Чувства мертвых

— Коралл! Франциск, еще мгновение назад, пребывающий в блаженстве, сейчас напоминал человека, умирающего от удушья — даже при тусклом романтичном свете Лекер видел, насколько посинела его красивая бледная кожа. Он задыхался, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть, его руки затряслись, а мышцы сковало сильной судорогой. Франциск упал с кровати навзничь. Пена продолжала валить хлопьями из его приоткрытого побелевшего рта, а остекленевшие глаза любого привели бы в неописуемый ужас. — Коралл! Франциск! Лека… Барон вовремя заставил себя сжать челюсти, чтобы оглушительным криком не позвать на помощь. Он был совершенно наг, как и принц, и если кто-нибудь из двора сейчас застанет их в подобном виде, ему не хватит золота и слухов, чтобы заставить людей замолчать. Одно дело Солен, способный лишь догадываться, но ничего не видящий собственными глазами. Он был трусливым, жалким идиотом, который, не стесняясь, мял свою сестру. Другое дело лекарь в возрасте, на которого не найдешь ни управы, ни достаточной суммы для молчания. Человек, которому поверят охотно, если ему вздумается рассказать о том, что довелось увидеть. Но если не позвать на помощь, Коралл умрет. Лекер по своему характеру был достаточно вспыльчивым и расчетливым человеком. Одним из его неизменных неоценимых достоинств было умение не впадать в панику, какая бы ситуация ни произошла с ним. Вот и сейчас, едва увидев, что Коралл бьется в конвульсиях, сделав всего лишь несколько надкусов злосчастного переспелого персика, который всегда находился на большом серебряном блюде в его опочивальне, как юноша без каких-либо усилий перевернул любовника на четвереньки, заставляя выгнуться, и насильно протолкнул ему два пальца в рот. Франциск изогнулся в сильном животном спазме — Лекер протолкнул пальцы так глубоко, как только мог, и рвотный рефлекс не заставил себя долго ждать. Простыни стали мокрыми и дурно пахнущими от того, что Франциск изверг из своего желудка вместе с ядом, который должен был его убить. От натуги и боли у Франциска потекли слезы из глаз, а он продолжал и продолжал отплевывать желчь с кровью из опустевшего желудка. Вытерев пальцы о чистый край простыни, Лекер вскочил с кровати и немедленно схватил свой верхний плащ. Узкая рука безошибочно скользнула в рукав, где в районе лучевой кисти находился небольшой потайной карман. Там Лекер неизменно держал что-то, что помогло бы ему в непредвиденной ситуации. От маленькой и очень острой иглы с ядом, до крошечной склянки с каким-нибудь лекарством. И сейчас это самое лекарство прямо из склянки Лекер насильно вливал в горло задыхающемуся Франциску, всеми силами не позволяя ему попрощаться с жизнью не только в столь раннем возрасте, но и вообще, в таком глупом положении — после бала, заполненным мужской сладостью, голым… Через некоторое время Франциск затих, и его дыхание успокоилось, хотя взгляд все еще оставался не сфокусированным, остекленевшим и пустым. Лекер прижался ухом к груди любовника, и услышал, что хоть сердце того и бьется быстро, но все же не сбивается. Теперь у него было чуть больше времени. Лекер немедленно накинул на себя одежды, и схватил волосы в хвост, а после наспех накинул сорочку и штаны на любовника, прежде чем схватить его на руки, и отправиться прямиком к любому ближайшему лекарю, который смог бы помочь. * * * Лекер не питал любви к Грахелу. Ни уважения, ни признания, ни любви, можно даже сказать, что он его ненавидел. При всех своих достоинствах, со своим сыном король поступил настолько недальновидно, насколько это вообще можно представить. Как механизм замедленного действия, чтобы избавиться от неугодного первенца чужими руками. Чем больше Лекер размышлял об этом, тем сильнее хотел вдавить мужчину в стену прямо за горло и сжимать, сжимать рукой так сильно и долго, пока жизнь не остановится в этом королевском теле. К тому времени, как рассвело, все уже знали о случившемся. На Лекера не смотрели, обеспокоенные состоянием принца. Только знахарь Мэль, щурясь на поднявшееся полуденное