Ранение

По вискам и пояснице медленно катились тёплые капли пота, волосы свалялись под смявшейся подушкой, мышцы лица почти сводило от того, как долго те были напряжены. …Он дрожащими руками схватился за горлышко бутылки из-под бренди. Дышать не получалось, будто проход для воздуха заткнули прочной пробкой, ком в горле был таким большим и твёрдым, что он был уверен, будто тот уже выпирает из глотки и со стороны кажется, что он проглотил мяч для гольфа. Пот почти капал с рук. Рот неконтролируемо заполнялся вязкой солёной слюной. Он поднял бутылку и испугался: ничего не выйдет, он не сможет достаточно сильно ударить таким тяжёлым предметом — стекло оказалось толстенным, а мышцы из рук уже давно высосал голод, сопровождавший его восьмой год, если верить календарю в их задрапанном туалете с клопами. Телевизор с рябыми помехами что-то каркал про Национальную сборную Англии по регби, и он увидел, как иностранец с экрана сжимал в руках мяч своеобразной сплющенной формы и подумал, что, если он хлобыстнёт по блондинистой голове перед его носом со всей дури, то она, наверное, станет совсем как этот мяч. Он подошёл ближе, не чувствуя кончиков пальцев ног от адреналина, тиранившего его кровеносные сосуды, и медленно, настолько бесшумно, насколько научился за все эти годы, поднял руки над головой. Вдруг по ладоням и дальше, вниз по рукам, потекло что-то почти тёплое и спустя пару мгновений одинокая капля шлёпнулась на пыльный бетонный пол. Чужая голова, заслышав этот тихий звук, лениво откинулась назад, чтобы прикрикнуть на игрушку, которую сторожила, и не сразу поняла, что увидела. Разумеется, стук сердца тут же замер, но отступать было поздно. Он завёл поднятые руки ещё на пару миллиметров и, на мгновение перестав быть человеком, дёрнул их вниз, вложив в удар всю силу притяжения комнаты. В чужом носу тут же что-то хрустнуло, глаза выпучились двумя склизкими яичными белками, из переносицы запузырилась тёмная, густая кровь. Он занёс руки ещё раз и снова ударил — уже сильнее. Хрустнуло ещё более смачно, чем в предыдущий раз. На побагровевшем лице что-то хлюпало, как в помойной луже. Он ударил ещё и ещё. Ещё. Ещё. Это было механическое движение, он повторял его, как заведённая кукла, на его исхудавшее, костистое лицо, на котором в темноте комнаты отражался спортивный матч с телевизора, время от времени попадала какая-то гадость, но ужас уже отступил. Страха больше не было. Осталось только изодранное в клочья чудовище, с уродливыми шрамами от отодранных кусков его тела, с высосанной кровью, с перебитым позвоночником, с покрытым синюшными синяками лицом, полным допотопного отчаяния и единения с чем-то аморально запретным, с чем-то, что было нельзя, но ему сейчас — можно. В конце концов, силы оставили его и покрасневшая от крови бутылка выскользнула из его занемевших пальцев, так ни разу и не надколовшись… Вэй Ин поперхнулся слизью, затёкшей в горло после очередных беззвучных рыданий, резко сел на кровати и шумно задышал через нос. Он сгрёб одеяло и рывком прижал к себе, по максимуму напрягая поднаросшие за последние два года мышцы, чтобы прийти в себя. Он вдавил ладони в глаза, чтобы заменить летающими кругами и спиралями парализующую разум картину, которую он с завидной периодичностью наблюдал по ночам. Всё