Двое в доме, не считая ребёнка

      Альбус устало вздохнул. Отложив перо, он потёр кончиками пальцев веки, чувствуя, как резануло глаза, словно в них сыпанули песком. Время давно перевалило за полночь, а он снова засиделся над очередной статьёй.       Ещё раз беззвучно вздохнув, он откинулся на спинку стула и бросил беглый косой взгляд на обстановку вокруг себя. Небольшой дом, в который они с Аберфортом и Криденсом переехали всего около недели назад, по-прежнему был угрюмым и тёмным даже в дневное время, не говоря уже о зимней ночи, густой и плотной. Обустраивали они его медленно и со скрипом по многим причинам, рождественские праздники среди которых были лишь меньшим из зол. Всё было в творческом хаосе, и откровенно говоря, братьям было сложно сохранять систематичность и дисциплину, чтобы уследить за всем. Короче говоря, оба они вели себя как юнцы своего возраста, и что ж, не стоило требовать от них большего.       Тем не менее потихоньку дом всё же обживался: за неделю пребывания здесь они с Аберфортом обустроили кухню и гостиную, которую временно использовали как жилую комнату, ибо второй этаж и чердак ещё только предстояло привести в порядок. За несколько дней до заселения Альбус также обзавёлся письменным рабочим столом, и да, конечно, Аберфорт не преминул подколоть брата в том, что он «позаботился о самом важном». Тот на это лишь фыркнул, оправдываясь, что, вообще-то, ему как-то нужно зарабатывать деньги, чтобы обеспечивать семью, и весь ехидный запал младшего поутих сам собой.       Альбус тряхнул головой. Она была тяжёлой и мутной, глаза болели и окружающая обстановка немного плыла перед ними. Мысли путались, сбивая концентрацию, и юноша устало провёл рукой по лицу. В таком состоянии работать было решительно невозможно, а значит, пора было ложиться спать, чтобы урвать себе хотя бы несколько часов сна.       Бесшумно отодвинув от стола стул, Альбус также бесшумно и ловко выскользнул из-за него. Потушил свечу, специально огороженную чарами так, чтобы не светить за пределами стола, и вместо неё зажёг на кончике палочки тусклый матовый огонёк, не столько освещающий обстановку вокруг, сколько помогающий очертить контуры предметов. Самое оно для уставших, пульсирующих болью глаз, решительно отказывающихся концентрироваться и замечать, что находится у Альбуса под ногами.       Ограниченность обжитого пространства, конечно, напрягала, но лучше уж так, чем вообще никак. К тому же это было делом поправимым, так что Альбус, обогнув стул, предусмотрительно скинув на его спинку верхнюю мантию, бесшумно на цыпочках двинулся к широкой двухместной раскладушке, которую временно делил вместе с Аберфортом. По дороге по привычке бросил беглый взгляд на кроватку, где спал Криденс, и предсказуемо не заметив ничего особенного, тяжело опустился сначала на край, а после перекатился на свою половину, кутаясь в одеяло и закрывая глаза, почти сразу же проваливаясь в блаженный сон.       Блаженство, впрочем, длилось недолго. Альбусу показалось, что он только прилёг и закрыл глаза, как покой и тишину комнаты нарушило хныканье Криденса. Сначала негромкое — Альбус просто, видимо, ещё не успел погрузиться в глубокий сон, пребывая на той самой противной грани, когда любой, пусть даже тихий звук, слышится и ощущается как раскат грома. Именно потому, разумеется, едва услышав племянника, Альбус непроизвольно вздрогнул, мгновенно просыпаясь, с большой неохотой выныривая из недолгих, но пленяющих объятий сна.       Не открывая глаз, юноша мысленно простонал. Он чувствовал себя раскатанным по своей половине раскладушки блином: мышцы размякли и превратились в вату и сил не было даже для того, чтобы поднять веки, не говоря уже о том, чтобы встать. Он устал так сильно, что всё, чего ему хотелось, — это лежать и спать. Однако наученный опытом, он прекрасно знал, предвестником чего является хныканье племянника. Тем более посреди ночи. И точно: постепенно Криденс набирал громкость, и тихое хныканье начало уверенно перерастать в полноценный плач.       По хорошему, конечно, Альбус, раз уж он и так не успел уснуть, должен был встать, чтобы успокоить ребёнка. Однако он был настолько уставшим и обессиленным, что казалось, ничто не способно поднять его бренное тело снова в вертикальное положение.       Меж тем плач Криденса усилился, и Альбус почувствовал, как под боком зашевелился Аберфорт, что-то неразборчиво ворчащий себе под нос. Он слабо усмехнулся уголками губ: в конце концов, кто из них двоих был родителем? Вот пусть Аберфорт и занимается своим ребёнком.       