солнце, подошел к двору, пряча руки в широких и длинных карманах своего халата, после того, как остаток ночи провозился в своем кабинете с Франциском, в котором едва еще теплилась жизнь. Его новость была утешительной. — Состояние принца я могу расценивать как удовлетворительное. Жить будет. Его Величество и весь двор могут выдохнуть спокойно. Двор притворно и облегченно вздохнул. Лекер показательно равнодушно кивнул. Его внимательный взгляд скользил от лица к лицу, в чьих же глазах должно было промелькнуть сожаление. Вот одна баронесса, вторая, третья. Сожаление выразил Солен и его сестра, и еще с десяток людей, чьих имен Лекер не хотел бы помнить в столь тяжелый для него момент. Выразило сожаление удручающее большинство. Кто-то один покусился на жизнь принца-бастарда, или они все, кто бы мог знать это. Кто-то сказал: — Хорошая новость для короля. На что Лекер лениво протянул: — Плохая — для придворных. — Что? Мэль приподнял подбородок и задал то же вопрос: — Что? Лекарь почесал краешек носа, глядя на то, как взволнованный Грахел исчезает в опочивальне сына вместе с двумя стражниками и одним специалистом по ядам. Мужчина в летах, аккуратно взял Лекера под руку и, улыбаясь, отошел на приличное расстояние. — Господин Лесной Пепел, позвольте узнать, что Вы дали Его Высочеству, прежде чем принести его ко мне? — полюбопытствовал Мэль тихим полушепотом. Лекер спокойно ответил: — Я знаком с одной девушкой, она, можно сказать, колдунья, и хорошо разбирается в травах. Однажды я захворал, и она дала мне небольшую склянку с травянистым отваром для очищения организма. У меня осталось совсем немного этого снадобья, я всегда ношу его при себе, вдруг снова заболею. Но, судьба-злодейка…. мое лекарство отошло принцу. Не мог же я пройти мимо него, увидев, что он лежит без сознания у собственных покоев. Долг каждого человека помогать ближнему. И снова бессовестная ложь. Не только по поводу того, как барон встретил принца, но и насчет содержимого его склянки. Он не был знаком ни с одной из колдуний, просто знал, где есть тайная аптекарская, где продают запрещенные нечистые зелья, химикаты, яды. И противоядия к ним. То, что он дал Кораллу, называлось «долгой отсрочкой» от смерти при поражении как раз любого вида ядов. Он закупил всего лишь десять небольших ампулок, но с тем успехом, какой Грахел подарил своего сыну, — эта склянка была последней. Выслушав его, Мэль повел бровью. — Господин барон очень предприимчивый молодой человек. Принцу невероятно повезло, что Вы оказались рядом, да еще и с противоядием. Можно сказать, он обязан Вам своей жизнью. Даже не мне, а Вам. Не забудьте ему сообщить об этом. Только вот… незадача. — Мэль прикусил губу. — Его Величество велел ловить и казнить всех, кто имеет отношение к колдовству. Как мне сказать о том, что именно спасло жизнь его сыну? Он потребует ответов, ответы… могут быть неприятны. Где живет эта девушка? Я хотел бы поговорить с ней лично, чтобы знать, какие компоненты она добавила в свое противоядие. Если я смогу повторить ее опыт… Принцу Франциску больше ничего не будет угрожать. Лесной Пепел лишь ухмыльнулся. — Не стоит меня шантажировать, господин Мэль. Я не тот человек, которого можно напугать шантажом. Эта девушка не желает быть раскрытой личностью, я поклялся ей могилами моей семьи, что не расскажу никому об ее местонахождении. Мэль смотрел в его серые глаза проницательно и безумно долго, словно пытался молча выпытать правду. Возможно, он уже догадался об этой небрежной лжи, но в итоге ушел, так ничего и не сказав. Если он станет искать девушку без лишнего шума, то никого не найдет. Упомянутой колдуньи просто не существовало. Лекер внимательно посмотрел в спину ушедшему знахарю. Да, Франциск был обязан ему жизнью уже раз семь. Ему не хватит следующих перерождений, чтобы расплатиться, но Лекер никогда не требовал отдачи. Он делал это, потому что любил этого человека, и если придется, однажды он сам лег бы на алтарь вместо него. Юноша опустил взгляд и взглянул на пустую склянку в своей руке. На донышке из