Учитель

Повествование ведется от лица Юлии За дверью находился длинный коридор, ни капли не освещаемый. Стало как-то не по себе, и это меня еще больше развеселило и заставило загореться желанием узнать, что же во всей этой истории будет дальше, чем завершится и счастливым ли будет конец. Дмитрий, услышав мое нервное хихиканье за своей спиной, резко остановился и развернулся ко мне лицом. В темноте его лицо кажется зловещим, устрашающим. Меня влечет к этому человеку. Запретный плод сладок, или, быть может, в лимонад мне что-то подсыпали? - Крылова, я, конечно, понимаю, что ты никогда не фотографировалась для журнала, но нужно вести себя более спокойно, - лилейным голосом предупредил Дмитрий, слегка надавив пальцами мне на плечо. - Нет, просто я до сих пор не могу поверить, что это происходит именно со мной. - Происходит – что? - Всё, - нехотя отозвалась я. – Даже то, что я сейчас здесь, казалось бы, со своим учителем, а не делаю уроки. Если честно, я сама не понимала, что за глупости говорю. Меня поражало всё произошедшее со мной за последние несколько дней. То, как я с интересом пытаюсь вглядеться в глаза Дмитрия и понять, что скрывают его зеленые линзы. То, как я с тоской понимаю, что мы не сможем с ним быть друзьями, а сегодняшняя фотосессия, организованная им самим – не что иное, как просто работа, которая поможет человеку обрести своих посетителей и хоть немного прославиться в городе. То, как я каждый вечер стараюсь уснуть, а не могу. Потому что мысли левые в голову лезут. Потому что мне неожиданно захотелось иметь хорошие отношения с литератором, которого, можно подумать, я ненавижу. - Крылова, готовься, - звонко пропел учитель и открыл передо мной дверь, придерживая рукой за талию, дабы, не позволяя мне упасть на колени. Действительно, слишком темно, чтобы нормально передвигаться. Я благодарна Дмитрию за его редко проявляющуюся вежливость именно по отношению ко мне. Свет зажегся автоматически, а вместе с этими фонариками, возвышающими, как уличные огни, до самого потолка, включилось мое воображение, желание преступить к фотосессии и предвкушение чего-то особенного. Обои перекрашены в разноцветные оттенки, так же, как и потолок, будто художник просто взял кисточку и, окунув «хвост» в разные тюбики с краской, разбрызгал капли жидкости по всему помещению. Посередине скромной комнаты стоял настроенный фотоаппарат, профессиональный, как я, плохо разбирающийся в технике человек, это поняла с первого взгляда. Напротив него – кожаный красный диван с многозначительными разбросанными подушками в готическом стиле, мягкими игрушками, что составляли плюшевые мишки с оторванными лапками, куклы с пуговицами вместо глаз, маленькие пластмассовые младенцы с перекошенными челюстями и обнаженными тельцами. Видимо, режиссер всей фотосессии решил создать мрачную атмосферу. У него это явно получилось. - Ну как, - чувствую звонкий смех учителя у себя над ухом и его руку, подтолкнувшую меня вперед, на своей спине, - впечатляет? Игрушки, кстати, мои. А этот зайчик, - он поднял розового кролика с одним вырванным глазом и страшно нарисованным черным маркером ртом, - со времен молодости моей бабушки, представляешь? Она сама его шила, когда была примерно твоего возраста. Тогда девушки думали вовсе о других вещах, нежели сейчас… - Дмитрий демонстративно вздохнул и укоризненно покачал головой, как бы намекая, что я вхожу в число «не таких» девушек. - А где фотограф? – я мягко намекнула, что не желаю продолжать и хоть как-то поддерживать начатую тему о некультурности современной молодежи. Знаю я учителей: все начнется с невинного плюшевого зайчика, пошитого старушкой, а закончится тем, какие все необразованные и безнравственные стали в последнее время. - Тута я, тута! – звонко отозвался