Чувства мертвых

— Помнишь, я говорил, что у меня есть знакомая, которая хорошо слышит все сплетни? — негромко спросил Лекер, сидя за столом в расслабленной позе. Коралл, закончив трапезу из индейки, стручков фасоли и пропеченного картофеля — хрустящего снаружи и распаренного внутри, с ленивым удовольствием обсасывал жареного лангуста без панциря. — Я тебе солгал, — со смешком проговорил Лекер, и Коралл нахмурился. Лекер никогда не утаил бы от него чего-то важного и значимого, но вот по всяким мелочам он любил лукавить и привирать, и принц никогда не мог узнать, сказал барон правду или утаил. — Скажи. — Франциск обмакнул нового лангуста в фарфоровую чашу с темным и жидким соевым соусом, а затем снова стал обсасывать, слегка причмокивая. Впрочем, звук, с которым он наслаждался морским обитателем, утонул в мелодичной музыке привычной для двора группы людей. Лекер заглянул за спинку своего кресла, затем по сторонам, словно искал кого-то. Убедившись, что нигде рядом с ними нет лишний ушей, он тихо и внятно, соблазнительным голосом сказал: — Открою секрет, если будешь ночью сосать так же активно, как сейчас — несчастного лангуста. Юноша с коралловыми волосами вспыхнул от стыда и смущения. Лакомство так и упало на салфетку на его коленях, и он, схватив розовое тельце, бросил его в свою тарелку. — Ах ты, бесстыдник! — прошипел он. — Бал в самом разгаре, Грахел и Амфара сейчас вернутся к столу, а я пойду танцевать, а ты о чем думаешь?! О чем ты думаешь?! Лекер остался непоколебим. В его светлых глазах плескалось веселье и еще нечто неописуемое, что непременно влекло к нему Франциска. Харизма, наглость и животный магнетизм. — Я думаю о том, как лучше зажать тебе рот, чтобы ты не кричал, пока я буду в тебе. Франциск остервенело схватил очередного лангуста и крайне вызывающе хрустнул прожаренной мякотью. — Почему ты снова об этом думаешь? — прошептал он, улыбаясь уже приближающемуся Грахелу, который приглашал сына встать со стола. Лекер прищурил взгляд, глядя на девушку, которая непременно станет на этот вечер спутницей для его принца. — Потому что все будет, как я хочу. Мало кто знал, что Грахел не женился не из собственной прихоти, а потому, что еще ни в ком не нашел ту самую достойную женщину, от которой хотел бы наследника, после трех неудачных попыток. И хотя он знал, его сын, что кость поперек горла слишком многим в замке, он снова и снова, будто из садистского удовольствия отправлял его под удар, никак не заботясь о сохранности своего бастарда первенца. В ночь после бала, Кораллу пришлось долго на коленях заглаживать вынужденную вину за чужое желание видеть его с какой-нибудь красавицей, пока Лекер не сменил свой ревнивый гнев на любовную милость. Он всегда раздевал Коралла резко и грубо, буквально сдирая с него одежду, как в последний раз, когда до восхода солнца и момента расставания оставалось совсем немного времени. Его любовь тоже была страстной и грубой, отдавая в чем-то звериным, по-настоящему животным желанием, заставляющим Франциска судорожно глотать воздух, после очередного глубокого толчка в его хрупкое тело. Иногда ему казалось, что он не выдержит очередной такой ночи и хрупко расколется прямо в этих сильных руках, сжимающих его бедра до синяков. Либо просто упадет грудью на кровать и замрет, когда от такого темпа у него разорвется сердце. В эту ночь, до дна выпив чашу ревности вместе с абсентом, Лекер брал его сзади, не позволяя себя целовать, в назидание. Коралл ни одного разу не допускал, что это сексуальное насилие, ведь он и предпочитал заниматься любовью по-животному и грубо, когда его мотали по постели, словно игрушку в острых влажных клыках мощной собаки. — А-ах! Только колени ныли от такого напряжения. Сильная рука Лекера скользнула между его лопаток, и надавила на затылок, вынуждая опуститься и унизительно прижаться голой грудью к сбитым простыням. — Ты изменщик! — прошептал Лекер ему на ухо, наклонившись лишь на мгновение, а затем перехватил юношу под живот и продолжил неистовствовать. Вьющиеся крашеные волосы Франциска разметались по влажной постели, впитавшей их пот. Юноша изогнулся всем телом, не желая подчиняться, и почувствовал, как грубая рука любовника властно прижимает его к постели, не позволяя сопротивляться. Из пересохших губ Коралла