Чувства мертвых

Когда Лекер вернулся, Франциск продолжал находиться в замутненном сознании. Он спал с неровным рваным дыханием, изредка делая глубокие хриплые вздохи, будто пытаясь вытолкнуть из собственных легких что-то постороннее. Не считая совершенно белой кожи, сквозь которую отчетливо проступали синие нити вен, словно нарисованные кистью, Коралл казался совершенно здоровым человеком без внешних и внутренних повреждений. Обхватив губами мундштук, Лекер сел у его изголовья, и выпустил струю сладковатого дыма. Затем, размышляя, вытащил плотный, в несколько раз сложенный лист, исписанный с двух сторон, мелким, каллиграфическим почерком наискось и пробежался глазами по первым строчкам. — Похоже, сестра Солена допрыгалась. Залетела от брата. Сегодня она ходила к одной колдунье, чтобы выпросить у нее средство от беременности. Ха…. Два идиота, не иначе, — проговорил Лекер, вытащив мундштук изо рта и наслаждаясь послевкусием первого затяга. Это был привычный ответ от купленного человека, который за двое суток, должен был доносить ему обо всем, что происходило в замке — все грязные секреты, все подозрительные передвижения, все покупки, связи, разговоры и указы. Франциск лишь тяжело вздохнул. Он не проснулся от шепота любовника, продолжая находиться между сном и явью, борясь с остатками яда в организме. Мэль взял у него крови, чтобы определить состав яда. Грахел собирался жаловать большую сумму тому, кто выдаст ему возможного убийцу своего сына. Возможно, он не был таким уж недальновидным, но класть сына на алтарь ради того, чтобы знать людей насквозь и избавляться так от неугодных… слишком рискованный шаг. Все равно глупый шаг. Лекер затянулся и продолжил читать. Следующее донесение ввело его в странный ступор. — Похоже, твой отец приказал отлавливать чародеев и ведьм. Интересно только, для чего? Судя по всему, он решил показать людям, как нехорошо заниматься травлей бастардов. Считает, что яд неизвестным продали некроманты? Только Франциск не был костью в горле у чародеев, а чародеи зачастую интересовались, для чего то или иное снадобье, поскольку зелья всегда делали сами, и знали, что к чему. Никто из них не пожелал бы смерти Франциска, просто потому, что чародеям было банально наплевать на власть имущих — баронов, князей, принцев, королей. Чародеи вообще были странными, непонятными людьми. Их постоянно видели то на кладбищах, то во множестве аптекарских, то в лесах, то вообще в каких-то пригородах в компаниях странного вида людей, закутанных в какие-то тряпки. Пока они не причиняли людям вред, и не пытались прыгнуть выше головы, это расценивалось, как мирная жизнь. Но если люди обращались к лекарям во время болезни — своей или другого человека, то к колдунам обращались уже после смерти. Примерно перед похоронами. Неизвестно, сколько оживших мертвецов такими темпами уже ходили в Стальи. Неизвестно, сколько было вырыто могил, в которых клали совершенно других людей или не клали никого. Когда-то давно Лекер хотел податься в маги, чтобы поразить своих недоброжелателей резким заклинанием. Но, к сожалению, понял, что дело это трудоемкое, требует отдачи, в жизни мага почти нет ни любви, ни веселья, ни тем более постельных забав и наркотической курительной смеси. И потому барон Лесной Пепел благоразумно отказался от такого затворнического образа жизни среди пыльных книг, пауков, и многочисленных сушеных растений, от которых хотелось чихать. Так жизнь мага с ее колдовскими тайнами, тайными учениями и безграничными нечеловеческими возможностями навсегда захлопнула свои двери перед Лекером, который уже привык к развязному образу жизни, и не был готов ее променять на кабинет и колбочки с зельями из токсичных химикатов. Но почему Грахел решил так внезапно начать облаву? Лекер выдохнул дым и затянулся еще раз, обдумывая эту мысль. Грахел редко мыслил самостоятельно, поскольку вел такой же образ жизни, как и сам Лекер. Вот только