Шёл, шёл и нашёл

Все время до обеда Илья сидел на широкой, утепленной веранде с видом на Катунь. Он уютно свернулся клубочком в большом кресле. Альфа освободил его от приготовления обеда, решив пожарить шашлык. Слабость все еще одолевала Ильку, и он спорить не стал, тем более, что ближе к вечеру его ожидал поход в баню. Может, к этому нужно как-то готовиться, лениво рассуждал он, понимая, что без лишней нужды с кресла не встанет. Альфа, разгрузив внедорожник, опять уехал в магазин, оставив Илью мечтать, глядя на воду. И грех было не помечтать! Катунь величественно несла свои бирюзовые воды по каменному ложу. На противоположном берегу виднелись горы, поросшие густым ельником с яркими пятнами золотых берез. Волны наплескивались на широкие валуны, ограждавшие заводь. Наверное, летом тут и купаться можно. Сейчас в воду лезть не хотелось, небо было затянуто свинцовыми тучами, изредка накрапывал мелкий дождик. Мысли текли настолько плавно, настолько спокойно, что Илька начал понемногу дремать. Ларионов разбудил его к обеду, до отвала накормив сочнейшим мясом. К чаю Кирилл выложил любимые илькины круассаны с вишней. - Я люблю тебя, - в восторге пискнул Илька. И осекся. - Надеюсь, не только за круассаны, - улыбнулся Ларионов. - Эээ, не только, - промямлил омега. Черт, черт, как неловко. Опять он сначала говорит, потом думает. Слышал ли альфа то отчаянное признание в машине? А если нет? То, получается, что Илька признался в самых великих своих чувствах за парочку хлебобулочных?! После сытного обеда Ильку опять потянуло в сон. Он пытался помыть посуду, но альфа аккуратно его отстранил и отбуксировал к тахте. Еще прошлой ночью они ее разложили и получилось довольно широкое, хоть и твердоватое ложе. Илька спал не больше двух часов и проснулся бодрым и полным сил. С удовольствием потянулся и поискал глазами Ларионова. Опять он где-то пропадал. Илька собрался посмотреть почту, но вайфая не было, а мобильный интернет ловил очень плохо. Послонявшись по комнате, Илька остановился у старинной карты мира, украшавшей одну из стен. И завис рядом. Какая-то мысль упорно пыталась пробиться в сознание, но все время ускользала. Они уже пытались сопоставить места преступлений, связав их в какую-нибудь магическую фигуру – и ничего не вышло. Ни пентаграммы, ни руны, ни древние письмена… Не выстраивались точки убийств в известные за две тысячи лет символы. Да, теперь они знали, что убийства происходили на энергетически сильной земле, но на этом всё. Таких мест на планете было много больше, чем шесть. Что же в этих особенного? От раздумий его оторвал Ларионов. Альфа растопил баню, разжился двумя большими полотенцами и махровой простыней. И, сияя от счастья, продемонстрировал свежедобытый березовый веник. - Прикинь, полдеревни объездил, нет веников ни у кого. Не парятся алтайцы, что ли? Баня тогда зачем? Илька как мог изобразил радость. Вообще, он в принципе не понимал, зачем нужен веник? Они там сначала уборку делать будут? Перед тем как помыться? А помыться очень хотелось. Если бы Илья Соболев, наивный омега двадцати пяти лет, неискушенный, ни разу в жизни не бывший в деревне, и баню представлявший в виде сауны с бассейном, знал, на что подписывается, он был бы уже на полпути в Н-ск. Сначала ему было даже интересно. Тазики, наполненные водой, мягкие мочалки, пахнущие травой. Взаимное мытье. Так приятно было скользить пальцами по мыльной коже Ларионова. И принимать ответные ласки. Кирилл с удовольствием потер омеге спинку и подставился под мочалку сам. А потом потащил Соболева в филиал ада на земле. Они шагнули в парилку и Ильке показалось, что он задохнулся. Воздух здесь был настолько горячим, что страшно вдыхать. Стало понятно назначение простыни – ни к чему в этом пекле невозможно было прикоснуться. Илька дернулся было назад, но альфа не дремал, перехватил и уложил на лавку. Едва справившись с головокружением, Илька мгновенно вспомнил свой любимый фильм о том, как известный преступник сбегал с планеты, поверхность которой раскалялась на дохреллион градусов за считанные минуты. Кажется, сейчас он вполне понимал героев фильма. Поскольку голова Ильи была отвернута от демона, заправлявшего в этом аду, он не увидел, как на каменку плеснулась сильно пахнущая эвкалиптом вода. Если бы он стоял, запах сбил бы его с ног. А так пришлось лишь на пару секунд задержать дыхание. А потом горячий пахучий воздух, казалось, мигом наполнил его легкие до последней клеточки. Первый удар веника пришелся на спину, и Илька в панике крутнул шеей, чуть не вывихнув позвонки. Что происходит? Почему он не сжег эту недощетку в печке? Где была его голова? Кирилл входил во вкус. Бока и попа Ильки постепенно окрасились в ровный сначала розовый, а потом насыщенно ярко-красный цвет. Он попытался приподняться и сбежать, но альфа одним толчком уложил его обратно, и за непослушание еще и огрел ладонью по ягодице. Илька замер, по-новому осмысливая выражение «как мышь под веником». Да, определенно, баня наводила на философские мысли. Ужас продолжался. Избив Ильку веником, альфа выволок его назад в помывочную, где у садиста имелись заготовленные емкости с ледяной водой. Илька подпрыгнул и заверещал, когда его окатили из ведра, не пожалев ни капли. А потом потащили по второму кругу, предложив поменяться. Кто бы смог отказаться отлупить садиста, доставившего столько мучений? Илька