Чувства мертвых

Как бы ни пытался Феликс все следующие дни не показываться на глаза, он не мог покинуть собственную область патруля. Были люди, чьих имен он не называл, только говорил, что они нуждаются в его пособничестве. О рисках Феликс предпочитал умолчать. Когда он отсутствовал ночью, Лекер и Франциск свободно перемещались по дому. Некромант запретил им покидать эти стены. Когда же Франциск возвращался на целые сутки, двум ожившим мертвецам приходилось уходить в небольшое скрытое подпольное помещение. Обычно такие помещения были сконструированы где-нибудь на заднем дворе, лоджии или незаметном углу комнаты. Но Феликс, долго думающий о том, где расположить место сохранения некоторых вещей или людей, сделал укрытие прямо возле порога. Это было то самое единственное место, которое никто и никогда не обыскивал, потому что на него наступали первым, а потому оно не нуждалось в обыске. И однажды, смекалка Феликса его не подвела. Плотно закрыв дверь, он поднял узкую дверь подпольного хода, тепло прощаясь с двумя мертвыми, как в тот же момент, что закрылся люк, в дверь настойчиво постучали железной рукой. - Откройте, именем нашей королевы! Феликс и не изменился в лице. Протянув руку, он открыл дверь и прищурился. На пороге стояли трое мужчин: с крепко сложенными телами, вооруженные и с недоброжелательным взглядом. Феликс без смущения и страха взглянул в лицо тому, кто стоял первым. - Доброе утро, господа. Чем обязан столь ранним визитом? Грубый ответ последовал незамедлительно: - Обыском! Тот, кто возглавлял отряд, резко оттолкнул Феликса в сторону и нагло прошел в дом. Феликс не стал возражать, хотя в его силах было немедленно избавить их тела от тяжести бренных душ. Люди прошли на середину подобия гостиной, и придирчиво осмотрелись. Дверь оставалась открытой, и Феликс закрыл ее, чтобы избежать людских глаз, ведь уже увидел, что с зарей начали открываться окна ближайших домов. Кто-то выдал его. Иначе они не пришли бы так уверенно. Пока люди осматривались и пытались подобрать вопросы, Феликс посмотрел на гостиную со своего взгляда. Что здесь первым могло броситься в глаза, за исключением пустой чашки, да уже полыхающего огня? Внезапно сложенный лист бумаги бросил его в холодный пот. Ночью Агер слезно упросил его дать ему разобрать некромантские записи. Не для обучения, а лишь из очень сильного интереса. По ошибке или по глупости Агер забыл сложенный лист прямо на краю стола, но стоило Феликсу его увидеть, он тут же понял, что находится на волоске. Это были акупунктурные руны – хлеб и соль каждого некроманта, основа, с помощью которых маг мог делиться своей энергией с мертвым. Изучение этих рун давалось тяжко и тяжело – необходимо было выучить каждый завиток без искажения и ошибки, ведь эти руны писались не пальцем, а энергией под ним. Там, где касался некромант акупунктурной точки, под кожей мертвеца была обязана вспыхнуть руна. И даже глупый человек понял бы, что это не просто каракули. Феликс сжал зубы. На свой страх и риск он поманил бумагу пальцем. Листок легко упал на пол и проскользнул вниз, прямо к его ногам, бесшумно и почти незаметно. Со стороны это показалось бы простым случайным падением. Мужчина, что оттолкнул его, повернулся, но ровно в тот момент, что он обратил на него свой взгляд, Феликс наступил на сложенный лист бумаги каблуком сапога, скрыв его от чужих глаз. - На тебе дорожный плащ. Откуда ты вернулся, маг? Полуслепой мужчина приподнял брови. - Господа верно ошиблись. Я не маг. - Почему тебя не было весь день в доме? Феликс предпочел не грубить и не играть с огнем. - Я вспомнил, что сегодня уже год, как нет моей матушки. И решил помянуть ее в трактире. Да так напился, что уснул прямо там. Мужчина искривил губы в презрении, затем приблизился. Его цепкий взгляд смотрел прямо на лицо Феликса. - Что с твоим глазом? – продолжил он. – Почему ты слепой только на один