Чувства мертвых

Ни Франциску, ни Лекеру не требовался свежий воздух, крепкий сон, вода или пища, а потому, покуда происходили внезапные облавы, они решили не давать даже повода думать, что Феликс кого-то прячет. Погреб всегда был скрыт, за тем лишь исключением, когда поздней ночью, во время патрулей к ним приходил Ватари, с последними новостями от Райана. Теперь доносчик доверял сведение не бумаге, а непосредственно еще одному человеку, волей неволей попавшему в этот жуткий круговорот событий. Пока Ватари передавал новости, мертвые барон и принц поднимались наверх лишь на жалкие минуты, после чего вновь спускались в погреб, на сухую и жесткую солому. На протяжении трех недель к Феликсу врывались еще трижды, но на сей раз он был уже готов к внезапной встрече и заранее уничтожал все следы магических практик, и снова и снова врывающиеся мужчины в латах уходили ни с чем, оставляя после себя угрозы, ощущение легкого страха и очередную разбитую вещь. Зима оставалась холодной, пока внезапно погода не сменилась на теплую. Как только температура достигла своего пика, нещадно паля, заставляя русла рек отступать и пересыхать, а посевы умирать от сменяющейся холодом жары, Феликс укрыл два тела в погребе на три месяца. Лекер и Франциск, уложенные рядом, как два вечно неразделимых сердца, оказались погружены в долгую спячку, и даже покрылись нетающим магическим инеем, тонкой коркой замерзшим на коже, губах, веках и даже волосах. Феликс сделал это для того, чтобы два мертвых тела, не способные контролировать перепады температуры, не начали медленно разлагаться и привлекать мух и слепней. Его тонкий инеевый кокон, должен был лопнуть с первыми вернувшимися холодными ночами. Очередной сезон близился от своего холодного начала до душной кульминации к такому же прохладному окончанию. Однажды к Феликсу пожаловали три человека, вооруженные вилами, но они не были солдатами. И даже не представляли угрозы. Всего лишь сообщили, что в поле умерли несколько людей, и теперь им не хватает рук, чтобы в срок собрать зерно, оставшееся еще после лета. Умерли так же от старости и несколько королевских виноделов, и теперь корона и двор может остаться без вина. Их просьба заключалась в том, чтобы поднять погибших на работах, и заставить их вновь вернуться к своему привычному ремеслу, в помощь еще живым. Они обратились бы к менее принципиальным магам, но тех уже давно или повесили или сожгли, или запытали до смерти. Люди давили словами, чужим голодом больными детьми и предостерегали, что не все переживут оставшиеся холодные дни, если запасов не хватит. Но Феликс, как бы ни молили крестьяне, невесть откуда взявшиеся, спокойно сообщил им, что они обознались. Он не некромант. И никогда не имел отношения к магическому искусству. Так люди, умоляющие человека оказать им помочь силами свыше, как и солдаты, ушли ни с чем. — Что, если они не подставные люди? Ты обрек на верную смерть. Как это вяжется с твоими принципами? Феликс поднял взгляд на Лекера. — Никак. Если не подставные, не подосланные шпионы, они найдут выход, без помощи магии. Тысячи лет они обходились без нее, обращаясь за помощью только в крайнем случае. — Имея такую власть, ты все равно боишься. Боишься раскрыться и пожертвовать собой. — А ты бы не боялся? — Некромант встал и придвинулся к барону. — Если бы знал, что тебя вздернул за твое мужеложство, ты бы спас чью-то жизнь своим телом, зная, что это будет стоить тебе жизни? На это Лекеру было нечего ответить. За прошедшие месяцы прибавила в весе Амфара, все так же носящая дитя от покойного Грахела. Многие говорили о том, что ее ребенок может угрожать нынешней правительнице Фериде и та попытается избавиться от конкурентки и ее отпрыска. Дабы развенчать эти