Чувства мертвых

Франциску никогда не доводилось смотреть на казнь и видеть так близко лица осужденных. Обычно, когда происходили вопиющие инциденты, приглашали к плахе самого короля и всю его свиту, чтобы он сам вынес приговор. Последним, кто выходил к плахе, был почивший Савад. Тогда поймали маньяка, который расчленял девушек и обрезал их волосы для собственной коллекции. Так казалось поначалу, пока не нашли его тайник, в котором безумец собирал не только волосы, но и расчлененные части тела, сшивал их в подобие человека, награждая каждой срезанной прядью волос. Тогда Савад приговорил его к костру после четырех дней страшных пыток, дабы маньяк почувствовал все то, что чувствовал те невинно убитые им жертвы. Франциск тогда был еще юн, чтобы заинтересоваться тем, что делали с человеком, и поэтому сразу после оглашения приговора он предпочел уйти с этого кошмарного зрелища на конную прогулку. А сейчас он спускался с плахи, и затравленный юноша, едва не закончивший свою жизнь в тугой петле, шагал за ним, боясь отстать и снова быть переданным в руки жестокого правосудия. Арнэль нагнала их уже у темного переулка, что выходил к каменной мостовой, а оттуда через часть королевской площади, к округу столицы. Чеканя шаг, девушка, все еще сминая перчатку, довольно нервно спросила: — Зачем Вы спасли его? Принц взглянул на юношу. В тонкой рубашке, дрожащий от холодного летнего ветра, с посиневшими руками, и ссадиной на скуле, этот грязный чародей вовсе не был ни уродлив, ни подозрителен на лицо. Коралл не знал, как ответить. Я спас его, чтоб служил мне? Я спас его из добрых побуждений? Я спас его, чтобы… Что? Тяжелый груз, что он носил на сердце, ослаб, потому что теперь перед ним был человек, который мог стать ключом к разгадке. Независимый человек, не связанный дворцовыми интригами, спасенный им от смерти за драгоценный и единственный подарок от отца. Маг, который не забудет о том, что принц сделал для него. Он не сбежал в иное место, а покорно шел за ним, зная, что в ином случае, он закончит свою жизнь в первом же переулке не менее плачевно. А если он даже не маг, если он не сможет ему помочь, хотя бы будет греть душу тот факт, что Франциск сделал доброе дело за свою жизнь, и спас невинного человека от казни. Хотя бы жить он дальше будет с меньшими сожалениями, ибо кто еще из его общества посмел бы вот так вклиниться в процесс казни и вот так изменить судьбу человека. Франциск завел юношу в тень и спросил: — Как твое имя? Мальчик опустил взгляд, затем тихо, но внятно сказал: — Агер, ваше высочество. Франциск увидел, что руки юноши все еще были связаны за спиной. Он развернул Агера спиной к себе, аккуратно распорол путы собственной рапирой, острой как бритва, и тот с отвращением сбросил обрывки прямо на асфальт. Арнэль сдвинула брови. Как девушка, воспитанная по всем правилам двора никогда не перечить тому, кто считается законом, она была встревожена действиями Франциска, и теперь очень осуждающим и разочарованным взглядом смотрела на него. — Это очень опрометчивый поступок. — Мне все равно. Я принц, могу делать, что вздумается. — Что если он пойдет к Вашему отцу, и сообщит, что вы противитесь его приказу? Это может кончиться плохо. — Арнэль казалось, она взывает к гласу чужого благоразумия. Но ее слова оставались для Коралла не более, чем досадливым фоновым шумом. — А что, если он осужден не напрасно? И сейчас Вы спасли жизнь потенциального убийцы. Агер поднял влажные покрасневшие глаза, полные благодарности и отчаяния. — Добрая госпожа, ваше высочество, я могу все объяснить! Все, что вы слышали там, на плахе, это все ложь! Я никогда не забирал невинных жизней, я стремился к… — Мне это неважно, — перебил его Франциск. В нервном напряжении, он искусал губы до крови. Сухая кожа лопнула, обнажив красную нежность под ними. Когда принц говорил, его губы соприкасались и пронзаемые острой болью, кровоточили, становясь алыми. От этого вид Франциска, и без того отчаянного и доведенного, внушал трепетный страх. — Я спас тебя не для истязаний. Скажи одно, только правду, ты маг? Агер сглотнул. Он не желал лгать, но говорить правду, значит, добровольно подставлять шею под удар. Это не простой граф или барон, или какой иной богатый мальчик с