Бамбуковое дитя

      По природе своей Шэнь Юань был очень любознательным ребёнком: с того самого момента, как малыш научился говорить, он задавал множество вопросов обо всех и всём. И одной из загадок, ответ на которую всё никак не находился, а она подтачивала червячком сомнений ум дитя, был тот факт, что Юэ Цинъюань никогда не обнажал собственный клинок.       В те редкие моменты, когда Шэнь Цинцю из-за дел оставлял своего сына на попечительство Юэ Цинъюаня, мальчик обращал внимание на то, что бессмертный мастер не освобождает меч из тисков ножен, будь то для тренировки или демонстрации духовного оружия. Если глава школы и решал размяться, то использовал для этого деревянный меч, такой, который обычно используют ученики, не восходившие на Ванцзянь.       Мальчику доводилось наблюдать за искусством боя в исполнении пары Шэнь Цинцю с Сюя, а также Лю Цингэ с Ченлуанем. К тому же, несмотря на юный возраст, он понимал, почему духовное оружие не использовал Му Цинфан и почему исключительно статусным придатком на поясе Вэй Цинвэя болтается Хунцзин.       Но чего Шэнь-младший не мог взять в толк, так это странную отчуждённость повелителя Цюндин в отношении Сюаньсу, поэтому, как и любое любопытствующее дитя, он спросил напрямую:       — Шибо Юэ… — мальчик запнулся, уловив во взгляде Юэ Цинъюаня какие-то недовольные и… обиженные нотки?.. — Отец.       Глава школы широко улыбнулся.       — Да, А-Юань?       — Почему отец не обнажает меч? — задал интересующий вопрос ребёнок, склонив голову по-птичьи. — Папа показывал мне лезвие Сюя, но отец никогда не вытаскивал Сюаньсу.       Юэ Цинъюань, ожидаемо, впал в ступор от подобного вопроса. Конечно, в глубине души он ожидал того момента, когда подобные слова прозвучат из уст Юаня, но, как оказалось, был совершенно к этому не готов: улыбка на его лице «дала трещину», потускнев.       — А-Юань хочет посмотреть на отцовское оружие? — спросил мужчина, получив в ответ утвердительный кивок. Он тяжко выдохнул и уложил свою большую руку на голову ребёнка. — Прости, пожалуйста, своего отца, А-Юань… Давным-давно, когда этот Юэ был ещё юным учеником, он не смог приручить Сюаньсу полностью. Поэтому теперь отец не может извлечь клинок из ножен, если в том нет крайней нужды.       — Крайней… нужды?..       — Верно. К примеру, когда в опасности находятся матушка и А-Юань.       Шэнь Юань зашёлся хохотом, не упустив просто так обращение «матушка» к своему родителю от Юэ Цинъюаня. Он знал, что, будь здесь сам наречённый, тот непременно бы впал в бешенство, услышав подобное от другого лорда вершины.       — Тогда А-Юань позаботится о том, чтобы отцу никогда не довелось обнажить свой клинок! А-Юань защитит и отца, и папу!       Юэ Цинъюань склонился чуть ниже, чтобы быть ближе к сыну, и взял в ладони его маленькие ручки.       — Только пусть А-Юань убедится, что он не пытается прыгнуть выше собственной головы. В освоении заклинательского ремесла А-Юаню потребуются не лишь талант и упорство, но также чувство меры. Запомни: важно зреть в корень, а именно не отметать, будто бесполезный сор, заботу о собственном здоровье и благополучии.       — То есть отец… не знал меры? — спросил мальчик, любопытствуя, хоть ему и было трудно выбрать правильные слова из сложного монолога взрослого.       — Верно, — кивнул властитель Цюндин. — И отец не желает, чтобы А-Юань унаследовал его треклятую судьбу.       Шэнь Юань дурачком не был. Он понял, что по-прежнему не прозвучало чего-то важного, что могло бы всё объяснить, но мальчик решил не давить на взрослого, поэтому просто обнял главу школы.       — А-Юань был бы не против унаследовать судьбу отца… Потому что отец — это отец, он всё равно хороший, — пробормотал ребёнок, вынудив мужчину улыбнуться до боли в челюсти.       — А А-Юань — самый лучший сын; лучше кого бы то ни было на этом свете, — ответил на объятия Юэ Цинъюань, принявшись поглаживать спину дитя.       Разомкнув объятия, совершенствующийся поднялся и, взяв ребёнка на руки, пошёл домой, не замечая взора, бдительно следующего за ним откуда-то издалека. Так Шэнь Юань и заснул, прислушиваясь к стуку сердца Юэ Цинъюаня, а очнулся уже на кровати, которую поставили в комнатах главы школы специально для тех случаев, когда сын лорда Цинцзин оставался ночевать на Цюндин.       — Пить… хочу, — прошептал мальчик, опустив ступни на холодящий кожу пол.       Он прошёл к выходу из спальни и открыл дверь — его ушей сразу достигли голоса родителей. Шэнь Юань заволновался, услышав вкрадчивые интонации папы, и едва ли не сорвался к нему, чтобы сжать в объятиях, ведь очень сильно скучал: хоть Шэнь Цинцю и отсутствовал в школе всего лишь неделю, для Юаня она показалась вечностью. Но нечто внутри велело ему быть тише воды, ниже травы; потому он бесшумно прикрыл дверь и проследовал на звуки разговора. Остановившись у входа в кабинет главы школы, мальчик слегка выглянул, чтобы увидеть происходящее. Там стояли двое, — его отец и папа, — но между ними едва ли не наливались свинцовой тяжестью тучи.       — И когда же ты собирался рассказать мне о Сюаньсу? — спросил Шэнь Цинцю, скрестив руки на груди.       — Эта мелочь не так уж и важна, поэтому я не посчитал необходимостью беспокоить этим Сяо Цзю.       — Не важна?.. Не так уж и важна?! — повелитель Цинцзин ударил свой веер об стол.       — Сяо Цзю нет нужды беспокоиться об этом.       — Но Сяо Цзю хочет! Хочет беспокоиться! — мужчина воскликнул в сердцах, забыв о контроле речи, а затем ударил гардой веера грудь старшего. — Теперь не вздумай уклоняться от ответа! Говори!       Юэ Цинъюань с грустью во взгляде улыбнулся.       — Если это то, чего желает Сяо Цзю…       Глава школы начал свой сбивчивый рассказ. Место в истории нашли множество моментов, хороших и плохих. С уст срывались слова, повествующие о босяке Юэ Ци, который, вопреки предостережениям шицзуня, решил выжать из своих меридиан всё до последней капли, расплатившись за спешку ужасным искажением ци, что едва не унесло его жизнь. И хоть худшего исхода удалось избежать, пришлось отдавать Судьбе огромный долг: стоило Сюаньсу покинуть ножны, как меч начинал пожирать годы, отведённые хозяину.       По мере продвижения событий рассказа лицо Шэнь Цинцю кривилось в самых разных гримасах: ярость, понимание, гнев, сочувствие… Ох, а последнее ведь так явственно отразилось в зерцалах его души, он бы знал!..       — Я никогда не сомневался в твоих умственных способностях. Точнее, в их отсутствии, — нахмурился властитель Вершины Искусств.       Юэ Цинъюань горько рассмеялся, вероятно, насмехаясь над самим же собой. Но стоило ему открыть рот, чтобы что-то сказать, как Шэнь Цинцю приложил палец к его губам.       — А теперь позволь высказаться мне, — промолвил мужчина и, дождавшись кивка от шисюна, продолжил: — Всё это время… Всё это время я тоже был дураком.       Юэ Цинъюань шокированно уставился на своего шиди и, взяв в свои руки запястья Шэнь Цзю, нежно сжал их.       — Сяо Цзю не дурак, он — умнейший человек из тех, которых я знаю и которых мне доводилось знать.       — Я сейчас серьёзно! — зарделся повелитель Цинцзин.       — Этот тоже, — Цинъюань поцеловал костяшки чужих пальцев.       — Даже и не пытайся применять ко мне подобные дешёвые уловки, — Цинцю выдернул свои конечности из захвата и отвёл взгляд. — Мы оба всеми силами избегали разговоров о прошлом, в котором нам довелось разделиться друг с другом… и теперь я понимаю, что это было, по меньшей мере, глупо: подобные недомолвки лишь помогли выстроить стену между нами.       — Сяо Цзю, как всегда, прав. Я сожалею, что до этого не был достаточно откровенен с тобой. Наша тогдашняя разлука — одно из самых болезненных событий, которые со мной случались.       — Давай оставим всё это в прошлом. Что было, того не вернуть, но и мы не дети ма́лые, чтобы избегать проблем, наивно полагая, что те сами исчезнут, словно морок поутру, — мужчина закусил губу и спустя мгновение продолжил, посмотрев Юэ Цинъюаню прямиком в глаза: — Не скрывай что-либо от меня, особенно то, что касается твоего благосостояния.       Юэ Цинъюань робко улыбнулся, снова «словив в ловушку» запястья Шэнь Цинцю.       — Я клянусь, что с сегодняшнего дня этот Юэ не посмеет хранить тайн от Сяо Цзю. Но также я лелею надежду на то, что Сяо Цзю посчитает меня достаточно надёжным, чтобы доверить свои страхи и проблемы.       — Пообещай мне, что не вынешь клинка из ножен! Никогда!       Глава школы вздохнул.       — Сяо Цзю, пойми, я не могу этого обещать. Что если однажды мне придётся использовать Сюаньсу? Хотя бы ради того, чтобы сберечь тебя и А-Юаня.       — Ты думаешь, что я слаб?       — Сяо Цзю, я не это имел в ви-… — мужчина был прерван на полуслове неожиданным поцелуем, нагло захватившим его губы.       Шэнь Юань, стоящий за дверью, поморщился от этого зрелища.       — Поверь мне, я прекрасно осознаю, что ты не это подразумеваешь под своими словами, — сказал Шэнь Цинцю, оторвавшись от желанных губ, и огладил щёки Юэ Цинъюаня большими пальцами обеих рук. А затем вздохнул, нахмурившись. — Ци-гэ уже сделал всё и даже больше для Сяо Цзю, так что пора ему передать пальму первенства и позволить защищать себя.       — Сяо Цзю… — потупил взор властитель Цюндин.       — Я несу ответственность за своё дитя, так что уверяю: защитить смогу вас обоих — что тебя, что его. Верно же, А-Юань?       Испугавшись того, что его заметили, мальчик попытался скрыться за стеной, но, осознав неизбежное, просто зашёл в кабинет, к взрослым.       — Пойдём, А-Юань, — Юэ Цинъюань протянул руку ребёнку, который робко просеменил до него и ухватился за конечность.       — Прошу прощения… — пробормотал мальчик, осознавая неправильность своего поступка.       — А-Юаню не следует подслушивать чужие разговоры, это плохо и очень-очень неприлично, — вздохнул мужчина, посадив ребёнка на собственные плечи.       Шэнь Юань уткнулся лицом в отцовскую макушку и закивал болванчиком.       — А-Юань поступил плохо.       — Если А-Юань осознал, что подслушивать — плохо, и больше не будет этого делать, то всё в порядке, — Юэ Цинъюань поднял руку вверх и погладил ребёнка по голове.       Мальчик отстранился от чужих волос и посмотрел на обоих взрослых, после чего широко улыбнулся. Шэнь Цинцю подошёл к ним и приобнял их странным образом, будто бы закинув руку на плечо главы школы и оглаживая ноги сына. Юэ Цинъюань же в порыве чувств стиснул шиди в крепких объятиях. Они ведь семья.       — Значит… вы поженитесь? — спросил мальчик спустя минуту молчания, буквально вынудив бессмертных мастеров покрыться румянцем.       — Мы подумаем об этом, — одновременно ответили мужчины, из-за чего Шэнь-младший рассмеялся.       Юэ Цинъюань подхватив детский смех, дополнив своим зычным хохотом, а повелитель Цинцзин лишь фыркнул в притворном недовольстве, млея внутри от переполняющего его естество счастья.       Возможно, никто из них и не произнёс заветных трёх слов, но действия друг друга были для лордов куда существеннее, нежели медовые речи. Их сердца бились в унисон, их любовь можно было почувствовать в воздухе; чувство настолько сильное… как нежность к милому бамбуковому дитя, восседающему на плечах Юэ Цинъюаня, как на троне. Оба мужчины знали: никогда они не променяют свою небольшую семью на что-либо ещё.       Никогда и ни за что.