нелепые слухи, показать себя с самой благородной стороны, Ферида пообещала уступить свой трон будущему, еще не рожденному племяннику, если он будет здоров, крепок, и окажется достойным. За это лето умер предыдущий Гранатовый Граф и Солен с сестрой полноценно взяли бразды правления в свои руки. Увы, это далось им тяжело, ибо Ферида уже подобрала Солену достойную партию из-за моря, ради укрепления королевского флота. Его же любовница и сестра, по королевскому приказу была вынуждена либо уехать в поместье и править там оттуда вместе с новым подобранным мужем, так же из-за моря, либо уехать в чужие земли, и править от королевского имени там. Из-за разлада с нынешней правительницей, не находя к ней подхода и способа изменить ее решение, Солен сильно похудел. В попытке забыться, все чаще и чаще он прикладывался к вину, а в день своей свадьбы и вовсе опозорился, украсив свадебное платье чужеродной невесты алым содержимым своего желудка. Услышав эти новости, Коралл не мог не улыбнуться и улыбка его была злорадной. Тот человек, что унижал его всю жизнь, пользуясь покровительством Грахела, сейчас сам едва справляется с нахлынувшими проблемами, и насмешками, летящими к нему со всех сторон. А затем, после брака союзников, настал черед выходить замуж и Фериде. По слухам, многие советники рекомендовали ей выгодные партии больше на суше, для того, чтобы расширить границы и стать не просто королевством, но империей, очищенной от скверны магии. И пусть королева вежливо кивала, и сообщала, что подумает, ее замужество вызвало общественный резонанс. Это не был король с юга, это не был принц с севера или наместник с западного округа. Ее суженным оказался некий морской король, так же, из чужих земель. Ради укрепления положения обоих, дабы вскоре суша восстала из моря для скрепления их союза. По пышности свадьбы не отличалась и от женитьбы Грахела. Вино рекой, обилием еда, гости, количество которых было невозможно сосчитать, даже если считать целые сутки. Заморские шуты и танцовщицы с полуобнаженными телами, настолько тонкими, что казалось, будто они созданы из тонкого дерева, а не из плоти и крови. Пиршество свадьбы королевы длилось целые сутки от восхода до заката, и даже наутро следующего дня некоторые гости все еще не ушли… Лекер нервно вышагивал мимо прямоугольного окна, и сквозь темные шторы был виден его размытый силуэт. Возвращающийся Феликс увидел блуждающую тень ещё издали, а затем поспешно забежал в дом и плотно захлопнул дверь. — Что ты делаешь здесь? — прошептал некромант. — Отойди от окна. Если кто-то увидит блуждающую тень, меня ничто не оправдает. Ничто! — Ты был на свадьбе? Скажи, что ты был! — Франциск поднялся из-за стола. Его белые пальцы вздрагивали от нервного напряжения, которое ещё осталось в этом мертвом теле. Феликс поджал губы. Лекер придвинулся ближе. — Морской король. Из дальних земель. Кто он такой? Феликс отвел глаза. — Я не смог попасть на торжество. Моему приглашению никто не поверил. Меня вытолкали еще до того, как я сумел подняться по ступеням. — Ватари. Лекер бесцеремонно открыл рыцарю дверь перед тем, как тот решил постучать. Рыцарь зашел на порог, низко опустил голову, а затем поднял глаза, и по одному взгляду Лекер и Франциск понял, что все они в единый миг упустили нечто важное. Франциск положил и холодными серыми руками схватил рыцаря за плечи. — Что произошло? — Не стоит догадываться, кого вытолкали. Но я был на этой свадьбе. Лекер медленно опустился на стул у камина, не сводя глаз с рыцаря. Повисшее напряжение разлилось по венам ядом, и даже мертвые чувствовали его не хуже живых, словно их сердца снова стали яростно биться от волнения. — Я напросился в гарнизон командира, который будет охранять некоторых господ. С