последний всегда был на шаг впереди всех, кто хотел бы поставить ему палки в колеса. Никто из королевского окружения не мог быть замешан в каком-то деле с магами, чтобы внезапно захотеть устранить всех конкурентов или… пособников. Коралл кашлянул и с трудом перевернулся на бок, отворачиваясь от Лекера. Барон медленно ссыпал остатки смеси в специальную чашу и незаметно спрятал мундштук в рукаве. — Сейчас взглянем, что там еще есть, — юноша перевернул листок и скользнул по строчкам. Он не посчитал нужным предаваться глубоким мыслям о том, что сын одной княжны внезапно пропал на целый месяц и на его поиски были брошены все ее собственные силы, и даже силы ее знакомых. Но от ребенка не было и следа, как вдруг спустя месяц в тот день, в тот же час, в ту же минуту, он появился в своей кроватке. Здоровый, чистый, ухоженный, без следа похищения, будто вышел справить нужду. Если бы не дьявольский рунический шрам от корней волос до самых ключиц — вырезанный и выжженный на коже так, что теперь от него и не избавиться. Ребенок наотрез отказался говорить, кто его похитил, где он был, что с ним делали и откуда у него эта демоническая метка на коже. Не изменился ни словом, ни взглядом, только метка никуда не пропадала, и никто не знал о том, кто ее поставил и зачем. Возможно, это и послужило причиной внезапной облавы на магов. Некоторые из них, занимающиеся таким видом магии, как некромантия, уж точно не могли быть белы душой и чисты руками. Лекер провел руками по губам. Он бы не хотел, чтобы чародеи начинали творить произвол…. Это ввело бы в смуту и постоянный трепет их мирную жизнь. Следующим абзацем шел слух о пропаже одного известного на всю столицу вора карманника — обольстительного, всегда меняющего образ и имя, который грабил исключительно богатых одиноких женщин. Однажды даже его собственная мать, Амфара попалась на его удочку и потеряла родовой серебряный набор, который всегда носила при себе. Чтобы не быть опозоренной случайной встречей с вором, она спешно приказала одному ремесленнику выковать тот же набор, сославшись на то, что, дескать, оригинал хранится в сундуке, а на людях носить что-то нужно. Но оригинал уже побывал в ручонках вора, и где теперь находился, тоже оставалось загадкой. Возможно, мужи нескольких обокраденных барышень собрались и выследили незадачливого вора, и теперь он лежит где-нибудь на дне и кормит рыб останками своего, когда-то красивого лица. Абзац за ним сообщал о том, что маркиз Аврэн однажды вернулся с охоты, а после, не переобувая сапог, нанял группу из двадцати знакомых и верных человек. Дал им коней, вооружил, не поскупился на провизию и карты, и отправил прямо на странные запретные холмы, находящиеся за пределами охотничьих угодий, с наказом достать оттуда некие вещи и немедленно привезти ему в родовое поместье. Под строжайшим секретом, чтобы не узнала ни одна живая душа. И что это за вещи… опять же, не знал никто. Ответ находился где-то на поверхности и все равно ускользал, как скользила холодная вода сквозь пальцы. На следующей новости Лекер ощутил странный привкус во рту. Доносчик написал, что его собственная мать, Амфара Лесной Пепел, уже целый месяц, будучи любимой фавориткой Грахела, возможно, забеременела от короля. Действительно от короля, ведь ни с кем другим она не была замечена. Лекер перевернул страницу, погружаясь в думы, и невольно взглянул на Коралла. Если это правда, то теперь Коралл будет в относительной безопасности. Амфара всегда относилась к нему с неким пренебрежением, и недоумевала, за что клуши желают от него избавиться. Ведь Франциск наследный принц всего лишь номинально, это очевидно: править он не умеет, к власти относится равнодушно, а значит и большой уж угрозы не представляет. С одной стороны она считала Франциска простачком, за что Лекер всегда был с ней в натянутых отношениях. С другой — она никогда не покусилась бы на его жизнь, что не могло не успокоить