Чувства мертвых

Ватари крепко сжимал теплый мешочек из кожи с деньгами. За два месяца он не потратил ни одной монеты, даже не нашел в себе силы пересчитать то, что взял тогда с переулка. За прошедшее время рыцарь так никому и не сказал, кого увидел, и сколько бы ни ходил близ того переулка и в других улицах при патруле, больше не находил никого, даже отдаленно напоминающего юношу со слепым молочным глазом. Искать его в толпе, что соломинку в стоге сена, а расспрашивание грозило привлечением ненужного внимания. Люди и так уже возмущались королевскому приказу. Многие семьи оставались без опоры, дети оставались без матерей и отправлялись в приюты, старики умирали без магии, поддерживающей их хрупкое здоровье, с которым не справлялись обычные лекарства и настойки. Один раз из интереса Ватари спросил у кладбищенского смотрителя для низов, увеличилась ли смертность людей. Тот, даже не открывая книгу, сухо отчеканил: на пятьдесят больше, чем в прошлом месяце, на сто двадцать больше, чем три месяца назад. Смертность действительно увеличилась. Недалёкие умы решили бы, что во всем виноваты болезни, но вывод был слишком очевиден. Маги были той самой нитью, которая не позволяла смерти разрастись. Этот же смотритель и сказал, тихим-тихим голосом, будто боялся сказанного: многие мертвецы не лежат в земле мирно. Кричат в могилах, и поэтому в последнее время на кладбище нет привычной тишины. Так он и ходит от одного мага к другому, с просьбой успокоить усопших, чтобы не разрывали ночную тишину безумными воплями боли и отчаяния. Ощущая дрожь по всему телу от этих слов о людях, кричащих в своих могилах, засыпанных землей, рыцарь стоял возле приоткрытого канализационного люка - того самого, который он для метки исцарапал кинжалом, и размышлял. Стоит идти или не стоит. Его вел собственный интерес и на сей раз он даже не собирался драться с тем магом. Просто поговорить, если они вдруг встретятся. Если он некромант, что же он скажет насчет тех несчастных, кто вопит после смерти, не в силах вырваться на свободу. Помогает ли он им или даже не ведает об этом? В конце концов, Ватари натянул на лицо плотный платок, чтобы не слишком сильно вдыхать запах канализационных нечистот, и аккуратно спустился вниз. Сразу же послышался тихий всплеск воды, и Ватари медленно зажег заранее припасенную свечу, чтобы хоть что-то видеть. Канализационные каменные трубы шли полукругом, изредка разветвлялись и терялись в темноте. Это был почти подземный город, и рыцарь снова засомневался, стоит ли идти в одиночку и так рисковать. Но мешочек за пазухой придал ему сил. Даже если на него нападут и поймают, он скажет, что пришел сюда из честного долга – вернуть деньги тому, кто оставил заслуженную награду. Звучало фальшиво, наигранно и глупо, ведь кто будет спускаться в замковые стоки ради того, чтобы вернуть незнакомцу денег. Лжец или безумец или лживый безумец. Или безумный лжец. Но вопреки глупой формулировке, это успокоило его совесть, и рыцарь сделал первый шаг. Вода была густой и неприятно плескалась, не говоря уже о едкой мерзостной вони, от которой слезились глаза. Видимо, тот чародей действительно не желал сдаваться, и был готов стерпеть что угодно, лишь бы остаться на свободе. Иначе как он, без платка, смог стерпеть этот ужасный запах нечистот тысяч людей. Через какое-то время Ватари вышел на узкую каменную тропинку, и вздохнул от того, что теперь не был по колено в человеческих отходах. Свеча в его руке дрожала, освещая совсем немного пространства спереди. Это вызывало легкую нервозность, и рыцарь снова и снова оборачивался, пока на пятой развилке не устал бояться. Прошло два месяца, и глупо было искать здесь кого-то. Вряд ли этот маг жил бы в таком месте. А если бы и жил, то явно скрывал бы обстановку своей магией. Но сколько бы рыцарь не трогал камни – они все также оставались камнями, сырыми, влажными, слегка шероховатыми на ощупь. На седьмой развилке мужчина уперся в квадратный зарешеченный вход, с огромным металлическим замком. Возможно, ключ был у канализационного рабочего, поэтому дальше вход для Ватари был закрыт, и поэтому мужчина повернул обратно. Страх никак не оправдывал себя – в канализации было совершенно пусто, если не считать потревоженных серых крыс, которые моментально убегали от света и никак не проявляли агрессию на чужака, так нагло вторгнувшегося в их царство. На десятой развилке, Ватари снова уперся в решетчатую дверь. Решив, что он ходит кругами, он оставил зарубку кинжалом в камне, на случай если вернется сюда. Через какое-то время свеча полностью догорела, и рыцарю пришлось выкинуть стаявший воск в воду с тихим плеском. Он знал, что провозится здесь не один час, и потому запасся свечами. Но фитиль второй свечи был влажным, и никак не хотел разгораться, добавив ко всей канализационной вони отвратный запах дыма. Провозившись еще с четверть часа, Ватари грязно выругался про себя, кляня на чем свет стоит, эту канализацию и собственное любопытство. Он продвинулся так далеко, глупо было разворачиваться и шагать обратно, просто потому, что он остался без источника света. Блуждание Ватари по канализационным туннелям затянулось почти до самого утра. Это как зайти в каждый закуток каждого города и увидеть всю городскую грязь, что