моего положения я рассмотрел того человека, который оказался женихом. В глазах Ватари блеснули огоньки. Лекер приоткрыл серые губы. — И что ты увидел? — Он не морской король. Некромант скрестил руки на груди. Агер, до того времени сохраняющий молчание, робко спросил: — Как ты понял, что он не морской король? — Я знаю, как выглядят господа из-за моря. Они смугловаты, не слишком высокие. С волосами цвета тины, будто вышедшие сами из морских глубин. Эти волосы они унаследовали от своих пращуров… — …русалок и сирен, которые вырождались. Поэтому они совокуплялись с людьми… по рыбьи и по-человески. Они умирали во время родов, нося человечье семя, чтобы их род мог продолжать жить. Но могли ли они представить, что их потомки будут с ногами, и не с плавниками. Если б так, ни одна из них не согласилась бы на подобное. К сожалению, они слишком поздно поняли свою ошибку, и ее было не исправить. Рожденные от союза русалки и человека имеют бледные глаза, волосы цвета тины и потребность в морском воздухе. Это, словно выучив наизусть, отчеканил Франциск, в детстве слишком увлеченно читающий книги о нечеловеческих расах. Ватари, выслушав эти сухие слова, покивал. — Да. Да, именно так! Кем бы ни был тот человек, он не походил не то, что на короля, но даже на того, кто обязан жить у моря. Те, кто никогда не был в тех краях, только рукоплескали и поражались красоте. И я подумал, что он невероятно красив для того, кто живет буквально на побережье моря. Тогда… Райан сообщил мне этот же отрывок из книги, что сейчас высказал его высочество. Я не знаю, куда смотрел двор, но я не услышал ни одного свистка, ни одного смешка, ни одного недоуменного взгляда, как помню. Никто не усомнился в его принадлежности той расе. Никто. В глазах Ватари на мгновение появился страх и Феликс ощутил, как мурашки прошли по его обнаженному затылку. Этот рыцарь никогда не выказывал страха. Даже тогда, когда увидел его полностью черное небо. Даже тогда, когда опустился в одиночку в коллектор. Даже тогда, когда пережил нападение мертвеца, обезумевшего от ненависти. — Может быть, это какая-то дальняя ветвь? Может быть, это бастард бастарда… — Агер взглянул на белые волосы Франциска и опустил глаза. — Прошу прощения, ваше высочество. Коралл никак не отреагировал и Агер продолжил: — Может быть, он просто не вышел в свою расу? Как мы можем знать, гены человека… еще никто из магов не освоил эту науку до конца, но зачастую… Лекер поднялся со стула. Скрежет деревянных ножек по деревянному полу оборвал Агера на полуслове. — Что говорил этот лживый король? Он же не взял Фериду в жены, сохранив гробовое молчание перед всем двором? Ватари сглотнул. От волнения у него пересохло во рту, и перед тех, как ответить, он попросил бокал воды. — Он много говорил. Говорил, что его остров небольшой по величине, но имеет огромный промысел. Говорит, что его отец уже сложил бразды правления и он владеет его короной, как своей собственной. Говорил, что был бы рад познакомиться с братьями королевы, если бы не эта тяжелая трагедия, ведь он всегда был единственным ребенком и у него никогда не было ни брата, ни сестры за всю свою жизнь. Он был единственным и любимым и ребенка, которого подарит ему и Стальи королева Ферида он будет любить так же, как его собственные родители любили его. Вместе с ребенком он будет любить и Стальи, ведь в самом начале союза Ферида сообщила ему, что весь Стальи ей как дитя, все от мала, до велика, больные, здоровые, нищие и богатые, голодные и сытые. И он сказал, что как Ферида станет королевству матерью, так он отцом, и после его слов все рукоплескали, и будто я один подумал, что это… слишком громкие слова. Лекер резко поднял руку, прерывая Ватари, и медленно указал на него