кто-то за спиной. Возле двери, наполовину обнаженный, если полностью расстегнутую рубашку и боксеры в синею клеточку можно считать за одежду, нормальную и приличную, не позорную для общества, стоял молодой парень, значительно моложе самого мистера совершенство, примерно семнадцатилетнего возраста. - Леша - это Юлия, - Дмитрий пожал руку парню и перевел взгляд на меня. – Юлия – это Леша. Мой двоюродный брат. Ему двадцать. Я удивилась. Думала, что подросток, да и в виде таком непристойном на глазах девушки показался. Ни стыда, ни совести, а Павленко еще что-то обо мне смеет говорить. Обвела Лешу заинтересованным взглядом, хмыкнула и двинулась к приготовленному для съемок дивану. - И что мне делать? – я развалилась на нем по-хозяйски, положив ноги на спинку дивана, а голову свесив вниз так, что мои волосы прекрасно послужили тряпкой для мытья пола. Не знаю, у кого и, главное, когда я научилась себя так вести в обществе двух мужчин, один из них который к тому же мой преподаватель. Парни прошептали друг другу что-то, улыбнулись, потом заразились диким хохотом, посматривая на меня. Я не сразу поняла, что надела майку на размер больше, поэтому, когда так неаккуратно развалилась на диване, не увидела, как верх прилично задрался и открыл взор на мой бюстгальтер с детским рисунком барашков. Чуть не сгорев со стыда, я, вскочив с дивана и приняв сидячее положение, виновато опустила голову в пол. - Для начала мы тебя накрасим, - весело заявил мой новоявленный друг. Леша присел рядом и нагло обнял меня за плечо. Я настолько дрожала, что не могла и запротестовать, как делаю обычно. – Парик наденем… - Татуировки нарисуем, - закончил фразу Дмитрий, с неприязнью отбросив ладонь брата с моего плеча. Я благодарно кивнула, но учитель ничего не заметил. Черт, и что делать дальше? Смотрю на обоих, переводя взгляд то с одного, то на другого, и сверлю взглядом так, будто они – мои насильники, умоляю последний раз взглянуть на лучи солнца, закат или что-то там подобное. Понятия не имею, что люди при смерти просят. Хм, и не хочу задумываться даже об этом. - Ладненько, - я хлопнула в ладоши и переместилась на кресло, стоящее перед огромным зеркалом. – Приступим? Забыв о неловком моменте, я погрузилась в предел своих мечтаний, наслаждаясь прикосновениями мягкой кисточки к своим щекам, улыбаясь, когда меня просили не двигаться во время накручивания коротких ресниц, таяла от блаженства, когда Дмитрий, случайно изрисовывая мне не те места, аккуратно и заботливо вытирал подушечкой пальца испорченный макияж. Постоянно замечала восхищенный взгляд Леши, который сидел тихоней в сторонке и ждал своей обязанности. Мой «сверстник» часто косился на Дмитрия Алексеевича и загадочно улыбался. - Крылова, теперь попу свою поднимай и беги в раздевалку. – Я покосилась на Диму, однако прикусила язык и промолчала. Виновата я, а не он в том, что краснею при каждом слове, словно пребываю на сорокоградусной жаре ежедневно. Встаю и, перед тем как уйти в маленькую раздевалку, прикрывающую меня от ехидных смешков мужчин только с помощью одной-единственной несчастной занавески в цветочек – такие обычно в ванной вешают, - устремляю свой взгляд в зеркало. Вышло довольно-таки не плохо. Да что там я сказала? Да это же не я вовсе! - Крылова, ты просто дьявольски божественная, - странно пропел эти слова Дмитрий, поправив прядь моих волос,- теперь уже искусственно-рыжий парик украшал мою голову. Дьявольски божественная? Именно так. Серые глаза, по-прежнему теплые, показывали всю мою человечность, а вот остальное - наоборот. От дикого эффекта накладных ресниц, ярко-красной помады на тонких губах, ядовито-салатовых теней для век и рыжего безобразия волос я выглядела прислужницей Сатаны, если не одной из его покорных женщин. От