Учитель

Повествование ведется от лица Юлии Дмитрий из вежливости и, скорее всего, от незнания, как необходимо вести себя в такой критической ситуации, пожал парню руку. Лицо Кирилла побледнело, а улыбка его, насмешливая и презрительная, одарила и меня, и учителя. - Пожалуй, я поспешу домой, - уже обратился преподаватель к моему отцу. – У вас гости, не хотелось бы вам мешать. – Он с сочувствием глянул на меня, и я, разумеется, одобрительно кивнула. Было бы неплохо, если Дима покинет наш дом, когда недоброжелатели рядом. - Нет, ни за что! – мой отец встрял и отрицательно покачал головой. – Кирилл пришел в гости к доченьке, они давно дружат. Пока они общаются, мы с тобой по пиву, договорились? Дмитрий хотел отказаться, но мой папа достаточно настырный человек: - Из уважения ко мне и к моей семье, прошу, останься. Не больше чем сорок минут посидим, побеседуем, да, Дим? – Впервые мой папа был схож с подростком, будто уговаривающим маму на ночевку к лучшему другу. Дима смущенно улыбнулся, и, покосившись на меня, выдохнул: - Хорошо, - легко рассмеялся. – Умеете же вы уговаривать. Кирилл хищно улыбнулся, подхватывая меня под руку и уводя в сторону. - А мы с тобой пока побеседуем, да, Юля? – оскалился он. – Мы пойдем наверх! – прикрикнул он моему отцу, тот согласно кивнул и повел Диму к барной стойке. Встретившись с встревоженным взглядом учителя, я поняла, что не стоит ждать положительного исхода этих событий. Спорить с Кириллом было не в моем случае, поэтому я, стараясь держать себя в руках и не схватить сковородку из рук дворецкого, чтобы пару раз хорошенько по его пустой голове ударить, пошла за ним на второй этаже. Прикрыв дверь в мою комнату, парень по-деловому прошелся по ковру, спрятав руки за спину, и наконец-то посмотрел на меня. - Кирилл, я во все эти игры не играю, - заявила я строго. – Если ты собрался меня шантажировать… - Я люблю тебя, - убитым голосом признался он. Я, опешив, стояла в стороне и не знала, бежать мне или остаться стоять невидимкой на месте. – Я люблю тебя, Юля. Скажи, что я тебе нравлюсь. - Я не могу так сказать, - понуро опустив голову, ответила я. - Павленко бросит тебя. В скором времени он бросит тебя, как ты не понимаешь? Вы все бабы такие, что покупаетесь на красивую внешность и… - Я его перебила: - Ты тоже красив, но я на тебя не посмотрела. Знаешь, почему? – Он промолчал. – Потому что ты, может быть, действительно влюблен в меня. Но ты страшен внутренне, и я не боюсь последствий отношений с Димой. Потому что он взрослый человек, и прежде всего он подумает не о себе, а обо мне. Бледные губы его изогнулись в ухмылке, враждебной и едкой. Кирилл смиренно выдохнул, развернулся к выходу и, не проронив ни звука, вышел из комнаты, не закрыв за собою дверь. Знаете, бывает такое омерзительное ощущение, словно ноги приросли к земле, будто пальцы онемели, а язык сплелся в невообразимый узел и развязать его нереально сложно, как бы ты ни хотел избавиться от этого бешеного сердцебиения и давления в груди, ничего не вышло. Спустя несколько минут я одумалась и вышла из этого необъяснимого транса с трудом не потому, что захотела сама, а по звукам, точнее, крикам Кирилла, доносящимся до моих ушей. Я рванула пулей по лестнице, спотыкаясь и ради своей безопасности не держась за ручку, и добежала до зала, где минутами ранее в спокойной обстановке беседовали Дмитрий и мой отец, пока сошедший с ума одноклассник не сорвался с цепи, начав дико кричать и срывать голос: - Он! – Кирилл пальцем указал на Павленко, пытаясь отдышаться и привести состояние в порядок. Дмитрий озадаченно приподнял бровь, мой отец же, напротив, внимательно посмотрел на парня укоряющим взглядом, словно говоря ему строго: «Как ты смеешь? Так себя непорядочно вести в чужом доме!» - Он встречается с вашей дочерью! Он пудрит ей мозги, а ваша дочь верит каждому его слову и как послушная подстилка выполняет все, все его извращенные просьбы! Дмитрий, казалось, опустошился, как