he is my collar

- Туди, ну ты только глянь! Какая красота! Весь в блестючках, ты же их так любишь!       Вокалист неуверенно приподнял голову, и, щурясь от непривычно яркого света, пробивавшегося сквозь дверную щель, с усилием остановил взгляд на Мёрдоке, только что вошедшем в комнату. Брюнет с самодовольной улыбкой на лице крутил в руках ярко-ярко розовый, с сияющими серебристыми заклёпками и тонким ремешком на цепочке ошейник.       Ошейник? ....        Мёрдок ушёл ещё с утра, заперев дверь, и, как обычно, пригрозил Туди расправой, если тот во время его отсутствия издаст хоть один звук. Пока Медс отсутствовал, вокалисту разрешалось тихо передвигаться по комнате, читать журналы, разбросанные кучками по столу, и рисовать. На одной из полок шкафа всегда лежал лист бумаги и четыре карандаша: чёрный, зелёный, синий и белый. Туди почти всегда рисовал лесную лужайку. Он старательно заштриховывал нижнюю часть листа зелёным цветом, изображая траву, раскрашивал синим небо и причудливыми завитушками вырисовывал на нём белым карандашом кучевые облака. Ещё Туди хотелось нарисовать солнце в одном из верхних углов листа, но у него для этого не было жёлтого цвета. Оставался чёрный карандаш, грифель которого вокалист ежедневно кромсал и стачивал до самой кромки, резкими линиями очерчивая тёмные молнии, летящие из облаков.       Мёрдок обычно возвращался в течение двух-трёх часов, приносил газировку и иногда печенья и сладости. После совместной трапезы они с Туди на протяжении часа занимались сексом, а после Медс отпирал дверь и отпускал вокалиста на работу. В полночь ритуал секса повторялся. И так каждый день, из раза в раз.       За две с половиной недели Туди вполне освоился и даже привык к своему новому, "подвешенному" положению. Хочешь не хочешь, а в десять утра как штык должен сидеть у Мёрдока в комнате и рисовать очередную лужайку и небо с чёрными молниями вместо солнца. И только попробуй заикнуться о том, что тебе нужен жёлтый карандаш. Басист надает тебе по лицу смачных шлепков и нагнёт не на кровати, а у двери, грубо упирая тебя лбом в холод железа. Пока ты старательно зажимаешь ладонями рот, слыша в коридоре чьи-то быстрые шаги, Мёрдок сжимает в пальцах твои ягодицы и ускоряет темп. Издевается. Доводит до грани и вдруг резко выходит, шлёпая ладонью по изогнутому позвоночнику, царапая, оставляет на спине красные следы и полосы от ногтей. От страха быть застуканным у тебя подкашиваются ноги, и ты, прерывисто дыша себе в плечо, весь дрожишь, от макушки до пяток, которые в конце концов невольно приподнимаются в инстинктивном порыве потереться о член сзади стоящего Мёрдока. До твоих ушей долетает злорадная усмешка, и слёзы стыда выступают у тебя на глазах, пока басист вколачивается в твоё слабое, беззащитное тело.        Туди никогда не думал о том, что ощущение члена в заднице может быть приятным. Конечно, он знал о "мужчинах, которые спят с мужчинами", но всегда воспринимал это явление как что-то далёкое, не имеющее к нему отношения. Со словом "секс" вокалист всегда ассоциировал только свой опыт с Паулой, потому что другого опыта у него просто не было. С другими девчонками у Туди просто ничего не получалось. Потому что он никого из них не любил так, как любил Паулу. Не сказать, чтобы их сексуальные практики были чем-то неприятным, однако того восторга, того счастья, о которых он мечтал ещё будучи подростком, мастурбируя на фотки из эротических журналов, он никогда не испытывал. Это было больше похоже на какой-то механический процесс, нежели на занятие любовью.       Парень не мог и представить, что секс может быть другим. Вызывающим совершенно противоположную гамму эмоций, от ужаса до наслаждения. Заставляющим желать большего с каждой секундой. Отключающим мозг.       