левого глаза, опуская до подбородка и оттуда вновь возвышаясь к глазам, только к правому, вырисовывался красочный рисунок. Это якобы изображенная татуировка, нарисованная простыми маркерами для тела, похожая на тонкую ветку дерева с оживающими бутонами цветов. Красиво. У Дмитрия скрытый талант к искусству. - Раздеваться? – я ошарашенно взглянула почему-то на Лешу. – Но для чего? - А ты в этих лохмотьях решила фоткаться, что ли? – деловито поинтересовался молодой человек и затащил меня за ширму, для меня же за раздражающую занавеску. Чувствую, не подружимся мы с этим пареньком, если он уже действует мне на пошатанные нервы. – Там купальник лежит, не переживай, мы же не насильники, - ядовитая ухмылка поставила меня в сомнение правдивости его слов. – Имитированную татуировку нужно нарисовать еще на правой руке, а в твоей одежде этого не полечится. Давай, надевай же, не стесняйся. Дмитрий покатывался со смеху, однако в разговор не встревал. Фыркнув что-то вроде: «Отвернитесь», а «Извращенцы», подумав в голове, я нехотя стянула с себя «лохмотья» - до жути обидно звучит, переодеваясь в предоставленную «одежду». Ну, как одежду – черный слитный купальник с открытой спиной, большим вырезом на груди, на талии располагался двойной ремень – ярко-зеленый и апельсинового оттенка. Слава богу, хоть что-то прикрывает в нижней части тела – вместо открытых трусов мне представился шанс надеть пышную юбку, больше напоминающую оторванную ткань от кукольного платьишка. Выползаю, нарядившись, на их обозрение. - Ничего. Не. Говорите, - ненавистно шепчу я, проходя к дивану, следуя указаниям Леши. Обращаю свой взгляд к Дмитрию, который, подготовленный к процессу, со счастливой улыбкой шествует ко мне в одних кожаных брюках. Взгляд на подозрительно долгое время остановился на его татуированном теле. От впадины на животе до левого плеча следовали какие-то иероглифы, в которых было кое-что скрыто интересное – если приглядеться, помимо непонятных современному человеку символов, можно разглядеть искаженное человеческое лицо. Насколько талантливы люди, раз могут из простых иероглифов придумать такую оригинальную вещь. - Что, нравится? – Дмитрий «вытер мою слюну» своим неожиданным вопросом. Я, встрепенувшись, перевела взгляд на рядом сидящего учителя, поджала губы. Уже рассмотреть нормально нельзя. – У меня еще есть. Показать? – хитрая такая усмешка. - Ага, - восторженно подтвердил Леша, - на заднице. - На ягодице, - переубедил его Дмитрий, упрямо простонав. Лучше промолчать, с каким лицом я наблюдала за их разговором, который довольно-таки неожиданно окрасил мои щеки в бледный оттенок. И, самое пугающее из этого всего действия - я загорелась желанием увидеть эту татуировку! Фу, Крылова, фу такой быть, маленькая неумелая извращенка. Оправдывая глупость своих мыслей, я не заметила, как стала безостановочно хлестать себя по щекам. - Крылова, у тебя с головой всё в порядке? – демонстрировал свою усталость к такой персоне вроде меня Дмитрий. Я не виновата, повторюсь, что окружена обаятельными молодыми людьми, которые ведут себя не положено глупо для таких взрослых, в отличие от меня, конечно, по возрасту, мужчинам. – Повернись ко мне боком. Правым. Я послушалась, при этом зажмурив глаза. Не хочу встречаться с ним взглядом, иначе подумаю снова об этом. Я же скрыла, о чем я подумала? Об этом не нужно возглашать на весь мир, и даже вспоминая о своих ушедших мыслях куда-то далеко, ближе к сердцу, я начинаю задыхаться от собственного осознания беспомощности. Почему сейчас, чувствуя легкое касание прохладного маркера к своей шее, вздрагиваю? Почему сейчас, чувствуя приближение его пальцев к своей коже, начинаю тонуть в собственном поту, выступающем из-подо лба, каплями падающего мне на открытый вырез груди. Почему