Младший брат, впрочем, не спешил подрываться с места и успокаивать кричащего сына. Тот, впрочем, тоже едва ли намеревался затихать, и от громкого крика, а также недосыпа и переутомления Альбус почувствовал, как в затылке и висках начинает пульсировать мигрень. Да что б его... — Аберфорт, твой сын плачет, — не открывая глаз и не меняя положения, сонно и устало прошептал Альбус, в общем-то, очевидную вещь, на которую брат не то фыркнул, не то шикнул. — Сегодня он твой племянник, — в ответ он проворчал также сонно, перекатившись на бок и пытаясь с головой укрыться одеялом, надеясь таким образом хоть немного приглушить громкий крик ребёнка. — Мерлин и Моргана, Аберфорт, ты же отец! — несмотря на усталость, Альбус возмутился вполне искренне и эмоционально и тут же скривился, чувствуя, как мигрень нарастает прямо пропорционально громкости плача племянника. — А ты дядя, — не растерявшись, также ворчливо огрызнулся Аберфорт, и его ответ на несколько мгновений натурально ошеломил старшего брата.       Тот был слишком уставшим, а потому сразу даже не нашёлся, что возразить дерзкому юнцу рядом с собой. Степень его наглости просто поражала, и из сочувствия к надрывающемуся племяннику Альбус всё-таки встал бы... но он был слишком измучен и обессилен, и начавшаяся головная боль лишь ещё сильнее придавила его к постели, не давая пошевелиться.       На несколько мгновений братья замолчали, и их молчание прерывал лишь громкий истошный плач Криденса. У Альбуса не было сил даже чтобы открыть глаза; Аберфорт же тоже не слишком спешил вставать, уставший после тяжёлого сумбурного дня обустройства дома, попыток обживаться в Хогсмиде и попыток же одновременно со всем этим уследить за сыном. Альбус мог понять брата, но к сожалению, с ними не было третьего лишнего взрослого, кого можно было бы спровадить к ребёнку, а значит, вставать всё равно придётся кому-то из них.       Идеи, как решить эту, очевидно, тупиковую ситуацию, как назло, идти в уставшую голову совершенно не хотели, а потому Альбус вздохнул, в конце концов выдав первую пришедшую на ум мысль: — Камень, палочка, пергамент? — Проигравший идёт успокаивать Криденса, — словно только и дожидаясь слов брата, выпалил Аберфорт, и не глядя и не поворачиваясь с бока, поднял руку, чуть заводя её себе за спину.       Альбус же, зная, что брат, как и он сам, и не подумал менять положение своего тела, даже не стал поднимать руку, выдохнув, всё также лёжа с закрытыми глазами: — Палочка. — Пергамент, — Аберфорт выдал одновременно с ним и тут же чертыхнулся себе под нос: — Да чтоб тебя!..       Слыша, как, ворча себе под нос, зашевелился и заворочался брат и чувствуя, как прогнулся под его весом матрас, Альбус позволил себе в темноте довольно, победоносно и блаженно улыбнуться. Всё ещё лёжа с закрытыми глазами, он слышал, как Аберфорт пошаркал к кроватке Криденса, доставая орущего ребёнка на руки и прижимая к себе. Мальчик притих лишь немного, и Альбус всё же решил сжалиться над братом, которому по-прежнему из-за возраста всё ещё нельзя было колдовать вне Хогвартса. Нащупав палочку, он взмахнул ею, пробормотав заклинание, и к Аберфорту по воздуху подплыла готовая бутылочка с тёплым молоком. Альбус усмехнулся, не видя, но зная, что брат на это фыркнул, но в его глазах отразилась признательность. — На, маленький вымогатель, — беззлобно проворчав, Аберфорт опустился с притихшим сыном на стул, глядя на покрасневшее от натуги и слёз личико ребёнка сонным и уставшим взглядом. Мальчик в ответ одарил родителя укоризненным взглядом, на что тот снова фыркнул — на этот раз несколько смущённо.       В доме снова воцарилась блаженная тишина, которую нарушал лишь Криденс, издавая тихие звуки. Аберфорт наблюдал за ним, с трудом стараясь не уснуть над ребёнком, периодически бросая завистливые взгляды на тёмное пятно, которым был его старший брат, уснувший с абсолютно чистой совестью практически сразу, как племянник притих. Аберфорт не мог винить его в этом.       Он лишь широко зевнул, полусонно дожидаясь, пока Криденс закончит. После, отставив бутылочку на стол, он принялся расхаживать по гостиной, слегка покачивая ребёнка, чтобы он поскорее уснул снова. Криденс наблюдал за родителем своими тёмными глазами, и издав какой-то негромкий, но удивлённый звук, потянул к нему маленькую ручку, цепляясь пальчиками за рубаху на его груди. — Что? — Аберфорт слегка нахмурился, едва ли понимая, что ребёнок от него хочет. — Я здесь, — пробормотал неловко, и поколебавшись мгновение, осторожно накрыл сжатый кулачок свободной рукой, поглаживая его. Мальчик довольно пискнул в ответ и зевнул, и его отец усмехнулся, чуть ближе прижав его к груди. — Да, малой, вот так, засыпай и дай нам с твоим дядей тоже поспать.       Дождавшись, пока сын уснёт и уложив его обратно в кроватку, Аберфорт поспешил вернуться к своей половине раскладушки. Бросив беглый взгляд на Альбуса, он увидел, что брат действительно уснул, повернувшись набок и сжавшись в комок. Сам же он опустился на свою половину, с большим удовольствием снова растягиваясь на ней и проваливаясь в глубокий сон без сновидений. И просыпаясь уже утром, растрёпанным и совершенно невыспавшимся, вместе с таким же растрёпанным и невыспавшимся Альбусом. И конечно, орущим Криденсом, будящим папу и дядю лучше всякого будильника.       И очередной день начался.