бокал, стоящий перед ним на стеклянном столе – такое выражение лица я видела на нем в последний раз тогда, в день смерти его отца, когда он со слезами на глазах рассказывал мне, как нашел его в собственной квартире в луже присохшей крови. Учитель пальцами прикоснулся к вискам и успокаивающими, массажными движениями массировал кожу, глаза его устало прикрылись, веки настороженно подрагивали. - Что? – Мой отец перевел удивленный взгляд на меня, но, не увидев ответа на свой вопрос во мне, развернулся к Дмитрию и уставился на него, будто надеясь, что это наглая ложь. – Дима…? Павленко не отвечал. - Он спит с вашей дочерью, и довольно давно! Он соблазнил ее, понимаете, ради своей выгоды! Она не хочет быть со мной, потому что встречается с собственным учителем! – Переведя свое внимание на меня, Кирилл предательски закричал громче, заставив моего брата спуститься на первый этаж – Даниил только что вернулся из Турции, поэтому ему неохотно было встревать в нарастающий скандал. – Она любит его, любит сильно, но он-то – нет! Ему нужно одно, и вы знаете, что именно. На девушек своего возраста он не смотрит, ему нужны несовершеннолетние дурочки вроде нее! – Оскорбительно указал на меня пальцем. - Кирилл, успокойся! – Даниил встрял в разговор. Подбежав к Кириллу, который, раскрасневшись от гнева, захотел бросить в Дмитрия первую попавшуюся под руку вещь, брат перехватил его руки и заставил насильно сесть на диван. - Он… - заикался Кирилл. По его щекам текли слезы, то ли отчаяния, то ли обиды, или… неужели ненависти и злости? – Он совратил вашу дочь, а я еще считаюсь виноватым? – Я знала: это игра таланта. - Дмитрий Алексеевич, - выдохнул отец. – Всё, что сказал Кирилл, правда? Никогда не видела учителя таким, и готова была в ту секунду сожаления к Дмитрию и отвращения к Кириллу вызвать демона, продать ему душу и загадать, чтобы подземное существо стерло всем присутствующим в комнате память! Не хотелось, чтобы проблемы свалились на голову Павленко. Уж кто, а он не заслужил такого обращения к себе. Он тот, благодаря которому я нашла смысл жить – и этот смысл – он сам. Дмитрий каждый день открывал мне глаза на те вещи, которые я в тумане безразличия не видывала перед собой, именно мой учитель литературы помог мне заново вдохнуть воздух, и понять, что в этом воздухе пахнет излишне цветами и запахами свободы, а не замкнутостью и одиночеством. - Папа! – Я видела, как Дима боялся сказать лишнего, поэтому он молчал, спрятав лицо в своих ладонях. Я не знала сама, что говорить, ведь эмоции выдавали нас – учитель редко выглядел таким беспомощным, забитым, испуганно-молчаливым, а я не позволяла себе наглости повысить голос на родного отца, разумеется, если повысила – беспокоюсь, и это меня позорит. – Папа, ты веришь Кириллу? Он влюблен в меня давно и мстит за то, что я не ответила ему взаимностью! И его злит, что я подружилась с учителем! Не потому, что я влюбилась, а потому, что Дмитрий, в отличие от моих сверстников, умный человек и достойный собеседник, с которым не бывает скучно! - Что?! – Одноклассник вскочил с дивана, и Даниил вновь кинулся его держать. – Ты врешь! Ты достала врать! Да, я люблю тебя, и меня бесит, что ты выбрала его! Что ты в нем нашла?! - Да знаешь что? – выкрикнула я. Я не могла казаться сильной, когда слезы лились рекой из глаз… - Что? – высокомерно переспросил Кирилл. - Так любви не добиваются! Ты думаешь только о себе, и своей ложью испортил репутацию Дмитрию Алексеевичу, испортил своей ложью наши отношения с отцом и… - Хватит. – Дмитрий подал голос, и будто под гипнозом, все скандалисты посмотрели на него с интересом и ожиданием в объяснениях. – Вы видели себя со стороны? Это позорно – устраивать такие сцены не то, что при своих родных, а при чужих людях, в чужом доме! Узнаю своего Диму: человек, которого невозможно сломить; человек, который возмущается, когда люди ведут себя неподобающе. Да, это странно: вспоминая наше первое знакомство, я