снова донесся долгий стон удовольствия от любви, больше походящей на спаривание. Кто бы знал, что Лекер, этот саркастичный наглый юноша, способный улыбаться так нежно, превращался в постели в настоящего ненасытного монстра. Кто бы знал, что гордый и надменный Франциск, порой с презрением глядящий на щеголей, был в их паре пассивным и покорным. Протянув руки, он сжал простыни, стягивая их, и закусил губу. — Легче! — простонал он, в один из толчков почувствовав боль. Лекер замедлился. Это было то слово, которое всегда останавливало его. Неважно, как бы сильно барону ни хотелось продолжать вгрызаться в этого юношу, который принадлежал только ему одному. Сильные руки обняли Коралла за грудь, а мощное жилистое тело навалилось сверху, не столько придавливая, сколько скрывая его ото всех лишних глаз, которые явно не могли их увидеть. — Прости, — выдохнул Лекер. Он уткнулся носом в коралловые волосы принца и продолжил двигаться глубоко и размеренно, полностью стараясь повторить чужие изгибы. Но он не любил тошнотную нежность, поэтому спустя несколько минут дыхание Коралла снова сбилось, а голова металась по постели, пока его вдавливали в нее. После первого акта любви, Лекер отстранился. Его белоснежная фарфоровая кожа блестела от пота, а сам барон снова и снова выдыхал сладковатый дым от курительной смеси в своем богатом мундштуке. Франциск лежал калачиком, укрытый сбитым покрывалом и наслаждался коротким затишьем. — Твоя тетка Ферида, приходила ко мне сегодня ранним утром. Я едва вернулся в покои, и через пару минут постучалась она. Коралл приподнялся на локте. По его телу вдоль позвоночника пробежало онемение. — Ох, что же было бы, явись она на пару минут раньше. Что она хотела от тебя в столь ранний час? Лекер сузил глаза. — Спрашивала о тебе. Если бы я был глуп, то не понял бы тонкой сути каждого ее вопроса. Либо она слишком долго придумывала, с каким подходом будет этот разговор, либо ее кто-то надоумил. По белой коже Франциска, покрытой поцелуями, пробежала дрожь. — А что она хотела узнать? Ферида практически никогда не пересекалась с Франциском даже случайно. Живя в одном замке, они никогда не продвигали разговор дальше обычных вежливых приветствий, и при этом Ферида старалась не задерживать взгляда на своем нечистокровном племяннике. Ее интерес к Франциску, тем более попытка узнать через стороннего человека, вызывал ряд вопросов и неприятное липкое ощущение внутри. — Точно не скажу, но о тебе. Все, что лично я мог сказать о тебе. Она… знала, к кому идти за этой информацией. — И что ты ответил ей? — Коралл невольно сжал край простыни. Лекер ухмыльнулся и обхватил губами мундштук. — Что ее неправильно информировали, и я не так крепко с тобой общаюсь, чтобы знать что-то, чего не знали бы остальные. Принц медленно перекатился на живот и уперся худыми локтями в простыни. Едва рука Лекера снова обхватила Франциска за шею, и крепко сдавила со стороны затылка, грозясь лишить его сознания, как он и думать забыл о том, что тетка так интересовалась им с неизвестной целью. Впрочем, какая ни была цель, они не могла быть благородной или хотя бы с добрыми намерениями. Возможно, и для нее принц-бастард был препятствием на пути к желанному. Очередной глубокий толчок, сладкий чужой спазм, ощущающийся как свой, и Коралл, закатывающий глаза, понял, что его любовник и на эту ночь не поскупился. Он громко и протяжно застонал от ощущения тепла в теле, и уронил голову на влажную постель, ощущая, как тяжело упал и Лекер за его спиной. Ощущение единения всегда было мимолетным, даже когда они предавались любви всю ночь, от заката до момента, когда необходимо было расставаться. Франциск прикусил зубами фалангу среднего пальца и прошептал, не оборачиваясь: — Как не повезло бы твоей жене… Лекер шумно выдохнул. — О чем ты? Франциск провел ладонью по собственной влажной шее, а затем зачесал волосы назад. — Ты просто животное, — прошептал принц и облизал пересохшие губы. Лекер ухмыльнулся. Ленивым движением он развернул Коралла к себе и навис над ним. — А тебе нужен слюнтяй, который будет лезть в рот поцелуями, ныться, как он любит тебя, и долго копошиться прелюдиями, пока желание полностью не исчезнет, — саркастично спросил он. Франциск слабо улыбнулся. — Нет. Их первая ночь была до безумия неуклюжей