Чувства мертвых

Королевская библиотека занимала почти целый этаж — высокие ярусы книг располагались огромным полукругом, вдоль которого шла изогнутая лестница из красного дерева. Ниже располагались не такие богатые стеллажи, там находились книги, кои двор любил читать чаще всего: любовные романы, трагические поэмы, и комедийные пьесы, которые королевский театр ставил бесчисленное количество раз. Лекер, собрав волосы в высокий строгий хвост, оставив лишь одну прядь небрежно свисать со лба, сидел и в ожидании задумчиво крутил в руках большой высушенный цветок снотворного мака. Если бы не загадочное отравление Франциска, сегодня он отвел бы его в одно увеселительное заведение, в котором, пожалуй, побывал уже каждый богатый господин Стальи. В романтичный клуб с тяжелыми с потолка до пола шторами багряного и черного цветов и такими же тяжелыми столами. В помещении, наполненным дымом благовоний, запахом пота многочисленных раритетных красавиц, Лекер усадил бы его в кресло и наполнил легкие опиумной смесью. Франциск никогда не терял головы, и никогда не пьянел до невменяемого состояния, а Лекер никогда не злоупотреблял тем, что может расслабить тело и разум. В последний раз они были в этом заведении три месяца назад, и сегодня Лекер намеревался освободить плечи принца от тяжелого замкового быта. Увы, неизвестный человек нарушил их планы, и подверг принца смертельной опасности, что не могло не вызывать гнева в душе Лекера, внешне остающимся все таким же безупречно спокойным. Арнэль опоздала на пятнадцать минут, как и полагалось всем высокородным дамам, которых на встречу приглашал мужчина. Она не стала садиться, а встала в полупрофиль. Ее внимание привлек ярко красный цветок в белых руках Лекера. — Безвкусица и пошлость, — сказала девушка резко. — Потеря стыда нынче воспринимается, как гордость и вызывает уважение. Лекер приподнял холодный взгляд. — О чем это Вы? — Мак — олицетворение забвения и крайнего невежества. А тот, что у Вас в руках, еще и вызывает зависимость. Ни стеснения, ни стыда. Лекер закинул ногу на ногу и бросил: — Лицемерно. Опиумом злоупотребляет вся нынешняя молодежь, да и старики не гнушаются. Есть ли смысл в одиночку кричать о безвкусице, если в таком случае вкуса нет у всех? Если толпа слышит осуждение одного человека, это не более, чем мышиный писк. Как ни надрывайтесь — не услышат. — Я говорю не про всех. А конкретно о Вас и о том, насколько Вы решили испортить эту встречу. Лекер остался равнодушным к чужому негодованию, и решил сразу перейти к делу. Арнэль, впрочем, так же не желала оставаться с этим человеком наедине слишком долго. — Вчера Вас не было в покоях Коралла, — сказал барон спокойно. Арнэль свела руки за спиной. — Зато там были Вы. Рука Лекера дернулась, и сухой багровый лист мака с хрустом отломился. Без сожаления он щелчком пальца отбросил сломанный лист. — Женщины… безумно любят слухи, которые приукрашивают возможную правду. А еще те слухи, которые даже не являются правдой. Понимаю, это одно из Ваших оружий, ведь… вам не дано вызвать человека на дуэль чести, и там уже разобраться во всей какофонии своих претензий. Арнэль улыбнулась и подошла ближе. Лекер оставался спокоен, и ничем не выдавал своего волнения, пусть и сказанное графиней заставило его сердце биться чаще. Вопреки всем положенным манерам, девушка оперлась руками о подлокотники кресла и склонилась над бароном, так, что ему пришлось откинуться на спинку, чтобы не коснуться своими губами ее лица. — Безусловно, Вы считаете себя умнее, чем любая женщина. Но что, если слухи, которые даже не приукрашены, настолько правдивы, что от них волосы встают дыбом? И один из таких тот, что вчера Вы были в покоях Франциска глубокой ночью. Лекер показательно закатил глаза. Протянув руку, он коснулся сушеным маком белых ключиц девушки, и она мгновенно отпрянула, прижимая руку к тому месту, где цветок поцеловал кожу. — Как Вы смеете?! — Так же, как и Вы. Порядочной девушке не пристало вести себя, как последней проститутке. Имейте хоть какие-то границы, — осадил графиню Лекер. Щеки Арнэль запылали от гнева и стыда. — Откуда такая уверенность в том, что я вчера был с Кораллом? Я лично проходил мимо его покоев, и там же и увидел, что он задыхается, а изо рта у него идет пена. Мне нужно было пройти мимо, ради сохранения своей репутации? — Откуда тогда лекарство? — Меня тоже травили, барышня, надо ко всему быть подготовленным. А после Ваших манипуляций, я буду следить за Вами вдвое пристальнее. Мало ли, когда Ваша рука дрогнет над моим бокалом. Арнэль зарделась, но теперь от смущения. — Вы переоцениваете мои способности. — Нисколько. Это здравая