осознаю, что по первой встрече человек судить не стоит. Как Дмитрий оскорбил ученицу, довел ее до слез, как довел меня до ярости и до того, что у меня даже глаз дергался нервно, стоило увидеть его хитрую ухмылку. Но теперь я понимаю, и мнение мое не изменить никому: Дмитрий Алексеевич действительно безумец со своими странностями, но он, прежде всего – сильная личность, мой учитель. Не учитель литературы, нет. Учитель моей жизни. Открыватель моей жизни. Он – моя жизнь. - Это правда, Дмитрий Алексеевич? – Мой отец сидел на диване, в руках дрожал стакан с водой. Он нервничал, и мне страшно подумать, что случится дальше. – Это правда? – повторил он настойчиво. - Да, правда. – Он признания Димы я дернулась, боясь, что сейчас начнется что-то серьезное, решающее мою жизнь и жизнь учителя. – Частично - правда, - дополнил Павленко коротко. - В чем часть правды? – выдохнув, спросил отец. Он опустошил стакан с водой, и я послушно, без лишних намеков, подала ему новый. Я присела рядом и заключила мужчину в объятия – ему так легче стало. - Только в тех словах, что Юля любит меня, и в тех словах, что мы с ней встречаемся отнюдь не как учитель и ученица. - Почему? – только и посмел спросить отец. - Да потому что он извращенец! – завопил Кирилл. – Я ненавижу его! - Даниил, уведи его из моего дома, - равнодушно выдохнул папа, не поворачиваясь на Кирилла. Брат послушано вывел одноклассника из комнаты, хоть и с большими усилиями, и запер дверь плотно, чтобы посторонние не слышали наш последующий разговор. – Дима, расскажи правду, пожалуйста. В чем дело? - Мы встречаемся с вашей дочерью, - ответил он. Учитель не смотрел на меня, знал, что я одарю его возмущенным взглядом и задам немой вопрос: «Зачем ты открыл нашу тайну?» - Давно ли? – продолжал отец. На удивление мое, на удивление учителя, мужчина держался молодцом и был спокойным. Или это на первый взгляд? - Будто целую вечность, - сказал учитель. - Вы спали? - Да. - По чьей инициативе? - По моей, - без выражения прошептала я, не оставляя Диму одного в этом допросе. Эта проблема – моя проблема, не только его. Оставлять своего возлюбленного – а я его полюбила, полюбила так, как только способны любить вымышленные лирические герои в красивой любовной драме, - я не собиралась. - Она вам рассказала про свою детскую трагедию? - По всех ее подробностях, не скрывая ничего. – Мы с ним встретились взглядом, и я не выдержала. Разрыдавшись в голос, я упала на колени перед папой – и не подумала, как низко выгляжу в глазах мужчины, который воспитал меня благородной девушкой, как он изначально думал. - Папа, он помог мне стать лучше. Раньше я была забитой серой мышью, а сейчас я научилась радоваться мелочам, научилась стоять за себя, иметь собственное мнение и не подстилаться по других людей. Я научилась жить, и всё благодаря Диме – он не просто мой учитель, папа… И никогда он не будет лишним для меня, и твое решение изменит всё: лишишь меня общения с Дмитрием Алексеевичем – лишишь меня смысла жить. - Юля, ты слишком высокого мнения обо мне, - тягостно прошептал учитель, поднимая меня с колен и заключая в свои объятия. – Но я бесповоротно рад слышать такие слова о себе. - Дима, - отец глянул ему в глаза. – Если бы ты ни был моим другом, сейчас бы стоял избитый перед нами, и я не ступил бы больше ногой в наш дом. Но я не осуждаю твой выбор моей дочери. Я оторвалась от учительского плеча и посмотрела на папу. Добрый мужчина он, я знала, что он чист душой. Я знала, что он зол, но не настолько, чтобы лишить меня единственной радости – учителя. Отец – это тот, кто заботится именно о своем ребенке, и, не смотря на протесты, он готов пожертвовать своими принципами ради того, как дальше будет жить его дочь. - Я не использую вашу дочь, и никогда не использовал, и не собираюсь использовать, - Дмитрий решил признаться в своих чувствах отцу, лишь бы не терять былого доверия, возникшего между ними. – Я прежде не испытывал подобного, но мне хочется