глаз? - Не хотел бы об этом говорить. - А мне плевать, чего ты хочешь, здесь я главный. Отвечай на вопрос. Феликс облизал край губ. Если он будет сопротивляться и возражать, его снова могут толкнуть или ударить. Люди, для которых сила была единственным проявлением власти, не гнушались бить тех, кто слабее них. А если его ударят, то он не устоит и тогда лист сложенной бумаги с рунами обязательно попадется на чужие глаза. Если он начнет сопротивляться, он убьет их и тогда беды не миновать. - По молодости ходил в койку к замужней женщине. Один раз меня застал ее муж, вот и вдарил мне по глазу так, что я ослеп, - проговорил некромант. Рыцарь оказался не убежденным. - Неужели можно ударить до слепоты? - Наверное, если знать, как бить. Высокорослый рыцарь с колючим взглядом и отвисшими щеками не слишком поверил некроманту. Он снова окинул липким и внимательным взглядом помещение, словно ястреб, высматривающий жертву, а затем резко вскинул руку и указал на дверь. - Проверьте там. Он так же резко взглянул на Феликса, пытаясь увидеть страх на лице, но некромант оставался невозмутим. Внизу, под порогом, скрытом от лишних глаз он спрятал не только двух мертвых, но и Агера. По приказу своего главного двое мужчин в латах яростно толкнули дверь и быстрым шагом вошли в спальню. Феликс слышал только яростную возню: открытие всех стеллажей, ящиком, стеклянной дверцы. Когда послышался яростный звон битого стекла и солдатская ругань, Феликс лишь вздрогнул. В доме не было ничего магического, кроме того самого листа, сейчас спрятанного сапогом Феликса. И все же один рыцарь выскочил, словно ужаленный радостью и перекинул главному небольшую склянку с жёлтой жидкостью. - Что это? - скрывая триумф, процедил мужчина, поднося находку к глазам хозяина дома. Феликс моргнул. - Это лауданум. Я его принимаю, когда мне плохо спится по ночам. Мужчина презрительно скривил губы. - Лауданум принимают женщины. А ты что, женщина в мужском обличье?! Феликс попытался как можно небрежнее пожать плечами. - Нет. Просто мое тело не способно выдержать настоек крепче. Вы что-то разбили? - Наверное, мы были не слишком аккуратны. - Командир, там ничего больше нет. Мужчина спрятал бутылку с лауданумом себе за пазуху, а затем приблизился. - Кто-то оскверняет могилы. Это чудовище выкрало труп нашего дорогого принца Франциска. - Сквозь зубы процедил он. - И пока у нас нет позволения пускать в ход руки, но видят небесные, как сильно мне хочется исполнить королевскую волю. Думаешь, твои глаза не выдают тебя? Феликс ничего не ответил. Обычный человек ничего не ответил бы на эту бессмысленную угрозу. - Это только начало. Мы вернёмся, ещё вернёмся, и в следующий раз, разбито будет не только стекло. Мужчина досадно фыркнул и резко вышел из дома. За ним вышли и двое тех, кем он командовал. Феликс ещё какое-то время стоял, не смея даже выдохнуть, после чего брезгливо вытер со щеки и подбородка капли чужой слюны, оставшейся там после угрозы. Юноша медленно приоткрыл дверь, убеждаясь, что люди в латах уходят жестким чеканным шагом, и не собираются возвращаться. Густой зимний туман вновь хлынул на улицы, скрывая три тяжелые фигуры в себе, окутывая холодом некроманта на пороге собственного дома. Феликс плотно закрыл дверь и поставил печать, чтобы ее было не вышибить с первого удара. Происходящее ему не нравилось. Кто-то из тех немногочисленных людей сдал его. Или попытались сдать. Именно его и так напрямую, главный шел с полным осознанием, с кем он будет говорить. Только сопровождающие не дали ему увести некроманта без подозрений. Когда вернулось привычное спокойствие и интуиция дала знать, что все в порядке, Феликс махнул рукой, снимая наваждение, скрывающее крышку люка под порогом. - Выходите. Они ушли. Едва приоткрылась крышка люка, Агер поспешил наружу, где его отчитал Феликс за оставленную страницу из некромантской книги, которая