толстым папочкой. Это сам принц, чей отец так хладнокровно указал на магическое сообщество рукой и произнес только одно. «Казнить». Пусть его осудили злые языки, но сейчас требовал правду человек, который спас его. Сын короля, который вообще не должен был останавливаться и смотреть на таких низких людей, что едва ли ни пыль на дорогих кожаных сапогах. Он спас его за драгоценность. Значит ли это, что жизнь Агера была подобна драгоценности? Или она не стоила ничего, как бездушный камень в золотой оправе? — Да, я маг, — выдохнул юноша. Франциск ощутил, как тепло распространяется по всему его телу. Он не ошибся и не зря вмешался в эту ситуацию. Арнэль поджала губы. Она не знала, что затеял принц, но не хотела отступаться. Франциск подошел ближе. — Что Вы делаете, ваше высочество? Зачем Вам этот человек? Он ведь уже признался в своей виновности. Вы помните, что говорил Ваш отец? Принц не обратил внимания на слова девушки. — Ты некромант? Арнэль приподняла брови и ее красивое лицо вдруг прояснилось. — Ваше высочество, нет! Нет, Вы не сделаете этого! Глаза Агера наполнились таким же теплом, что сейчас плескалось в душе Коралла. Сухие посеревшие губы приподнялись в слабой и даже виноватой улыбке. — Сожалею, нет. — Почему Вам нужен некромант? Неужели Ваша мораль настолько серая? Неужели Вы хотите… хотите…. Внезапно Франциск сказал фразу, которую произнес лишь однажды, наедине с Лекером. — Зовите меня по имени Коралл. И все же коралловая краска с его волос стиралась и стиралась, и даже было видно, как молодой бастард всего семнадцати лет, уже наполовину седой от горя. Арнэль этого не замечала, а вот Агер ощутил, что его сердце наполняет боль за этого незнакомого человека. Франциск был старше всего на два года, но если волосы Агера были только грязными и серыми от тюремной грязи, то волосы принца уже серебрились. Что же случилось у него, что седина пробивалась даже через дорогую краску. — Что ты хочешь, Коралл? — прошептала Арнэль, впервые обратившись к Франциску так. — Какая у тебя специальность, если ты не некромант? — с легким раздражением спросил принц. Он не думал, что ошибется так сильно. Агер потер ладони одна о другую, чтобы согреть, а затем принялся растирать красные запястья, травмированные от тугих пут. — Боевая. Я боевой маг, но… боевые заклятья истощают так же сильно, как и некромантия. Предпочитаю лечить людей, а не калечить и не убивать. Моя основная направленность этот дальний бой, но я… изучаю лекарскую магию. Пусть тяжело, но мне удается. Франциск ощутил, как сердце его пустилось в пляс. — То есть… ты знаешь тело человека, верно? — с дрожью в голосе спросил он. — Тело живого человека. Все его вены, точки, каналы. Мышцы и внутренности, все, что делает человека человеком изнутри, верно? Ты изучал, почему бьется сердце, и почему мы дышим от первого вздоха до последнего. Агер с уверенность кивнул. — Да. — А иной аспект… как человек умер, почему и когда. Ты можешь узнать? — Франциск ощутил, как его тело дрожит. Особенно тряслись руки, и он судорожно сжал их в кулаки, чтобы никто не увидел его волнение. — Если тело человека нетленно и не рассыпано в прах, а упокоено в земле, — аккуратно сказал Агер, — я могу попробовать это выяснить. Коралл судорожно выдохнул, а глаза Арнэль расширились. — Только не говори, что ты хочешь, чтобы он… — Именно этого я и хочу. Франциск огляделся по сторонам, убеждаясь, что за ними нет никакой слежки, и он может говорить тихо, не опасаясь лишних ушей. — Мне нужна твоя помощь, Агер. Помоги выяснить один вопрос. Сегодня ночью, на королевском кладбище, когда все люди спят. Тело одного человека, я скажу, где он лежит, а ты скажешь, как он скончался. Скажешь мне правду, чтобы я точно знал. — Руки юноши теперь тряслись, несмотря на то, что он сжимал их, настолько принц нервничал. — Коралл, это безумие! Это ересь и святотатство, ты хочешь выкопать труп? — сказала Арнэль с ужасом. — Ты нарушишь покой души, этого нельзя делать! — Клянусь всеми небесами, что я не причиню тебе вреда, что бы ты ни узнал. Помоги в этом вопросе, помоги выяснить правду, и ты будешь свободен и под моей опекой. Я дам тебе знак моей защиты, и больше никто не посмеет обрушить на тебя плеть. Арнэль поджала губы, а затем резко