заботиться, охранять, и наслаждаться обществом вашей дочери. И я вижу это как поставленную перед собой цель. Сами знаете, если человека лишить цели, он не знает, как быть дальше, есть ли смысл вообще в чем-то, когда нет мечты? А на данный момент мне комфортно с ней. - Я закрою глаза на то, что вы старше ее на восемь лет. Закрою глаза на то, что вы ее учитель. Если моя дочь счастлива… - Отец подошел и «забрал» меня из объятий Димы, прислоняя мое заплаканное лицо к своему плечу, - то пускай она будет счастлива. - Спасибо, - прошептала я на ухо папе. – Папа… - Спасибо, - признательно кивнул Дмитрий. Когда мужчина выпустил меня из своих медвежий объятий, учитель по-дружески обнял моего отца и еще раз искренне признался в своей благодарности. - Рановато вы благодарите его. - Мама… - я повернулась на ее голос. Мама стояла вся в слезах, но вытирала щеки ладонью, пытаясь собраться с чувствами и выразить свои эмоции без криков. Не получилось. - Вон из моего дома, - она указала пальцем на дверь, смотря Диме в глаза. – Не подходи к моей дочери ни на шаг, понял? - Я не уйду, - неотступно заявил Дмитрий. – У вас нет оснований оскорблять меня. - Нет оснований? – рассмеялась она, и смех этот полон безумия и презрения ко всем нам. И к отцу, и к Диме, и ко мне. – Нет оснований?! – повысила голос женщина. – Вы спите с моей дочерью, вы – ее учитель! И у меня нет оснований осуждать вас? - Нет. - Да вы! Как вы смеете еще спорить со мной в моем доме? – Папа попытался приблизиться к ней, но мама стола на своем: - А ты чего стоишь и молчишь? Дал им свое согласие? Ты в своем уме? – накричала она на супруга. Я рыдала, шмыгая носом на всю комнату, но никто не обращал на меня внимания. - Я отлично знаю Дмитрия, - бесконфликтно начал отец. – Я ему доверяю. Что было, того не миновать. Она проигнорировала его слова. Вновь набросила с криками на Дмитрия, высказывая ему, что такие люди горят в особо выделенных котлах в Аду после смерти. Учитель оставался непреклонным, и как настоящий мужчина, он не посмел повысить голос на человека старшего, тем более, на женщину. Он молчал, однако неотрывно следил за ее взглядом, будто стараясь загипнотизировать и заставить изменить решение. - Мама, хватит. Не будь эгоисткой. Ты перебарщиваешь со своей заботой ко мне. Поверь на слово: жить запертой в комнате, и плевать, что с такой роскошью – это не жизнь, это не то, что способно мне принести радость. Поверь мне на слово: когда твоя повседневность – это бесконечное количество учебников и бессмысленные часы, проведенные за изучением школьной программы на год вперед, это не жизнь, это подобно Аду, только без котлов и бурлящих лав. Поверь мне на слово: выйти замуж за нелюбимого человека, как ты хотела, чтобы мы с Кириллом поженились, это как привязать собаку, маленького беззащитного щеночка, пушистый комочек счастья цепями к столбу – ему обидно, ему больно, ему одиноко. И я была бы таким же щенком, которого ты называешь своей дочерью. - По-твоему, я желаю тебе зла? – терпеливо выдохнула мать. - Нет, - ответила я отстранённо. – Ты желаешь мне добра, но почему-то поступаешь не так, как хотелось бы самой тебе. - Любишь его, значит? – Покосившись на Диму, серьезно спросила она. - Люблю. - Думаешь, он готов быть с тобой? Готов терпеть тебя еще долго? Не боишься, что вы расстанетесь? - Мы не в сказке живем, мама, - я не сдавалась. – Даже самые счастливые пары могут в один момент стать врагами. У нас было наоборот. Все началась с ненависти. Однако есть надежда, надежда на светлое будущее, и у кого эта надежда сильнее, у того она дольше живет. Мужчины стояли в стороне и, проявляя воспитанность, слушали. Вмешиваться не стоило, иначе мама бы поставила на место их всех, и я бы не смогла отстоять свои права. Женщина еще подумала немного, потом, раздраженно цокнув, попросила нас подождать ее десять минут. В слезах, хотя она их наигранно скрывала, она умчалась на второй этаж. - Папа, - я подошла к отцу. – Она