прозрачного стекла осели последние желтые капли противоядия. — Действительно, как бастарду повезло-то, а. А что ты делал возле его покоев в такой поздний час? — Приблизившийся будто из ниоткуда Солен так и сочился ядом. — А может быть, ты был прямо в его покоях? Может быть, ты чего-то не договариваешь? Наверное, стоит рассказать королю Грахелу, кто спас его сыночка и как? Лекер скривился, уже собирающийся сказать крепкое слово в адрес Гранатового Владыки, но тут резкий женский голос опередил. — Принц вообще-то был со мной. Я сама видела, как ему стало плохо, но испугалась, и убежала, не зная, что делать и кого звать на помощь. Господин Лекер первый, кого я увидела. Солен моментально замолчал, а Лекер хмыкнул и взглянул на девушку в богатом платье, что оказалась рядом. Графиня Арнэль, благоухая резким ароматом розмарина, которым душилась на ночь, равнодушно поправила длинные, по локоть сеточные перчатки. Солен поджал губы, а Лекер ощутил едкий вкус желчи во рту. Она не встречала его, и уж тем более, никогда не была с Франциском. Ее мать умерла еще восемь лет назад от медленной старости, и двадцатилетняя девушка унаследовала ее титул, имя и земли. Некому было ее надоумить солгать, некому было толкнуть ее в объятья принца-бастарда, но именно сейчас графиня своеобразно избавила Лекера от оправданий и объяснений. Даже понимая, что Арнэль явно делает это из корысти, он решил ей подыграть: — Именно так и было. Как хорошо, что барышня Арнэль так вовремя присоединилась к нашему разговору. — Не могла же я пройти мимо, зная, как могут быть порочны языки, — с вежливой улыбкой ответила графиня и невинно хлопнула ресницами, взглянув на Солена, внезапно сбитого с толку таким поворотом. Его умение чуять подвох дало сбой, и он долго переводил взгляд с девушки на парня, и обратно, прежде чем развернулся и ушел восвояси, так ни о чем и не догадавшись. Как только его тонкая фигура исчезла в толпе смазанных лиц и разноцветных одежд, безупречная белоснежная улыбка Лекера тут же исчезла. Так же, как и улыбка Арнэль. Барон и графиня, только что бывшие заодно, даже не посмотрели друг на друга. — Полагаю, нам есть, что обсудить, барышня, — сказал Лекер негромко. В его голосе почувствовались холодные нотки. Арнэль ответила ему таким же голосом: — Барон такой проницательный. Лекер бросил мимолетный взгляд на распахнутое окно, и заметил, как бы, между прочим: — Уже скоро колокол скажет о том, что наступило время обеда. А после нейтральным местом я вижу богатую королевскую библиотеку. В зале… втором, например. Там прекрасные книги о воинственных девах, которые всегда знают, когда идти в наступление, а когда лучше не вступать в сражение. Это у них в крови. Я уверен, Вам понравится. — А как же третий зал, он Вам не по нраву? О распутниках, лжецах и лицемерах. — Арнэль оставалась все такой же учтиво холодной. Обычно таких красавиц всегда учили, как следует вести себя, более опытные, уже повидавшие жизнь женщины — резкие, ненадежные, хитрые, как гадюки, умеющие круто повернуть ситуацию в свою сторону. Они правили этим замком по своему: пленили красотой, властвовали над разумом, опаивали речами, вызывали жалость и печаль слезами, и манили тем женским оружием, что скрывали многочисленные богатые в пол юбки, оставляя молодых мальчиков гадать, что же скрывает нагое женское тело. До Франциска Лекеру уже доводилось бывать с подобными особами — его же возраста, пока они не наскучивали и не пресыщали. Каждая пыталась завоевать его свободу, и обоюдная ревность кончалась неизменным скандалом, после которой Лекер разрывал отношения один раз и навсегда, пока не понял, что мужчины его привлекают в отношениях, куда больше. Вся королевская свита немедленно бросилась за нервным Грахелом. Король сообщил сухо и зло, что узнает, кто отравил еду его высочества и что непременно вздернет этого безумца на глазах у всех собственными руками. Даже палача не станет звать. Проводив взглядом монарха, Лекер презрительно ухмыльнулся. В таком случае, королю Грахелу необходимо было затянуть петлю самому себе.