сказала: — Не слушай его. Ты не некромант и не обязан это делать. Франциск обратил на девушку резкий взгляд. Ее вмешательство портило все его планы. Она и без того узнавала слишком много, но Коралл был не из тех людей, что убийством убирают угрозу. Он мог бы попросить или просто проигнорировать. Он уже был один, его положение рассыпалось с каждым днем, потому что он сам не верил в свою принадлежность к чему-то высокому, слишком часто сталкиваясь с презрительными взглядами в собственном доме. — Мы закончили разговор, графиня. Прошу, уйдите. И так же, как нашу с Лекером тайну, постарайтесь сохранить этот разговор, и никому не говорить. — Я не скажу. Но не смогу смотреть тебе в глаза и воспринимать тебя, как прежде. — И не нужно. Вы не знали меня так хорошо, чтобы воспринимать правильно. Каждый из нас носит маску, и свою я не снимал, лишь чуть приподнял. — Пожалуйста, не делай того, о чем пожалеешь! — тихим умоляющим голосом сказала Арнэль. — Ты не знаешь, что будет с твоей душой. Что, если она повредится? Что, если ты сам пострадаешь от этого поступка? Если кто-нибудь узнает о том, что ты осквернил могилу и потревожил труп… — Если ты так веришь Вершителям Судеб на небесах, почему они не сжалились над нами, а дали возможность им так разрушить мою жизнь и забрать его? Если небеса святы, почему они не вмешались в это дело по справедливости? Даже если они проклянут меня за содеянное, это будет мое дело. И даже с проклятой душой я не отступлюсь, пока не узнаю правду, потому что…. — Франциск судорожно выдохнул, — потому что я любил его больше, чем кого-то еще. Слышать подобные слова наверняка было больно. Арнэль стояла, все такая же непоколебимая, с гордой и прямой осанкой и холодным лицом. Внимательно глядя в красные глаза принца, убитого болью и отчаянием, а затем развернулась. Так же чеканя шаг, ушла. И Франциску уже было все равно, что она думает и что сделает. Агер, не вмешиваясь и не комментируя, опустил глаза. — Если его высочество просит моей помощи, я не смел бы отказать, даже если бы не был обязан жизнью, — тихо проговорил он. Франциск опустил подбородок, а затем поманил юношу за собой. — Возьми это. Принц протянул три золотые монеты, где был четко очерчен красивый профиль Савада, подтверждающий подлинность денег. — Отправляйся в общественные купальни и приведи себя в порядок. Можешь купить себе одежду. Затем отправляйся в опиумную курильню, которая называется Алый Пар. Она находится на этом ярусе, западнее от замка. Я найду тебя там после полуночи. * * * Много позже, сидя за трапезным столом, и терпеливо отвечая на вопросы лордов, смысл которых даже не улавливался, Коралл долго сожалел о том, что дал магу столько денег. С таким богатством молодой колдун уже давно мог нанять себе карету и быть уже далеко за пределами столицы. Что стоило ему пообещать лишь на словах, и уйти так же легко. Франциск приподнял глаза. Амфара Лесной Пепел тихо говорила о чем-то с его теткой, Феридой. Изредка Амфара распахивала богатый веер и прикрывала часть лица, чтобы никто не увидел, как она смеется. Вопреки черному наряду, что сообщал о ее трауре, Амфара выглядела куда более живой, чем принц, уже сменивший наряд, но не в силах изменить свое скорбящее состояние души. Коралл долго смотрел на женщину, пытаясь представь, как она потрошит собственного сына, пока тот еще жив, но все никак не укладывалось в голове. Она не могла этого сделать, да и не было причины. Ни одна женщина не способна на подобное. Для высоких господ рождение первенца уже небесное благословение, и самому лишиться этого дара… Франциск ощущал, как в наполненном желудке стягивается липкий и неприятный комок нервов. Сначала долгий ночной ужин, полный бессмысленных разговоров и сплетен, шуток и веселой музыки. За ним такие же неприятные долгие танцы, пока партнеры не поменяются бесчисленное количество раз. За ним времяпровождение в огромных игральных салонах, где люди либо оставались в замке и играли в карты, проигрывая богатство, которое они не зарабатывали тяжким трудом, либо уходили в курильни или бордели, и там уже спускали оставшиеся деньги на жриц любви, танцовщиц и новые курительные смеси. Пока играла музыка в салонах, Франциск нервно стоял у окна, сжимая мундштук Лекера. Он