сейчас, когда прошло столько времени и татуировка завершена, я сижу неподвижно, по-прежнему с зажмуренными глазами, как ребенок, и не хочу просыпаться из этой полудремы? Почему… почему… почему? - Крылова, ты как себя чувствуешь? – меня заботливо гладят по руке. – Может, тебя домой отвезти? - Как в раю побывала… - я блаженно протягиваю эти слова и не осознаю, что творю в данный момент. А зачем мне это осознавать? Ведь в раю люди не рассуждают, почему им хочется тонуть в приятной тяге, в этом блаженстве и легкости бытия. А эти прошедшие прикосновения к моей коже маркером, иногда теплыми пальцами, будто птичьим пером, вызывали во мне разные чувства и так же разную реакцию тела. Хотелось поддаться вперед и отдастся удовольствию, чувствуя эти «перья» не только на шее, плече и руке, где рисовалась татуировка, но и по всему телу, оставшемуся нетронутым учителем. - Что? – пораженный моими словами, спрашивает Дмитрий. Я падаю к нему на колени, зараженная смехом ненормального человека, и наконец-то открываю глаза. Павленко, чертенок, улыбается, и, забирая частичку моего позитива, смеется в ответ. Леша принял позу опытного фотографа и нажал на большую мигающую синим огоньком кнопку. - Отличный кадр! – Он смеется тоже. Кажется, весь мир смеялся с нами. – Давайте, еще, работаем, ребятки, работаем! - В раю, значит… - Дмитрий загадочно хмыкнул и обнял меня, перед этим предоставив мне возможность находиться с ним вдвоем в сидячем положении. Мы оба уставились в камеру, и так получилось, что я была приподнята над диваном (будто в воздухе летаю, Господи), сразу же опущена на колени к учителю. Боже! Это запретное действие произвело на меня огромное впечатление. Жаль, сейчас я проснусь и пойму, что пора прекращать читать выдуманные истории перед сном, ну которые просто не могут превратиться в реальность. Но взамен этому… Дмитрий щекочет меня. Так, глотая слезы смеха и свою размазанную тушь для ресниц, я запомнила свою первую фотосессию. Наверное, вместо готических игрушек необходимо было обставить помещение какими-нибудь забавными статуэтками, развесить шарики и два уличных фонаря, которые не ясно, что делают в здании, заменились бы другими привлекательными украшениями. Потому что фотографии детские, наивные, глупые даже. Никогда так еще не смеялась, и никогда не видела, чтобы такие же сумасшедшие люди вроде меня умели смеяться одинаково. Мы разделяли это краткое мгновение счастья вместе. Я, Крылова Юлия, мой новый отличный друг Леша, мнение о котором в первые минуты знакомства сложилось не самое лучшее, и мой ненавистный преподаватель литературы, с недавних секунд именуемый просто Димасом. Он попросил его так называть, якобы «вы» считается для него каким-то унижением и напоминанием о том, что ему скоро уходить на пенсию. Все-таки мое воспитание оставило свой след и Дмитрий, к сожалению, как был моим учителем, так им и остался. Дружбы не может быть. Никакой. Я это понимаю прекрасно. Да и ничего от него не требую. Один день, проведенный с учителем и его братом, заменил мне шестнадцать лет моей нудной жизни. За этот момент переизбытка рвущихся наружу эмоций и необъяснимых чувству можно было, конечно, и рискнуть, даже обманув родную мать, что я и сделала сегодня, согласившись участвовать в фотосессии. Мы попрощались с Лешей и уже наедине с Димой сидели в его кабинете – очешуеть, свой кабинет! – и пересматривали фотографии. У его брата талант к этому делу, нужно развивать, что я и посоветовала пареньку, когда мы слезно прощались друг с другом. Отложив аппарат на конец стола, Дмитрий вопросительно посмотрел на меня. - Чего смотрите? – не смогла сдержаться я. - Всё, что было сегодня, никак не повлияет на наши отношения, верно? – подозрительно поинтересовался он. Его серьезное лицо