было плохо. Ему нужно было пройтись. Он на ватных ногах встал с кровати, тихо потянул на себя ручку двери и вышел. Передвигаясь так, что даже воздух не сотрясался, он умело касался стопами пола так, чтобы о его передвижении не узнала ни одна живая душа. Надобность в этом, конечно, была не такой уж и сильной, но он ничего не мог с собой сделать — эта привычка будет сопровождать его до самой могилы. Он зашёл на кухню, достал кружку, стараясь не издавать лишних звуков, включил кран. Вода с мягким шипением, почти как прибрежная волна, заполнила стакан до краёв. Вэй Ин нетерпеливо, залпом осушил его содержимое. Он ещё чувствовал, как вода стекает в желудок, когда ясно осознал: ему нужен укол. Сейчас же. Но по пути он не удержался и всё-таки заглянул к Лань Ванцзи. Тот неподвижно, в самой что ни на есть благонравной позе сопел на уровне микрозвука. Руки были аккуратно сложены по бокам, ноги образцово вытянуты к низу. Невероятно чистое, будто сотворённое из мрамора лицо было спокойно и выражало благородную смесь кротости и добровольного смирения. Любой бы сказал, что восхитительнее картины за всю жизнь не видел, но не Вэй Ин. Только не он. Тот железобетонный психологический барьер, что он вокруг себя возвёл не был банальной каменной стеной — это было самое настоящее эскимосское иглу, в котором он жил, как трусливый отшельник. И даже так, жилось в таких условиях куда легче, чем без них, то есть без собственной шкуры — голым мясом ко всему миру. Оставить при себе прошлое значило до самого конца идти босиком по раскалённым углям или ядовитым иглам, а замёрзнуть во льдах ему было по душе всё-таки больше, чем заживо сгореть, мучаясь в невыносимой агонии. Лань Ванцзи же, сам того не зная, был целым морем таких игл, и ранить свою изрубленную психику ещё больше Вэй Ину совсем не хотелось. Всё-таки инстинкт самосохранения завять в нём ещё не успел. Какая неожиданность. Он прикрыл дверь Лань Ванцзи и скрылся в комнате, которую ему щедро выделили. Было темно, но Вэй Ин когда-то хорошо навострился видеть движения среди непроглядного мрака, так что без особых проблем раскрыл свой рюкзак, выудил ампулу и шприц, очередным механическим движением задрал рукав пижамы — спасибо Лань Ванцзи за его предусмотрительный выбор в сторону длинных рукавов, — и ввёл иглу под кожу. Тёмное вещество разбрелось по крови внутри руки, а потом и всего тела, и Вэй Ин, успокаиваясь под его мгновенным действием, прикрыл глаза. Открыл он их через час, если экран блокировки телефона его не надурил, и хотел было продрыхнуть в таком состоянии до самого утра, как сознание пронзило, как стрелой, мыслью: Лань Ванцзи же встаёт ни свет ни заря! «Вот чёрт!» — вскочил Вэй Ин. Нужно было срочно избавиться от всего этого мусора, но покидать квартиру было опасно — что, если её хозяин проснётся от какого-нибудь щелчка в замке? Поэтому Вэй Ин подобрал все свои бумажки, этикетки и упаковки с их содержимым и снова юркнул на кухню. Встал на колени перед мусорным ведром и принялся со всей аккуратностью приподнимать уже хранившиеся здесь упаковки из-под молока, зелени и ещё всякой всячины, чтобы спрятать под ними свои собственные. Когда он закончил и примял весь мусор, как было до его прихода, он вернулся в свою комнату и отрубился за двенадцать секунд.