не заберет документы из школы? – испуганно прошептала я. - Не волнуйся, - он погладил меня по волосам и покосился на Диму. – Я позабочусь об этом. - Вы настоящий друг. – Дмитрий человек эмоциональный, и поэтому он повторно обнял моего отца. Благо, мужчина ответил взаимностью на его благодарность, и я любовалась их объятиями хоть и в слезах, но с улыбкой, теплотой отзывающейся где-то в груди. - А теперь уходи, пока жена не вернулась и не убила тебя, - пошутил отец. Дмитрий кивнул, собираясь обнять меня и успокоить, что все будет хорошо, как нас отвлекла мама своим фальшивым кашлем, привлекая к себе внимание. В руках она держала чемодан с моими вещами, на лице ее играла злая улыбка, но по горячи в глазах я понимала, что она делает это назло самой себе, а не для цели навредить и проучить нерадивую дочь и ее неудачный выбор сердечного спутника. - Ты готов забрать мою дочь к себе домой? – обратилась она к Диме. Тот недоуменно посмотрел на мою мать, переведя ошарашенный взгляд то на меня, то на отца. – Если вы такие взрослые, решили сыграть в запретную любовь, пожалуйста! Держи, - ядовито сказала женщина и с неприязнью бросила мне под ноги чемодан. – Давай, смотри, согласится ли он. Заберет ли тебя к себе. Небось, сорвутся все его планы, не сможет водить таких же глупых любовниц, подобных тебе к себе домой, ты ему помешаешь. Если он, конечно, возьмет тебя с собой. - Ты выгоняешь меня? – Слезы глушили меня, и я не слышала своего голоса, но он явно был тихим и слабым, как у больного человека. – Ты выгоняешь собственную дочь? - Не выгоняю, а спрашиваю у твоего молодого человека, - она глянула на Диму и поджала губы: - Заберешь мою дочь пожить к себе? Отец молчал, и в его случае это правильно. Чувствовала я, что придется ему натерпеться этой ночью от мамы высказываний, как она жалеет, что родила меня на свет, и слов, как она мечтает, чтобы Дмитрий не остался безнаказанным за свое преступление. Хотя, по сути, всё по согласию – это законно. Она не может принять меня такую, какая я есть. Она не может выпустить меня из этого плена, из этих четырех стен. - Но он же живет с пожилой матерью в маленькой квартире и… - убито прошептала я. Учитель присел на корточки, аккуратно поднял мой чемодан и, по-отцовски поцеловал меня в макушку, приказным тоном сказал: - Мы уходим. Папа ожидал такого поворота событий, и молча, кивнув понимающе Диме, скрылся в дверях коридора. - Я никогда вас не пойму, Елизавета Владимировна, - обиженно ответил он моей матери. – Что вас не устраивает? То, что я старше вашей дочери? Я сам еще молод, и разница в возрасте, причем такая небольшая не редкость в наше время. Промолчу о том, что ваш супруг старше вас на десять лет, а между нами меньше восьми. Хочу добавить, может, вас смущает, что я преподаю вашей дочери? Что же, это решаемый вопрос. Я могу уволиться, или ваша дочь может перевестись в другую школу. В конце концов, она скоро окончит учебу. Быть может, вас пугает то, что ваша дочь уже не невинна? Скажу одно: это так, но разве я тому виной? Я виноват в ее изнасиловании? А то, что между нами есть физическая связь – естественность. Я никогда не прикоснусь к вашей дочери без ее разрешения, поэтому очередной встречный вопрос: вам стыдно от того, что ваш ребенок сам предложил мне сексуальную связь? Мама не отвечала. Она, казалось, готова была разорвать нас с Димой на кусочки. - До свидания, - сказал он, взял меня за руку и потащил к выходу. Я не посмотрела на женщину, потому что слезы заполнили глаза, в легких не хватало воздуха, а в горле стоял ком, и хотелось истошно кричать, чтобы он исчез. Но объятия, теплые, какими были всегда, согрели меня в момент отчаяния. Дмитрий не отпускал мою руку, сжимал ее так, будто страшился, что я передумаю и убегу обратно. Однако я бежать не собиралась: я крепче сжала его пальцы, и услышала смешок над своим ухом. И, сквозь слезы, я улыбалась. Он меня не бросил. Не бросил, хотя мог бы. Неужели… … он любит меня?