настораживало меня. Никак нельзя без этой угрюмой мины, а? Только стало всё налаживаться, но обязательно, в любой, что я могу доказать, приятной ситуации ответственный момент испортит весь боевой настрой. - Если я буду вас ненавидеть чуточку меньше, - попуталась пошутить я. Вышло. Дмитрий натянуто улыбнулся и покачал головой, закуривая сигарету, вытащенную из новой упаковки. - Я не об этом, но, признаться честно, рад, - отозвался он, выдыхая в пустоту кольца дыма, мгновенно рассеивающиеся на моих глазах. – Шестнадцатилетняя девочка может неправильно понять приглашение молодого человека куда-то, и… - Мы вдвоем покосились на дверь, в которую кто-то напряженно стучал кулаками, и Дмитрий, не договорив так завоевавшую мой интерес фразу, стал дергать рукой в сторону стола. Я поняла, что мне нужно лезть под стол? Но зачем? - Под стол, Крылова, быстро под стол, - шепотом шикнул на меня он и я повиновалась. Спрятавшись под рабочим столом, я свернулась в клубочек, еле-еле помещаясь в этом укрытии, а Дмитрий Алексеевич плюхнулся на двигающееся с помощью колесиков кресло и спрятал потушенную сигарету себе в карман штанов. - Входите, - по-директорски, как-то повелительно, выкрикнул учитель, встречая настороженным взглядом гостя. По носкам ботинок я сразу поняла, кто это. Видимо, он преследует меня. Казанова. Кирилл. Или просто… дебил неуравновешенный. Мой одноклассник присел на маленький стул напротив стола Дмитрия и скрестил руки в замочек, положив их на деревянную поверхность. - Дмитрий Алексеевич, а помните, вы обещали мне татуировку на плече сделать? – Судя по голосу Кирилла, я поняла, что отношения у них хорошие, можно сказать, дружеские. Учитель расхохотался и пожал однокласснику руку, кивнув головой и ничего не ответив. Казалось, он из-за моего присутствия ничего не говорит. - А Крыловой, думаешь, понравится? – резко переходит на серьезный тон, а еще на «ты», Кирилл. Я вздрагиваю от одного упоминания о себе. Ну почему меня нельзя оставить в покое? Даже здесь, когда меня по правилам не должно быть здесь, я слышу разговор, неразрешенный для моих ушей. - Само собой разумеется, - своей любимой фразой устало отзывается Дмитрий, специально откидывая голову назад, тем самым искоса наблюдая за мной. Кирилл, естественно, подумал, что Дмитрий любуется своими прекрасными ногами. - Втюрился я в нее, - заявляет мой одноклассник, а я, по всем законам, если бы имела во рту воду, выплюнула бы всё содержимое учителю на чистые кеды. – Девушка милая, мозги на месте, сиськ… - тут Дмитрий перебил его, видимо, вовремя, иначе несдобровал бы этот Кирилл. - Думаю, девушек нужно завоевывать не только татуировками, - точно подметил Дмитрий. Я даже загордилась им. Какой умничка. Фу, противно от своих же слов. Говорю как старушка. - Кто бы говорил, - прыснул со смеху Кирилл. Его смех мне показался ужасным. – Сами говорили, когда она в туалет выходила, еще неделю назад, что с такой грудью только в порнографии сниматься нужно. - Кирилл, будь добр, помолчи, - перебил его учитель, а я непроизвольно сжала пальцами ногу Дмитрия в своей руке. И почему из-за такой-то глупости слезы по щекам обжигают? А кто мне говорил, что это красиво и тому подобное? Почему так обидно-то? Вроде бы, ничего такого, но я к анекдотам, связанным с непристойными делами, отношусь весьма критично. Мечтаю встать и уйти отсюда, но Дмитрий решительно хватает меня за перевязанный конский хвост, не давая пошевелиться. Только и пикнула, как мышь, на большее не способна. - А разве с такой красивой девушкой не хочется сняться в порно? – неохотно спросил Дима и тут же сказал, не позволив моему обидчику открыть рот: - А вообще-то я пошутил. Не воспринимайте шутки всерьез, малые дети. - Да? Ну, шутки шутками, а я хочу ее оттрахать во все места. Меня