длинным указательным пальцем. Франциск взглянул на Опиумного Барона, и увидел, как в его мертвых глазах проплясало озарение. И при жизни у Лекера был этот взгляд, когда он узнавал то, чего не знали другие. — Вот оно. Вот оно! Утопленник приблизился к рыцарю. — Говоришь, по его словам, у него не было ни сестры, верно? Ты точно передал его слова? Верно запомнил? Ватари надменно приподнял подбородок, оскорбленный чужим недоверием. — Все, до последнего слова, господин барон. — Вот оно — доказательство еще одно, и железное, почему он точно не морской король. Не бастард бастарда, и не приближенный к морю. Он единственный ребенок. Франциск приблизился. — Что это значит? — Знаешь, почему Савад никогда не был женат? — Лекер оглядел людей, которые внимательно слушали его. — У Савада по слухам была любимая женщина. Морская женщина, императрица из-за моря. Настоящая, от крови морских жителей. Савад полюбил ее, и она полюбила его с первого взгляда. Так бывает. — Лекер взглянул на Франциска, и тот, встретившись с его взглядом, медленно кивнул. — Но они не могли быть вместе. С самого рождения она была обещана кому-то другому. Я никогда не бывал за морем, но… всегда о нем читал. И хорошо знаю человеческую натуру. Испокон веков, дабы не допустить вырождения любого рода, те короли и королевы, которые были плодом смешения русалки и человека, производили на свет детей разных полов. Девочку и мальчика, и неважно, сколько было попыток, детей всегда должно быть… двое. Девочка и мальчик. Я связывался из интереса с людьми тех семей, каждый из них действовал так. Когда моя мать уехала, а затем вернулась из-за моря, я спросил у ее приближенного, правда ли это, что они пытаются зачать детей двух полов? И он сообщил — каждый. От простолюдина до богатейшего человека. И это упущение. — Кто еще мог знать об этом? — наклонил голову Феликс. Лекер ответил его нервным взглядом. — Любой, кто может читать и анализировать, но, похоже, нашему двору это недоступно. Если они не знали и не знают, они слепы и глухи. Если знают, значит, закрывают на это глаза, чтобы… глаза и рты были закрыты у остальных. Франциск приблизился. — У кого, например? — Я не знаю. У кого угодно. Может быть, мать убила меня не из-за своего будущего положения. Может быть, она знала то, чего я знать не должен был. Единственный способ наверняка закрыть мне рот, убить меня. — Слишком радикально. Как твоя мать, она должна была знать к тебе подход. Все твои струны, болевые точки. — Феликс скрестил руки на груди. Лекер лишь ухмыльнулся. — За столько лет она не догадалась о том, что я спал с принцем. Каждую ночь. За столько лет, она не догадывалась о том, что я курю больше, чем ей предполагалось. Агер приоткрыл губы в изумлении. — Ты лгал матери? Лекер сузил глаза. — Да. И сделал бы так снова, не о чем не жалея, как и она не жалеет о моей смерти. Тот, кто отравил Франциска, знал, что Франциск заучил наизусть те строки из книги о потомках сирен и русалок. Знал, что Франциск — это преграда на пути к трону, не только на пути Фериды, но и того, кого она выбрала в мужья. — Я бы не стал молчать, все это знают. — Глаза Коралла сверкнули. — Каково бы ни было знание, его бы я обернул себе на пользу. Может быть, выторговал бы спокойную жизнь. Но со мной договариваться слишком опасно. Поэтому я тоже был убран с дороги. Ватари нахмурил густые брови и потер подбородок, тронутый жесткой щетиной. — Значит ли это, что к вашим смертям так или иначе… причастна нынешняя королева? — Да. Нет. Возможно. Косвенно. Или прямо. Я не знаю. Я не могу наверняка быть убежденным, но кто ни сделал это…. — Лекер по старой привычке сделал шумный вздох. — Он заплатит. Огнем и кровью. Прости, Феликс. Ни мне, ни Кораллу не упокоиться иначе.