жители снова и снова исторгали из своих тел. Очередной длинный коридор вел с изгибами, но совершенно без разветвлений, и Ватари заволновался. Его глаза привыкли к темноте, и теперь он бы разглядел незванного гостя, но все равно рыцарь нервно оборачивался назад, чтобы исключить возможность нападения со спины. Сердце его забилось чаще, от осознания, что он нашел нужную развилку и теперь шагает, куда надо. Туда, где ему будут раскрыты возможные чужие секреты. Канализационная грязная вода вдали шла ручьем куда-то наружу, и рыцарь ускорил шаг, чтобы поскорее выйти на открытое пространство. Он ожидал увидеть большой канализационный зал, куда вели бы все туннели и трубы, своего рода сердце подземного города и владений крыс и некромантов. Или небольшое поле, с маленькими ветхими колдовскими домишками, где жили бы странные люди, которым теперь только и оставалось, что прятаться от приказа Грахела. Если они прятались, значит, знали причину, по которой отравили принца Франциска и убили господина Лесного Пепла. Но даты, когда случились эти две ситуации, и когда был отдан приказ короля, совершенно не совпадали. Это сначала начали охоту на некромантов, а потом уже покусились на жизнь двух господ. Один раз неудачно, второй – успешно. Но округлая канализационная каменная арка вывела его не в подземный зал, а на открытую местность. С журчанием поблескивающая вода канализационного ручья медленно текла куда-то вниз, под землю, и там уже терялась. Ватари в растерянности обернулся. Неужели он свернул не туда... Лабиринт выбросил его не в убежище магов, а у окраины столицы, к озеру Скорбящего Аркеса. Говорили, будто в этом озере обитали странные чудища не из мира людей. Сюда никто не заходил - здесь природа, ещё не тронутая человеком, мирно спала ночью и господствовала днем. Ватари скрыл кинжал в креплении у наручей и ступил на поле с примятой темной травой. Отсюда оно простиралось к озеру и далеко на юг, к нетронутым лесам, ещё богаче, чем охотничьи угодья Грахела. Мужчина медленно шагал по траве, прислушиваясь к каждому шороху, но вскоре внезапно осознал, что кроме него никому не придет в голову сюда забредать даже по ошибке. На запад уходила каменная дорожка, проросшая сорняками. Она вела к нижнему, самому убогому ярусу города, где сплошь жили больные, обнищавшие люди. Воры, насильники, скрывающиеся от закона, живущие в своей собственной общине, зависимые от яда дети и взрослые, падшие женщины настолько, что готовы были отдаваться просто за миску еды, не способные устроиться служанками даже к самому бедному господину. Ватари отвёл взгляд от тропки. Возможно, этот юноша с молочным глазом и черным ртом был именно из этого яруса, а в высший ярус столицы забрел из попытки что-нибудь украсть. Хотя и не взял денег. Совсем нелогично. Явно был не из сброда. Ватари расслабился, замедлил шаг и подошёл к берегу озера, чтобы очистить броню и одежды от канализационной грязи. Озеро Скорбящего Аркеса простиралось на сотни километров и расплывалось в туманной ночной дымке. Над ним всегда висел неплотный белый туман: не ядовитый и не представляющий угрозы, но неизвестного происхождения. Говорили, это дыхание людей, которых когда-то Аркес, древний правитель фавн, бывший хранителем земли и леса, потерял и упокоил в этом самом озере, прежде чем не упокоился там сам. С этих самых пор над этим озером всегда висел этот неприятный липкий туман. С его смертью леса потеряли покровительство и стали уязвимы, зато озеро обрело своего хозяина, и теперь повиновалось его воле. В любом случае, слухи росли из года в год, а озеро все так же было полно тайн и загадок. Из-за этого озера, дабы придать загадки народу, сами правители и взяли себе фамильное имя Аркес, будто являлись потомками того фавна. Хотя кто знал, может, так и было. Ватари сощурился. По гладкой черной воде прошла мелкая рябь, и рыцарь напрягся, словно струна. Гладкая вода просто так не пошла бы полукругом, и мужчина вгляделся в мутную воду. Инстинктивно, он положил руку на рукоять меча, намереваясь сразу же рубить с плеча, если из воды кто вынырнет. В лунном свете под водой рыцарь мог разглядеть очертания. Его терпеливый взгляд зацепился за блестящее движение - это небольшая рыба-угорь дернулась и забила хвостом от того, что на нее обратил неприятный взгляд человек в доспехах. Угорь серый и скользкий, с влажной и блестящей чешуей, изогнутым хвостом и вытянутой головой, дернулся влево и взгляд Ватари невольно скользнул за ним. Рыба с большими плавниками и хвостом, будто бы осмысленным и умным взглядом, скользнула вправо, и Ватари повернул голову, стараясь не упускать подводное животное из вида. Реакция нервного угря его развеселила. Он метался и так и так, пытаясь убежать от пронзительных глаз, боясь человека, пока не начал мутить воду. Ватари присел на корточки, наблюдая за угрем, и понял, что он стал от отчаяния закатываться в ил. Спустя лишь несколько мгновений, рыба полностью исчезла из вида, и все же Ватари знал, что даже под илом угорь не сможет уплыть незамеченным. Он собирался продолжать наблюдение за удивительным животным, чье мясо зачастую подавали к королевскому столу на обед, как внезапно холодные мокрые руки схватили его за шею и ничком повалили на влажную уже примятую траву.