оценка. Арнэль посмотрела на Лекера с вызовом, а затем, убедившись, что кроме них в зале больше никого нет, тихим голосом сказала: — Ваш голос я слышала вчера в его покоях, и Ваш говор ни с чем бы не перепутала. Лекер крутил мак, и когда Арнэль произнесла это предложение, цветок так и застыл в дрогнувших пальцах. Барон сощурил глаза. — Подслушивать это очень низко. — Но весьма выгодно. — Арнэль ухмыльнулась. — Вы были в его покоях. И вы спали с ним, как…. Нет больше аргументов в свою пользу? Лекер решил не сдавать позиций, хотя и понимал с невыносимой горечью, что против графини у него нет козырей. Она никогда ни в чем не была замешана, кроме, разве что того, что подслушала, как вчера ночью Лекер драл Коралла на его же кровати. Арнэль не удивилась этому долгому молчанию, однако, когда она заговорила, ее голос не был ни холодным, ни гордым, ни ядовитым. — Сегодня я скрыла то, что узнала, перед Гранатовым Владыкой. Намерена скрывать и дальше. Если барон думал, что я буду его шантажировать, то он горько ошибался. Лекер вопросительно хмыкнул и поднялся с кресла. — Что же нужно графине? Неужели достаточно того, что теперь я знаю о том, что Вы в курсе нашего с Кораллом маленького секрета. — Называйте людей именами. Его зовут Франциск, — резко ответила девушка. — Ему больше нравится Коралл, — ответил сухо Лекер. Он был чуть выше графини, и ей пришлось поднять подбородок, чтобы смотреть ему в глаза. — Если Вы не собираетесь шантажировать, Вам ничего не нужно. Если хотите молчать, это расчет на долгий срок. Скажите мне Ваши требования прямо сейчас, иначе мы никогда не придем к согласию. Девушка опустила и подняла глаза с улыбкой. — Мои требования просты до невозможности. Франциск. Только и всего. Лекер приоткрыл светло-розовые губы. Голубые глаза графини сверкали, как чистое небо. — Ему больше нравится Коралл, — так же спокойно поправил барон. — Что — Франциск? Он не разменная монета, а человек, со своими мыслями, желаниями и чувствами. — Вчера ночью Вы делали ему больно в постели, я слышала, — прошептала Арнэль. — Он не разменная монета, я знаю. И поэтому говорю Вам, прекратите им пользоваться. Что Вы сможете дать ему в будущем? — А Вы? — Любой мужчина рано или поздно будет нуждаться в семье. В жене и детях, в доме, в котором царит гармония, покой, уют и любовь, а не разврат, оргии и опиум! — Девушка, не сдержав эмоций, повысила голос, и Лекер немедленно приставил палец к губам. В их общем интересе — чтобы никто не услышал этого разговора. Девушка поджала губы, а затем медленно кивнула и понизила голос. Лекер проговорил тихо: — Для кого-то семья — это все то, что Вы описали. Но для кого-то семья, это единственный любимый человек, рядом с которым не стесняешься быть собой. Даже если ты — это разврат, оргии и опиум. — Вы не понимаете, что я пытаюсь сказать? — Пожалуй, я понимаю это даже слишком хорошо. Влюбленную девушку легко увидеть — ее глаза сверкают, а зрачки немедленно становятся огромными, когда она смотрит на объект своего вожделения. — Любви, а не вожделения. — Умоляю, барышня Арнэль. Ваша любовь не больше, чем иллюзия. — Лекер пожал плечами. — Вы знать не знаете нашего принца даже банально в том, что ему больше нравится, когда к нему обращаются Коралл, а не Франциск. О какой любви здесь может идти речь. — А Вы о какой любви проповедуете? О развратной, гомосексуальной связи, без продолжения рода, когда постель приносит страдания, что он… он… буквально задыхается! Задыхается и кричит от того, что Вы делаете с ним! Щеки девушки запылали от гнева и стыда, пока она пыталась подобрать подходящие слова. Лекер повел бровью. — Не приходила в голову мысль, что он жаждет этих страданий и наслаждается ими. В любовных романах не описывается сладкая боль в теле, но реальность совершенно иная. Лекер обошел вокруг девушки, чеканя твердый шаг, а затем снова остановился перед ней. — Я учитываю его желания, и никогда не пошел бы наперекор его воле. Если он скажет мне прямо, что свою жизнь хочет провести с Вами — со своей законной женой, что боле не любит меня, и не желает моего общества, то я, несомненно, отпущу его, несмотря на то, что хочу сам. Лицо Арнэль разгладилось, и щеки перестали быть такими пунцовыми. С ядовитой улыбкой Лекер продолжил: — Но он никогда этого не скажет. Он никогда не выберет жену и ребенка вместо меня. Без всякого стеснения, Лекер поддел пальцами часть лифа платья девушки и всунул туда засушенный цветок, после чего мгновенно скрылся из библиотеки, будто его и не было. Сухой стебель оцарапал кожу, и девушка резко вытащила его, смяла и бросила. В ее гневных глазах застыли слезы, когда она взглянула вслед Лекеру.