душу. Люди жаловались на странный и жуткий мор птиц — все ячменное поле в одно утро оказалось усеяно мертвыми и окровавленными телами сотен и тысяч птиц — сорок, ворон, воробьев, синиц. Ни одной живой птицы. Кому понадобилось истреблять их в одну ночь? Не было ли это связано как-то с тем украденным ребенком, который теперь носит на щеке дьявольскую метку. Возможно, это была жертва темным силам за…. Что-то колдовское и страшное, о чем не знал никто. Лекер скривил рот и продолжил чтение. В верхнем и среднем кругу столицы, в открытую или под иными названиями зачастую находились опиумные бары или бордели, которые так порицала графиня Арнэль, и куда сегодня Лекер хотел отвести Коралла. Хозяин одного из таких баров, по слухам, сошел с ума. Увидел во сне какой-то божественный или дьявольский кошмар, и повсюду трубил, что отрекается от такого бизнеса. Отчаянно искал того, кто скупил бы это заведение, иначе спалит все дотла. Вот только найти его самого было трудно — мужчина пропадал в религиозных храмах безвылазно и все молился, молился и просил и просил снисхождения и прощения. Только за что? Последняя новость сообщала о страшной и жуткой кончине мельника. Казалось бы, высший двор и мельник, зачем эта информация, но нет. Мельник этот приходился двоюродным братом одному лорду. Как-то он обанкротился, или пропил все имущество или потерял из-за завистников, но стал мельником. То ли он приказывал давать ему деньги, в счет своей потери у более высокородного брата, то ли постоянно жаловался и навевал слухи, но, в конце концов, у лорда не выдержали нервы. А возможно, это сделали за него, поскольку мельник, несмотря на то, что стал простолюдином, не забыл своих корней, и все вел себя не так, как подобает мельнику, зачастую испытывая чужие нервы и литрами выпивая чужую кровь. Однажды лишившись всего нажитого состояния, на сей раз он лишился не только земли и возможности жить, но и утащил с собой в могилу всю семью — и жену, и любовницу, и пятерых слуг, и даже троих детей. Не выжил никто. Все эти новости вызывали ряд вопросов, на которые не было ответа, и чем больше о них думали, тем больше вопросов возникало, а вот ответов — абсолютный ноль. Лекер сложил бумагу в пять раз, а затем поднес кончик к узкому пламени на свече. Прищуренными глазами барон смотрел, как бумага чернеет, сворачивается и опадает воздушными серыми лепестками пепла, унося с собой все записанные на ней чужие тайны. Белый дым вновь вырвался из его губ. Если его мать пойдет до конца, она выйдет замуж за Грахела. Это завидная, но далекая перспектива, которая может затянутся на целый год. И за этот год придется быть острожным. Уже два человека не ошиблись в своих предположениях, и еще неизвестно, кто из них был худшим противником. Богатый и капризный, но нерасчетливый и глупый Солен, на которого легко хватило бы слухов, размером с ушат грязи. Или же влюбленная и обладающая холодным рассудком графиня, на которую у Лекера не было управы, кроме как бросаться угрозами в ответ. У него хватало сил сделать так, чтобы она исчезла, и никто бы не нашел эту красивую, видную девушку, что выбрала сердечным другом принца. Франциск никогда не ответил бы ей взаимностью, как жаль, что она этого не осознавала. К сожалению, женщины хорошо знали Арнэль, и ее отсутствие сразу бросилось бы в глаза. Возможно, стоило уехать. Уехать и расположиться в чужом особняке, а затем спустя годы, посчитать его своим. И никогда больше не возвращаться в эту навозную кучу, украшенную королевскими цветами, но полную лжи и лицемерия. Лекер так и не уснул до самого утра, проведя ночь рядом с Кораллом. Ближе к утру, освежив лицо и дыхание, юноша налил себе абсента и, разбавив с водой и сахаром, выпил залпом, прежде чем выйти к утреннему завтраку. А после, уже ближе к вечеру, когда он поспешно сжег лист с донесением, слуга с поклоном сообщил, что его матушка желает, чтобы сын сопровождал ее на прогулке в экипаже.