всегда оставлял этот аксессуар в его покоях, потому что Амфара не любила его пристрастие к курению. Сегодня Франциск решил взять мундштук с собой. Если он случайно потревожит душу возлюбленного, задобрит его вещью, которой барон так дорожил при жизни. И этот мундштук как часть его прижизненного удовольствия всегда будет с ним посмертно. Время тянулось медленно и лениво, ночь опустилась тяжело, накрывая своим покоем столицу, и позволяя ночным дельцам, бродягам и ворам, покинуть свои убежища. Вместе с ними вышел и Франциск, в черной одежде и черном капюшоне, не желая выдавать себя. Вопреки его ожиданию, Агер никуда не сбежал. Он сидел на ступенях курильницы и, едва увидев знакомую фигуру в плаще, тут же поднялся. Под светом тусклого алого фонаря Франциск увидел, как купание и чистая одежда преобразили затравленного парня. Агер был младше него на два года, но в его выразительных глазах уже не осталось места для детской наивности. Эти глаза видели слишком много несправедливости, эта душа чувствовала слишком много страданий, а это тело терпело слишком много ударов плетью. — Мне хватило и одной монеты, ваше высочество. — Агер протянул руку с монетами, но Франциск отказался принимать их обратно. — Оставь себе. От верхнего яруса столицы до столичного замка оставалось приличное расстояние. Петляющие улицы, долгие неосвещенные ступени, уводящие в ночную темноту, оставляющие теплый свет фонарей позади, внизу. Длинный парк, где пахло влагой леса, едва проснувшейся травы, сыростью земли и мягкого мха. Дорога вела извилистой змеей мимо монастырей и храмов — здесь была целая улица поклонения небесам, где жили бедняки и калеки, требующие малых людских подачек. Этот узкий каменный путь привел двух молчаливых юношей мимо Улицы Молений и Веры прямо к высоким зубчатым воротам из черного железа, настолько дорогого, что оно никогда не ржавело. Сухая земля зашуршала под сапогами Франциска, когда он подошел ближе и толкнул железные черные ворота. Они не поддались. — Заперто. Агер лишь слегка улыбнулся. Приблизившись, он провел ладонью по тяжелой железной цепи с иной стороны ворот, рассыпая ее в сухой черный дым вместе с массивным черным замком. Франциск толкнул ворота еще раз, и они бесшумно раскрылись. — Теперь я понимаю, почему отец пожелал истреблять ваше магическое братство, — сказал принц беззлобно, — Разве есть секреты для того, кто может растворять железо? Так никто не сможет уберечь себя от вашего колдовства. Агер взглянул на принца доброжелательным взглядом. — Чтобы встать на такой уровень, необходимо усердно трудиться. Пока трудишься не месяцами, а десятками лет, понимаешь, что не стоит растрачивать свой талант ради глупого и мелочного воровства. К чему воровать и очернять себя, если можно напротив, помочь простым людям, и за это они отблагодарят тебя и монетой, и добрым словом. Франциск прикусил губу. — И то верно. Первую неделю после похорон перед тем, как уйти в опиумную курильню, по ночам Франциск приходил на кладбище и сидел здесь, пока оно не закрывалось. Могилу Лекера он мог найти даже с закрытыми глазами, а потому безошибочно шел, петляя между молчаливых каменных памятников с различными датами. Он никогда не оставлял после себя на земле даже нитки или волоса, не говоря уже о каком-то мусоре, и поэтому могила Лекера всегда была чистой, опрятной и ухоженной. Встав перед памятником из гранита, высотой в человеческий рост, Франциск ощутил тяжесть на сердце. Мог ли доносчик солгать ему, чтобы смутить и отвлечь от чего-то, по-настоящему важного? А вдруг, это был вовсе не доносчик, а какая-то злая и глупая шутка, а он так все воспринял, что сейчас стоит у могилы, собираясь вскрыть гроб. Ему не хотелось слишком много задумываться об этом. — Прости, Лекер, за то, что собираюсь сделать, — проговорил юноша. Из его серых губ вырвался клуб горячего белого пара и моментально растворился на морозе, который почему-то опускался уже третью летнюю ночь. — Ты должен понять. Достать лопату на кладбище было делом не простым, и все же Агер не стал копать по-варварски голыми руками. Сначала он размягчил землю, и лишь после этого снова и снова вонзал в нее черенок. Влажная ароматная земля падала мягкой кучей, образовывая горку с одной стороны от могильной