могла им очень дорого обойтись. Сверху слышался обозленный голос взрослого мага и слабые извинения человека, решившего стать его учеником, разве что тонкие стены дома не пропускали голосов из-за магической печати. Лекер предпочел остаться в подполье. Внизу, в узком погребе с низким потолком, где было сухо, помимо нескольких стеллажей с колбами, оставалась лишь одна короткая, засыпанная старым сеном лежанка-тахта. Лекер полулежал, не чувствуя колющегося сена. Во рту он держал жёлтую травинку и постукивал пальцами по твердой деревянной поверхности. Франциск полулежал на нем, без движения, словно статуя. - Ты боишься? - Я уже мертв, чего я должен бояться, - задумчиво отозвался Лекер. - Только упокоения без возмездия, но Феликс и сам желает узнать правду. Природное любопытство свойственно всем умным людям и он не исключение. Франциск повернул голову. - Тогда... прямо сейчас о чем ты думаешь? - О Райане. Том человеке, который снабжал меня информацией. Который дал тебе наводку, что я умер не так, как все считали. Знаешь, как я нашел его? Франциск качнул головой. - Ты никогда не говорил. Лекер вынул сухую травинку изо рта. Его блуждающий взгляд стал меланхоличным. - Во сколько лет меня представили ко двору? - В тринадцать. Как и меня, как и Солена, как и всех молодых господ. Лекер кивнул. - Да. И тогда в тот период, я много чего почерпнул. С детства отличаясь пытливым умом, я поначалу слишком наивно думал об окружающих меня людям. Как-то один раз, я вышел на прогулку и дорога завела меня в бордель. На этих словах Франциск нервно повернул голову. Лекер ухмыльнулся. - Случайность. Принц оказался не удовлетворен этим ответом, но все же лег обратно. - И я среди полуобнаженных тел и дымного тумана, увидел, как один женатый мужчина из двора, сир… Иллатр, кажется, обжимался с одной женщиной, мало похожей на жриц любви. - Как ты понял? - Она была иначе одета, иначе вела себя, их разговоры были иными, о чем-то, что мне было неведомо. Но я понял, что этот мужчина нарушает свою клятву, данную жене. Наутро, когда матушка спросила меня, где я вчера ночью задержался, я по доверчивости рассказал ей, что увидел. Так случилось, что через месяц, моей матери понабилось что-то от того мужчины, и она послала меня к нему. И я был слишком умен, чтобы догадаться, как искусно она манипулировала его похотью, чтобы добиться нужного ей результата. И это сработало. И тогда я понял, что… чужие секреты это та валюта, которая стоит выше, чем деньги. Ради сохранения своих секретов, люди способны потерять рассудок, вставать на колени без вопросов, кататься в грязи, и унижаться всячески, лишь бы их тайна оставалась тайной. Франциск внимательно слушал тихий и спокойный голос. - Но следить за каждым и всем - слишком грязное дело для человека. Знание чужих секретов самого ставит под риск, если не знать, как пользоваться, а я быстро разобрался в этом ремесле. И понял, что мне нужен помощник. Тот, чья верность будет куплена только мной, а значит, не деньгами или шантажом, чем-то большим. Кто-то не из двора, из низов. И мне подвернулся такой человек. - И где же? - Далеко, в нижних ярусах, столицы. Я ехал туда с целью найти такого человека, и присматривался к каждому прихожему, полагаясь только на интуицию. И проходя мимо рынка, на самом краю, я увидел юношу с флейтой. Он был грязным, дурно пахнущим, но с горящим взглядом, и тогда я подумал – вот его я хочу к себе. Поэтому мне было не зазорно простоять до самого вечера, наблюдая за ним, пытаясь понять его. Многие люди на рынке не просто торгуют. Они обсчитывают, воруют, подкладываю гнилье тем, кто не видит. Некоторые из них таскают кошели, другие, притворяясь немощными и слабыми, сидят с протянутой рукой, пытаясь сыграть на чужой жалости. Другие, кому стыдно просто просить, пытались что-то делать, и этот мальчик был из той категории людей. Он не просто сидел и жалобно скулил, а