и неловкой, после которой оба юноши остались абсолютно неудовлетворенными. Такой же была и вторая, и третья попытка, пока Лекер честно не сказал, что он не умеет быть нежным и чутким. А принц с трепетом ответил, что для него не нужно притворяться. Тогда, зажатый между крепким телом и холодной стеной он стонал от удовольствия и боли, несмотря на обильное количество масла. Первые месяцы после каждой ночи с Лекером наутро у Коралла безумно болело все тело, особенно причинное место, из-за чего он больше предпочитал стоять, чем сидеть. Поэтому их первые попытки имели большой интервал перерыва. Принц сбросил с себя любовника и перекатился на спину, ощущая влагу простыни. — Грахел очень увлекся Амфарой. Сегодня он танцевал с ней и не сводил глаз, — сказал он будто невзначай, и взглянул на Лекера. Тот, вальяжно лежа, уже взял в рот трубку мундштука, с которым предпочитал наслаждаться слабой курительной смесью со сладковатым запахом молочного кофе. Юноша лениво пожал плечами. Франциск переместился на кровати, и положил голову на скрытые одеялом колени возлюбленного. — Так… как ты узнал, что Солен спит со своей сестрой, м? Коралл втянул и выдохнул сладкий дым. — Просто. Я нанял одного независимого человечка в наш двор, чтобы он узнал подноготную нескольких людей. Франциск приподнял бровь. — И зачем тебе это? — Как раз на тот случай, если вдруг кто-то пожелает тебя шантажировать, например как Солен. Если бы я не знал его маленький грязный секрет, я бы ни за что не сохранил хладнокровие сегодня. — Лекер обхватил кончик мундштука вытянутыми губами, с удовольствием втягивая дым. Ночь продолжалась. Докурив, он намеревался снова заняться принцем, ведь на сегодня они еще не закончили. Каждую ночь, если не происходило серьезных происшествий. Каждую ночь, незаметной тенью в чужие покои, и сладким дымом исчезая из них поутру, Лекер уходил. Сидя в бриджах и расстегнутой ночной рубашке, Франциск подчас думал, кто еще в эту пору возвращается к себе. Может быть, рыцарь от замужней любовницы, пока ее муж отчаянно зарабатывает деньги, чтобы прокормить семью. А может быть, такие же юноши, как они, но крестьянские дети. Мускулистые, с загоревшей кожей, пахнущие землей и потом, а не духами и пудрой. Сильнее, крепче, расходятся после уединения в небольшом запертом сарае, на стоге сена, где никто не потревожил бы их до самого утра. Долгий месяц ожидания, пока не стало ясно, что Амфара взошла на желанную ступень, став самой почетной и известной фавориткой короля Грахела. И теперь не один Франциск хлебал долю всеобщего недовольства. Он не знал эту женщину, и пусть она могла стать для него поводом для беспокойства, не чувствовал нервозности, когда видел своего отца вместе с ней. До одной весенней ночи, когда холод уже отступал, и мрак наполнялся теплом и сладким ароматом богатых кустов сирени под чужими окнами. В ту ночь Франциск лежал с повязкой на глазах, и облегченно выдохнул, когда Лекер милостиво отвязал его руки от спинки кровати. Не снимая шелковой ткани, закрывающей верхнюю часть лица, Франциск потянулся к персику, чтобы утолить легкий голод после такой животной похоти, оставшейся болью там, где Лекер искусал его докрасна. Вдыхая дым от курительной смеси, странно сочетающейся с ароматом сирени, принц откусил плод еще четырежды, предвкушая еще один страстный акт любви, когда Лекер, закончив курить, вдавит его в постель сильным телом, разведет ноги и снова окажется в нем крепкой мужской плотью. Принц кашлянул несколько раз, а затем внезапно ощутил дрожь по всему — от век, до кончиков пальцев. Слабость сковала мышцы, и каждый следующий вдох стал сложнее, чем предыдущий. Воздух словно застревал в легких. Внезапная боль сковала живот, рот наполнился необъяснимым количеством вязкой слюны, и принц прижал руку к губам. Лекер продолжал курить, выдыхая дым ровными колечками, и не сразу заметил внезапной перемены в любовнике. Франциск несколько раз дернулся, его глаза закатились, а из приоткрытых губ пошла белая пена. Лекер резко обернулся, услышав хриплый кашель. — Коралл! Юноша посмотрел на него испуганно. Через пальцы, который он прижимал к побелевшим губам, засочилась пена, а надкушенный, истекающий сладким соком персик, выпал у него из рук, и покатился по богатому ковру, оставляя влажный след.