не смог. В удары он вложил всю силу, от души. Альфа только блаженно отфыркивался. Еще и похвалил его, скотина. Из бани они выползли уставшие: Илька, все еще пребывающий в шоке, и довольный Ларионов. После банных мытарств Илька мёртвой тушкой упал на тахту. И с удивлением отметил, что стало гораздо мягче, как будто добавился ещё один матрас или одеяло. Разумеется, вставать и проверять предположение он не стал. Ларионов шуршал у печки, подкидывая дров. Потом комната погрузилась в темноту, освещаемую только всполохами уютно горящего за стеклом пламени. Кирилл легко перевернул Ильку на спину. И поцеловал, нависая сверху. Илья пылко ответил, запутав пальцы в ещё влажных волосах Кирилла. Даже приподнялся от избытка чувств, так он соскучился по жарким объятиям своего альфы. От распухших губ Ильки Ларионов спустился на шею, особое внимание уделив метке. Теперь Соболев понимал, почему. В прошлом альфе было отказано в естественном, инстинктивном желании пометить свою пару. И хоть истинным метка особых преимуществ не давала, но сам факт оскорблял. Илья не собирался отказывать Кириллу ни в чем. Слишком хорошо было под его губами и языком. Илька потянулся к уже совсем твёрдому члену альфы, приласкать, дать понять, насколько он желанен и любим. Но Ларионов мягко перехватил и отвёл его руку, прижав к тахте. - Дай мне насладиться тобой, - глухо прошептал альфа и прикусил левый сосок Ильки. Омегу выгнуло навстречу, и он протяжно застонал. Что угодно, билось в его голове. Кирилл как будто услышал разрешение, а может и правда "услышал" через метку. Он нежил и ласкал мягкие после бани соски омеги, делая из них твёрдые бусинки. Илька метался под безжалостным языком и хрипло, тяжело дышал. Его ноги самовольно раздвинулись, бёдра дернулись наверх, приглашая. Член истекал капельками смазки, внутри было влажно. Соболев, нарушая запрет, потянулся к плечам альфы, вцепился в предплечья. - Пожалуйста, - выстонал он. Альфа не ответил, только переместился ниже, освободившись из слабого захвата. Уделил внимание животу Ильки, и мучительно медленно принялся вылизывать член. Соболеву показалось, что искра из печки каким-то волшебным образом переместилась в него и внутри вспыхнул пожар. "Пламя страсти" как писали в романах теперь не казалось художественным вымыслом. Он реально плавился от умелых ласк и нестерпимо хотел ощутить, наконец, в себе великолепный образчик альфьего члена, что без дела стоял неподалёку. Что, похоже, в ближайшие планы жестокого альфы не входило. Потому что вместо того, чтобы погрузиться в изнывающего от желания омегу, он устроился между широко разведенных ног Ильки. Соболев начал было смущаться, но все мысли просто улетучились из головы с первым всасывающим движением губ Ларионова. Илька закричал от невыносимого наслаждения, от продолжающихся безжалостных поцелуев прямо в истекающую смазкой дырочку. Он судорожно комкал одеяло, и, покачивая бедрами, отдавался во власть Ларионова. В какой-то момент Илька понял, что не может вынести больше. Его тело дрожало от удовольствия в удерживающих его на месте сильных руках. - Пожалуйста, пожалуйста, - задыхаясь, умолял он спекшимися губами. И выложил последнюю карту, - Кирилл, сделай меня своим… Альфа оторвался от своего занятия и улыбнулся. - Раз ты так мило просишь, малыш, - Ильку приподняли и одним движением насадили на член. Бедра омеги оказались чуть задранными наверх, а голова сползла с подушки. Ильке было все равно. Его, наконец-то, распирало изнутри прекрасным, совершенным орудием любви…Как же хорошо… Громкий хохот альфы прорвался сквозь лихорадочное удовольствие, туманившее сознание Ильи. Он с трудом сфокусировал взгляд на ухмыляющемся Ларионове. - А что… ахх, а что смешного? – все же смог выдавить он. - Орудие любви, - смеялся Кирилл, не прекращая двигаться. – Ты серьезно? Если бы можно было провалиться со стыда под землю, Илья сделал бы это прямо сейчас. Мало того, что он не думает, что говорит… он еще и говорит, что думает. Тело опять предало, не дав погрузиться в пучину самоуничижения, а просто утянуло его в водоворот наслаждения. Не выплыть, не вздохнуть. Илька опять не осознавал, что вскрикивает на каждое глубокое проникновение. И Кирилл от всей души приветствовал каждый крик, каждый стон. Особым удовольствием для альфы было доведение Ильки до вот такого бессознательного состояния. Омега принадлежал ему полностью. Когда метался, сбивая простыни. Когда стонал, кусая губы. Когда бесконечно долго корчился в судороге высшего наслаждения. Когда после устало сопел в его шею. Ларионов бережно баюкал Ильку, прижимая к груди. Илье было жарко, и он слабо оттолкнул альфу, попросил воды. Напившись, свернулся клубочком у бока Ларионова, пристроив голову на его руке. Кирилл подтянул безвольное тельце на плечо, прикрыл простыней. - Знаешь, мне шаман велел в эту ночь покрыть тебя, - сказал Ларионов. – Представляешь, так и выразился – «покрыть». Там звезды как-то сходятся… - Так мы занялись сексом по указке шамана? – не открывая глаз, зевнул Илья. – А так бы мне ничего не перепало? Ничему жизнь не учит великовозрастных омег. Ничему. В следующее мгновение он уже стоял на коленях попой кверху, разбуженный смачным шлепком по ягодицам. - Займемся любовью потому, что я так хочу, - рыкнул Кирилл. - А сейчас и ты захочешь, - мрачно пообещал альфа. Илька закрыл глаза, блаженно улыбаясь.