быть моим навеки!