Секс с Мёрдоком был именно таким. Туди видел, насколько сильно басист его хотел, видел его полуприкрытые, светящиеся от возбуждения красные глаза, искусанные в предвкушении губы, дрожащие руки, с трудом расстёгивающие ширинку джинс, пока взгляд Медса блуждал по оголённому телу вокалиста. Туди видел эффект, который производил на Мёрдока, и часто спрашивал себя, как они смогли так далеко зайти. Когда невидимая грань между ними стёрлась, почему Мёрдок так возбуждается, трахая именно его, и, самое главное, в какой момент Туди сам начал наслаждаться процессом. Но когда басист наклонялся к его шее и начинал покрывать её влажными поцелуями, все мысленные вопросы испарялись как водяной пар, предоставляя место нарастающему удовольствию, которое электрическими разрядами быстро распространялось по телу до самых кончиков пальцев. В такие моменты Туди казалось, что он будто проживает целую жизнь. От рождения до смерти. От возбуждения до кульминации. Снова и снова. Десятки жизней. И каждая из них уникальна и по-своему увлекательна. *** - Мёрдок, я не собака! Зачем мне ошейник, зачем ты его принёс? - Увидишь, - пробормотал мужчина, защёлкивая на шее вокалиста серебряный замок. Закончив, Медс выудил из кармана длинную железную цепочку и пристегнул её к ошейнику. - Прекрасно. Басист отошёл чуть подальше и прищурился, оценивая свою работу. Через пару секунд его лицо окрасилось восторженной улыбкой. - Нет, тебе точно нужно это видеть! Где зеркало? Где ёбаное зеркало?! - Мёрдок, я не уверен, что... - Молчи! По-моему, у нас завалялось одно зеркало в кладовке, щас сбегаю! Сиди смирно, никуда не уходи! - Да куда я могу уйти?... - тихо проговорил Туди, провожая взглядом убегающего мужчину. Через минуту Мёрдок, запыхавшись, держал перед лицом парня старое треснутое зеркало. - Великолепен, - выпалил басист. - Ошейник? - мимоходом осведомился Туди, разглядывая свою преобразившуюся шею. - Ты. Вокалист удивлённо поднял глаза и, увидев на лице Мёрдока тёплую, нежную улыбку, которая, наверное, могла бы растопить лёд, не смог удержать смущённого вздоха. - Ну а теперь, Бобик, давай учить команды, - с этой фразой басист плюхнулся на кровать. - Первая - фас. Туди поморщился. - Мёрдок, но как я... Медс расстегнул и приспустил штаны, а затем похлопал ладонью по бугорку на трусах. - Я сказал - фас. Или ты хочешь доказать всему миру, что ты глупее любой собаки? Вокалист нерешительно начал приподниматься с пола. - Нет-нет, только на четвереньках! Ходить на двух лапах я тебя ещё не учил. - Медс, мне кажется, что это... Под грозным взглядом басиста Туди заткнулся и, опершись ладонями о пол, пополз к кровати. - Вот так, молодец. Живее, живее! - подбадривал его Мёрдок, продолжая хлопать ладонью по трусам. Наконец Туди достиг ног басиста и вопросительно взглянул на него. - Какая же ты глупая собака! Всё тебе по сто раз приходится объяснять, - Медс оттянул резинку трусов, открывая вокалисту вид на головку своего члена. - Бери в рот и соси. Туди тихо хмыкнул. Минет в их сексуальной рутине был чем-то новеньким. Перед тем, как приступить, он позволил себе маленькую дерзость. - Не боишься, что собака своими острыми зубами откусит тебе член? - Нет, - усмехнулся Мёрдок, - Но если вдруг посмеет, я ей по морде вот этим ремнём хлопну. Туди сглотнул и аккуратно взял головку члена в рот, облизывая её кончиком языка. - Хорошо, молодец, Бобик, вот та-ак... Максимально осторожно, стараясь не задеть кожу зубами, вокалист ритмично водил головой вверх-вниз, то и дело поглядывая на Мёрдока. Тот прикусил губу и безуспешно пытался сдерживать рваные вдохи-выдохи, клокотавшие у него в горле. - Господи, быстрее, ну же! - вдруг прорычал Медс и, схватившись за цепь, резко притянул Туди к себе, одним рывком насадив его ртом на член до самого предела. Вокалист что-то возмущённо промычал, захлебываясь в подступившей к горлу слюне, но через пару секунд послушно возобновил движения, стараясь игнорировать неприятное давление в районе затылка. Спустя минуту Мёрдок кончил и заставил Туди проглотить всю сперму, сильнее затягивая цепь и не давая парню отклониться назад. Вокалист на протяжении всего процесса сдерживал рвотные позывы, но, как только Мёрдок его отпустил, перевернулся на живот и закашлялся. Казалось, будто сперма ещё стояла у него в горле и не давала свободно дышать. - Хороший мальчик, - прохрипел басист, наклонившись к Туди и потрепав его по волосам, - За это тебе положена вкусная косточка. Мёрдок застегнул штаны, встал с кровати, покопался в своём рюкзаке и вытащил из него плитку шоколада в шуршащей золотистой обёртке. - На, - вложил он сладость в обессиленно лежащую на полу руку вокалиста, - Заслужил.