чуть не стошнило, вместе с высохшими на коже слезами, правда. - Выражайся культурно, - исправил его Дмитрий. - Сами говорили, что с такой девушкой даже самый скучный человек на планете не будет встречаться, говорили, какая она унылая, не умеет жить, радоваться жизни… - и Кирилл долго перечислял слова Дмитрия Алексеевича, от чего больно защемило в груди. Это же просто слова, слова – прошлое. Его нужно стереть из памяти. У меня тоже о нем были плохие представления, но я… я не говорила об этом другим людям. Зачем он всему классу говорил, какая я ужасная? - Ладно, я пойду, завтра приду, татуировку набьем, - Кирилл поднялся, не задвинув стул под стол обратно, и остановился около двери. – Будем брать внимание Крыловой красивым телом. – И скрылся в коридоре, громко хлопнув дверью. - С такими сиськами только в порно?! – я, заорав некультурно на весь кабинет, выползла из-под стола, презрительно фыркнув на тихие извинения учителя, схватила свое пальто и остановилась у двери, опершись о деревянную поверхность спиной. Пока натягивала на себя верхнюю одежду, пыталась скрыть накопившиеся слезы в глазах. - Крылова, не воспринимай все настолько близко к сердцу. - Не говорите со мной, не говорите, - я развела руками в стороны и стала поправлять сползающий на лицо капюшон. На улице, наверное, холодно – и как я пешком собралась уходить? - Я раньше так думал, но сегодня убедился, что жизнь в тебе не угасла. Его слова звучат неубедительно. Я, открыв дверь, поворачиваюсь к нему спиной и стараюсь не показать разочарования в голосе, хотя знаю, что дрожу. - Крылова… - шепот учителя вызывает мурашки по всему телу, потому что он осторожно целует меня в ухо. – Прекрати себя так вести. - Это вы прекратите! – выкрикиваю и разворачиваюсь к нему лицом. Слезы размазали весь позорный «ведьминский» макияж для фотосессии. – И больше не разговаривайте со мной, просто не смейте! Мне неприятно узнавать от лучшего сплетника в классе о том, что за моей спиной меня посылают в порно-звёзды и считают унылым гавном! Сделав глубокий вдох и тут же выдохнув, я на одной ноте продолжила истерику: - Да, я к себе не очень-то хорошо отношусь, но вы не имели права смеяться со мной всем классом! Не имели! Вы, Дмитрий Алексеевич,… - я не сдерживаюсь, начинаю реветь как малолетка. – Вы просто обидели меня. И вам это кажется глупым, но, пожалуйста, всё, что сегодня было, сотрется из моей памяти. И даже на уроках ничего мне не говорите. Я смогу зарабатывать свои оценки, не слушая ваших слов. - Всё-всё забудешь? – И как он может быть таким спокойным? Удивляясь самой себе, уверенно киваю и гордо поднимаю голову, показывая ему свои опухшие от слез глаза. – Всё-всё? – Переспрашивает он. Снова киваю, колени подкашиваются, чувствую, что упаду с минуты на минуту. - До свидания, - думала, что это последние мои слова в его адрес. Меня прижимают к стене и нежно впиваются в губы. Поцелуй… да это поцелуем назвать нельзя. Легкое касание, но меня словно подключили к электричеству, губы мгновенно стали мокрыми, опухли, словно в них воздуха накачали… Учитель нехотя отцепился от меня, откинув мои волосы за мою спину, медленной походкой прошел к столу и сел за свое кресло, прикуривая сигарету. Я приложила пальцы к губам, не чувствуя ничего, совершенно ничего. Словно с моим первыми поцелуем Дмитрий высосал из меня все эмоции. - Теперь можешь смело забывать, - вдыхая в себя сигаретный дым, несмотря на всю эту напряженную атмосферу, по-хамски предложил учитель. Я, задыхаясь одновременно от возмущения, обиды, боли за то, что отдала свой первый поцелуй не тому человеку и не по своему ответному желанию, выбежала за дверь. Слезы остались. Их я глотала как воду. И, возможно, я дура, раз по такой причине закатила истерику... Однако мне больно.