пытался играть на своей злосчастной дудочке. - И как же он играл? – поинтересовался Франциск. - Честно? Отвратительно. Я в жизни не видел такой игры, от которой буквально шла кровь из ушей. Чем больше он старался выдавить приятный звук, тем сильнее мне хотелось запихнуть эту флейту его в глотку и как можно глубже. Он и сам знал, что у него получается ужасно. Он видел меня издали, и то и дело играл снова и снова, видел, что я смотрю на него, и не сдавался. Когда наступили сумерки, я решил подойти к нему и поговорить, он меня опередил. Франциск приподнялся и сел на комке сена напротив барона. - Что он сказал тебе? - «Господин, Вам придется заплатить, чтобы я перестал играть». Это были первые его слова ко мне, обращенные не жалобным, а вполне уверенным в себе тоном. И когда я услышал этот голос и эти слова, то понял, что не ошибся. Я забрал флейту из его рук, и сказал, что мне нужно от него. Взамен он получит пищу, кров, покровительство и возможность жить там, где не жил до этого ни один бедняк. От него было нужно лишь одно. Умение слышать, слушать и держать рот на замке. Ведь все, что знал я, знал и он в первую очередь. И я полагался лишь на его честность и его доверие ко мне. - Ты рисковал, никогда не думал об этом? – Франциск облизал сухие губы таким же сухим языком. - Думал. Но я прекрасно понял причину, почему он никогда не пошел бы против меня. Я руками возвел его из князи в грязи, если бы он сделал шаг против меня, лишился бы всего, опустился бы еще ниже, потому что никто, кроме меня никогда не будет к нему великодушен. Слушая высшее общество, слушая наш двор, он понимал, что эти надушенные красивые люди… считают таких как он, всего лишь скотом, крысами под ногами. И его злобно удовлетворяла сама мысль о том, что лорды, графы, князья, даже этот любитель задирать юбку сестре Солен, все они едят рядом с ним, скотом по происхождению, как они считают. Такие мысли, Коралл, греют душу лучше, чем огонь и мотивируют трудиться лучше, чем самая тяжелая золотая монета. Чуть позже, когда он ел и кашлял, я понял, почему Райан играл и пел так плохо. У него была затяжная простуда. Сначала лихорадка и потливость, боли в горле, потеря голоса. У него не было денег на лекаря, поэтому он собирал в лесу все травы, какие знал и пил их в абсолютном беспорядке. Температура ушла, а вот сильная охриплость осталась. Поэтому первое время пришлось ждать, пока он напишет ответ. Очень коряво и неразборчиво. - Лекер ухмыльнулся беззлобно. - Затем я отвёл его к лекарю и попросил подлатать этот "сладкий голосок". - Ты отвёл его к Мэлю? - спросил Франциск угрюмо. - Да. - И сколько ты заплатил? Губы Лекера изогнулись в ядовитой улыбке. - Много. Франциск встал с сена и прошёлся, разминая уже мертвое холодное тело, которое не могло затекать. - Не люблю Мэля. - Почему? - Для того, кто выбрал столь благородное дело о исцелять людей, Мэль слишком жаден и слишком алчен, а потому вызывает у меня отвращение. Лекер внимательно посмотрел на Франциска и мягко сказал: - Каждый человек достоин платы за свой труд. Франциск резко обернулся. - Я понимаю. И я никогда не оставил бы его без денег, хотя он в таком положении, в котором вообще стыдно просить лишние копейки. - Что такое произошло, что ты к нему так резок? - поинтересовался барон. Франциск провел ладонью по холодному камню. - Однажды я прогуливался в лесу со своим лакеем. Это было, когда ты уехал на охоту. В глубине леса, я обнаружил женщину, ползающую на коленях и беспорядочно срывающую одуванчики вместе с корнями. Там, где проходили ее руки, оставалась черная земля, и поэтому я подошёл сказать ей, что это королевский парк и здесь нельзя так грубо обращаться с цветами. Но когда я приблизился, то увидел, что руки этой женщины дрожат, а сама она уже ничего не видит, потому что плачет. Глаза ее были красными, лицо мокрым, а губы не могли произнести и слова. Я