ямы. Франциск не умел копать и поэтому, чтобы не мешать, нервно ходил позади надгробья. Его тело потряхивало от волнения и ночного холода, пока черенок лопаты мага не ударился обо что-то твердое и деревянное. Агер совершил еще несколько движений, прежде чем бросил лопату в гору мокрой земли, и только после этого поднял голову. Он находился внизу, в могиле, рядом с заколоченным гробом. — Вы уверены? — спокойно спросил маг. По спине Франциска пробежала дрожь, а ладони стали потными. Но он никогда не останавливался на полпути. Ни в своих желаниях, ни в решениях. — Я уверен. Вытаскивай. Ему пришлось бы провозиться всю ночь с двумя-тремя могильщиками, а затем и заплатить каждому непомерную сумму за подобное непотребство. Маг же вытащил тяжеленный гроб с мертвецом без труда, даже не поморщившись. Франциск нервно осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что на кладбище нет свидетелей, и их присутствие никем не замечено. Агер вытянул руки, творя колдовство, а затем развел их в стороны движением, каким разрывают одежду на обожаемой фаворитке. Деревянная крышка гроба раскололась надвое, с треском, подобным раскалыванию грецкого ореха. Агер положил ладони на край гроба и заглянул. Франциск тоже не удержал своего взгляда. За четыре месяца тело уже высохло и истаяло, и сейчас напоминало по-настоящему безжизненную оболочку. Сквозь тонкий слой кожи проступали белые кости и черные просветы тела там, где костей не было. Сердце Франциска забилось быстрее и чаще. Зачем-то он сжал мундштук Лекера в своих руках. Теперь этот образ, это разложившееся тело в гробу, будет преследовать его в кошмарах. Природа слишком несправедлива, а смерть — безобразна. Она не оставляла умершим их прижизненной красоты. Агер провел пальцем по трем местам на теле — у сонной артерии, снизу живота возле пупка, и ниже, у бедра. На мгновение эти места вспыхнули бледным бирюзовым сиянием, а затем моментально погасли. Затем он коснулся макушки, где еще остались длинные темные волосы, коснулся скул, ключиц и запястий, но и там магический свет никак не проявил себя кроме слабого тусклого сияния. Агер нахмурился. Он прошелся по точкам еще несколько раз, затем снова, пока не выдержал и ударил тело магией безжалостно, словно ножом. Тело в гробу изогнулось и вздрогнуло от магического импульса. По мертвецу от макушки до пят, повторяя изгибы кровеносной системы, пробежали синие искры, словно пытающиеся разогреть давно высохшую кровь и заставить биться уже сгнившее сердце. Агер продолжал хмуриться, пока его лицо не озарилось пониманием. — Ваше высочество… — Что такое? — У этого тела… две кожи. Франциск судорожно выдохнул. — Что? Наклонившись, Агер коснулся линии подбородка пальцем. Он подцепил край серой высохшей кожи и потянул на себя, словно это была старая потертая ткань. — Она налепили кожу на лицо и грудь. Агер схватил край кожи, и резко дернул ее, пытаясь стащить. Франциск свел руки за спиной, чувствуя, как волнение распространяется судорогой от затылка до низа живота, и там остается каменным тяжелым комком. — Зачем? Агер не ответил. Он содрал разорванную кожу с лица, затем с шеи и груди, с покатых плеч, пока не открыл тело в первозданном виде — каким оно должно быть без грима. Франциск почувствовал приступ дурноты. У него закружилась голова, и помутнело в глазах, и все же он устоял. Горло Лекера оказалось располосовано. Словно ему снова и снова перерезали глотку, будто одного точного движения и последующего фонтана крови было недостаточно. Она была сшита, но каждый порез выделялся слишком отчетливо. Агер приподнял труп на руках, и принц увидел, что голова откидывается слишком сильно. Перебитая шея, будто бы и располосованного горла было недостаточно. Даже самые зверские варвары не стали бы убивать так. Они не стали бы измываться над трупом, если бы уверились, что смерть настала. Человеку достаточно сломать шею один раз и ни к чему резать горло. Франциск наклонился и приблизил желтый фонарь к лицу трупа. Он слишком пристально смотрел на травмы, прежде чем обратить внимание на самое главное. Его бросило в дрожь злого недоверия. Он смотрел в это лицо, и ощущал, как пелена злости накрывает его глаза. Осипшим голосом принц выдохнул: — Это не он. Это не Лекер.