За поворотом

Он построил для друзей Дом, как для родных людей, дом-театр, вложив в него всю свою любовь, всю душу, все желание поддержать каждого всем, чем и как только может. Жил в этом доме, вместе с ним, и его любимый человек. А потом все рухнуло. «Весь мир театр», так ведь верно сказано. Друзья прыснули тараканами в разные стороны. Предусмотрительными крысами с терпящего бедствие корабля. Отдельно взятое насекомое не погнушалась по-скотски оболгать, жадно ловя, мелкими серебряниками, свои пять минут славы, тусклым отблеском чужой. Заулюлюкали «Ату!» те, кто раньше рукоплескал, не все, конечно, но будто последней каплей выплеснувшегося на него за последнее время дерьма. Он влип в страшные долги, оставлявший лично себе буквально на сигареты, все остальное обрадовано и гордо тащивший в Дом. Все это вместе взятое было паршивей всего, или то, что его кинул всего один человек, зато самый дорогой на земле, любимый человек? Еще и кошку пришлось отдать. Маме. Что поделаешь, если они так сразу понравились друг другу, что ни чьему сердцу не прикажешь, чтобы силой милому не быть? Может, оно и к лучшему, он котьку покормить вовремя и то не всегда мог. Праздновать в этом году день рождения хотелось меньше всего в жизни. Совсем другими были один за другим последние предыдущие из них. Когда рядом с ним был он. Когда был дом-театр и единая, дружно сплоченная, театрально-богемная семья. Все оказалось лишь дымом. Карточным домиком. Всего один порыв ветра и нет больше ничего. Или… нет? Нет. Точно, нет. «Нет» в противоположном смысле – Да! Есть. Может, даже больше, чем ему кажется? *** До столкновением со своей судьбой, любовью на всю жизнь, театром, как не назови, он играл в рок-группе, однажды обретя все то же самое, любовь и сокровенный смысл жизни, неимоверную радость от нее, тоже в творчестве, в музыке. Это была его первая юношеская любовь, если не мальчишеская. Настолько же неожиданно он вновь всерьез взял в руки электрогитару и начал писать песни теперь. Просто как-то так вдруг все получилось. Сложившись одно к одному. С кем-то познакомишься, разговоришься, встретишься снова, и сам не заметишь, как уже понеслась душа в рай. Кит Ричардс, об их сотрудничестве с Миком Джаггером, сказал мудрейшие, хоть и такие, казалось бы, простые слова: «Чтобы написать песню нужны двое». Это как любовь. Или как секс. Как секс по любви. *** Его «Кит» смотрел на него так, как будто он был Миком Джаггером без знакомства «роллингов» еще в школе, до их прогремевшего на весь мир захватывающего дух взлета. Смотрел, как фан? Да он у него автограф не попросил, исключительно потому, что побоялся таким показаться, в этом можно было быть уверенным. Так же, как в том, что в этот день рождения, в отличие от прошлогоднего, ему не захочется хотя бы улыбнуться, не то, что веселиться и радоваться, от души, а не чтобы не расстраивать и не обижать тех, кто радовался ему, за него и от всего сердца поздравлял. Но улыбка появилась на его лице сразу, как только он увидел, кто ему звонит. Зачем-то, виделись ведь уже, среди прочих, и он его уже тоже поздравил. А сердце нахрена заколотилось так быстро?! Нет уж, спасибо, хватит с него этого дерьма, только не это, пожалуйста. - Привет. Еще раз. - Поздравляю, еще раз. - Спасибо. Возникшее короткое молчание, неловкой заминкой, обожгло и согрело. - Ты «Хоббита» смотрел? - Что? - Фильм такой, про… - Я даже читал, правда давно, в детстве, я не понял к чему это ты. - А. – стало слышно, как собеседник, мигом разволновавшись сильнее, судорожно сглотнул, с трудом заставив себя говорить типа легко и свободно. – Там у хоббитов обычай был, на свой день рождения дарить подарки другим. - Ясно. – рассмеялся он, улыбаясь еще шире и… облегченно-счастливее, напряженно-отстраненнее, не желая того, боясь ошибиться в том, что он неверно угадал то, что услышит дальше. – Так чего тебе подарить? – ответ заставлял себя ждать и он повторил, надеясь, что ему показалось, как получилось чуть ли не раздраженно, уж точно нервно. – Что ты хочешь? - Тебя. Он остановился, не дойдя до парадной всего нескольких шагов, с чувством, что летит и одновременно катится кувырком под горку. Было бы ему совсем наплевать, так бы не было. Лишь бы не оказалось совсем не наплевать, только этого не хватало нахрен! Это он в эмоционально-уязвимом состоянии на данный момент. Только это. Ничего личного. Бля. - Я по-другому сказать хотел, но так и не решил, как звучит отстойней «Подари мне эту ночь» или «Подари мне себя», или «Трахни меня». Извиняюсь, вырвалось хер знает что, я нажрался… - Ты где сейчас? – сердце опять нихрена не спрашивало его мнения, перекувырнулось, похолодело, а следом затем защемило и растаяло. В кустах отцветшей сирени у окон первого этажа таинственно зашуршало. - Спросил, мне сказали, где ты живешь, мы же с тобой вместе играем. – продолжил говорить поздравитель в телефон, пока не очнулся и не сообразил торопливо вырубить его и убрать в карман. Светлокожий едва не до прозрачности блондин, выглядел тот сейчас натуральным привидением, запросто можно было испугаться, не зная всех обстоятельств. *** Забыв обо всем, про все то, о чем не следует забывать не на минуту, он шагнул к нему, обнял крепко, прижал к себе со всей силы и толкнул собой к стене дома, в густую, уже совсем ночную тень, несмотря на все еще белые ночи. Прижал, вжался в него и стал целовать, окончательно обо всем забыв. На одну ночь это будет с той же степенью вероятности, что на всю жизнь, хотя мало ли какие сюрпризы в ней иногда случаются, причем не только неприятные. Как бы там ни было и не будет… Хотя бы день рождения в этом году у него не так уж плох, как сперва показалось. Это уже хорошо.