смотрел на нее, и... и не смог сказать, что ее действия караются серьезным штрафом. Вместо этого я поднял ее на ноги и спросил, что случилось. Она рассказала мне, что ей отчаянно нужны деньги. Она не назвала суммы, но сообщила, что ее дочь больна лихорадкой и жаром. Ещё с зимы. Она задыхается и поэтому ее состояние ухудшается с каждым днём. Женщина работала слугой, но как только ее дитя заболело, хозяева не стали себя утруждать помощью и выставили ее вместе с больной девочкой на холод. Она поняла, кто я, пока рассказывала, выронила оборванные одуванчики, упала на колени и стала умолять меня о помощи. Она сказала, что работала прислугой, а потому ей не чужда любая черная работа.... Что готова работать день и ночь без перерыва, делать все, что я ей прикажу, даже если это запятнает ее честь и совесть... Лакей долго стоял и ждал, когда я развернусь и уйду, но я не смог. Не смог повернуться спиной к беде этой женщины, а потому попросил ее отвести меня к девочке. Женские слезы сила, но я не мог поступать бездумно, не убедившись в правде. Лекер, внимательно слушая, спросил: - И что же? Она сказала правду и ее дочь действительно была больна? Франциск кивнул. - Да. И убеждаться не нужно было, я понял это с первого взгляда и ее первого очень болезненного вздоха. Тогда, я сказал этой женщине, чтобы она никуда не уходила. Я приехал в замок и приказал Мэлю последовать за мной. Привел его в их дом и попросил вылечить эту девочку. Он смотрел на нее и чем больше смотрел, тем сильнее на его лице проступало презрение. Мэль повернулся ко мне и сказал, что он - главный королевский лекарь, служит королю и придворным, лечит их, и не обязан лечить каких-то простых крестьян. Затем, после небольшой паузы, он внимательно посмотрел мне в глаза и добавил слово, от которого меня бросило в дрожь от ярости. - И что же это было за слово? - "Задаром". Женщина попыталась что-то сказать, но я прервал ее. Бросил на стол монету. Затем ещё одну. И ещё. И ещё, пока он смотрел на монеты и на меня. И так, пока их не стало двадцать. Я спросил, достаточно ли для него стоит жизнь этой маленькой девочки. Мэль скрестил руки и сказал, что нет. Этого недостаточно. Тогда я кинул ещё десять. Я бросал монеты на этот стол с таким остервенением, что они катились и падали на пол с громким звуком. Он все стоял и стоял, и говорил, что этого недостаточно. Лишь когда порог золота превысил пятьдесят монет, он потребовал увеличить эту сумму ещё на десять, и тогда он возьмётся за лечение. Однако, опять же, он предоставит мне список лекарственных расходов, которые я буду должен вернуть ему за свои деньги. Не считая той суммы, что я уже ему выкинул. Женщина, которая видела это, приблизилась и сказала, что я не обязан, что я... не должен тратить такие деньги просто так. Что она никогда не сможет выплатить мне этот долг, даже если будет работать без отдыха до самой смерти. Но мне не нужен был этот долг. Только жизнь этой девочки, имени которой я не знал, но просто хотел, чтобы этот человек выжил. Я хотел, чтобы она жила, а Мэль - торговался со мной за ее жизнь. Понимаешь? Лекер медленно кивнул. Франциск продолжил: - Он согласился. А я ему напомнил, что это был приказ. Приказ его принца. И сколь ни была велика цена, я заплачу ее. И восполню все расходы. Но контролировать я буду каждый его шаг и каждое действие. Лекер ухмыльнулся снова. - Что ж это разумно. И что, Мэль выполнил свою работу? - Идеально выполнил. После, в замке он предоставил мне список всего, что было потрачено на, как он выразился, нищенку, которая лучше бы умерла, ибо какая от нее будет польза. Я просмотрел список, сверился со своим собственным, который составлял, и высыпал ему горсть серебра. После этого... я больше никогда не подходил к нему самостоятельно. - Глаза Франциска сверкнули. - А он - ненавидел меня за то, что я приказал ему замарать свои благородные руки об нищих.