***

Вэй Ин не успел ещё разлепить веки, как почувствовал: пахнет блинчиками. Он нехотя, но всё же влекомый интересом, поднялся с кровати. В его комнатке было довольно светло, несмотря на то, что окна на ночь были предусмотрительно занавешены хозяином бледно-серыми шторами, лишь бы спавшему Вэй Ину не попало в глаза солнце. Он оглядел себя в зеркале, стоявшем на тумбочке, и вынес вердикт: лучше бы не смотрел. Глаза после ночных слёз несильно, но всё-таки заметно опухли, сухие губы напоминали наждачку, а о том, что творилось у него на голове, лучше вообще никому было не знать. Он выудил из рюкзака свою старенькую расчёску, быстро прошёлся по спутавшимся волосам и скрутил их в привычный пучок на затылке. Когда он вышел из своей комнаты, окончательно стало ясно, что изумительный запах был родом из кухни, из которой доносились весьма и весьма любопытные звуки. Разумеется, Лань Ванцзи обнаружился у плиты со сковородкой в правой руке, а левой приподнимающий горячие круги теста. — Привет, — как-то неловко сказал Вэй Ин. Лань Ванцзи никогда бы в жизни не признался, что в тот момент чуть не вздрогнул: так тихо к нему подошёл Вэй Ин. — Доброе утро, — ответил он чуточку позже, чем следовало, потому что после пережитого секунду назад испуга, нужно было привести голос в порядок. — Садись, я уже заканчиваю. — Мгм, — послушно приземлился Вэй Ин на тот же стул, что и вчера. — Лань Чжань, а где ты научился так хорошо готовить? — Нигде. Просто А-Юань любит хорошо покушать. «Ох ты», — подскочили у Вэй Ина брови, когда он почувствовал, что его неспокойное сердце в ответ на эти слова сделало вдруг кульбит в лучшем своём исполнении. — Ясно… Может, тебе помочь? Давай я посуду что ли помою? — Не нужно. Лучше сделай себе чай. — А тебе? — подошёл тот к шкафчику с посудой. «Или боишься, что я всё испорчу?» — ехидно высказался опыт прошлого в образе вредного внутреннего ребёнка в Вэй Ине. — Я уже позавтракал. — А-а… — понимающе протянул он, но спустя мгновение понял: ничего хорошего в этом не было. Выходило же, что Лань Ванцзи готовил для него — только для него! Он опустил голову, высматривая хоть какое-нибудь спасение от новой волны щедрости Лань Ванцзи. — Лань Чжань, не нужно было… Я же… — Ты — гость. Так положено. — Но… — Я уже закончил. Садись за стол. И Вэй Ин сел. Только на лице у него расплылась самая что ни на есть кислая мина. Он вяло помешивал чай, пока хозяин дома перемещался по кухне: то метнётся к тарелкам, то к холодильнику за ореховой пастой. Но Лань Ванцзи всё-таки не был слепым и довольно быстро заметил, что что-то снова было не так. Где же он опять прокололся? И почему Вэй Ин так чувствителен к его заботе? Ему не нравится начинать день со сладкого? Или всё же не хватало кофе? Что ему вообще нравилось есть на завтрак, а что на обед? Он бы знал, если бы не был так груб с ним в прошлом. — Вэй Ин, у тебя ничего не болит? — присел он рядом с полотенцем в руках. — Нет, просто… — Что? — Я так не могу, — прошептал тот. Казалось, Лань Ванцзи нажал на какую-то запретную точку, и это ему совершенно не понравилось. — Ты не хочешь, чтобы я готовил? — Что? — Вэй Ин даже растерялся. — Нет. Мне очень понравилось, как ты готовишь, просто… Разве мне можно вот так врываться в твой дом, где ты живёшь с маленьким ребёнком и у вас тут всё так по-своему налажено, а я… Я просто не понаслышке знаю, что такое стоять поперëк горла. И я не хочу мешать никому из вас. В конце концов, мы не друзья. Лань Ванцзи прикрыл глаза и закусил щёку изнутри, чтобы сдержаться и не застонать ужасно обречённо. Что же ему делать с таким Вэй Ином? Куда делся тот мальчишка с ярким рюкзаком наперевес и улыбкой во всё тридцать два зуба, который вечно доставал его и других, который был душой любой компании, который без всякой заминки заступался за обиженных судьбой? Невооружённым глазом было видно, что обиженным судьбой теперь был он сам, но что с этим сделать? Лань Ванцзи просто просто-напросто не знал, как ему помочь. Он находился в полнейшей растерянности. Никакое родительство или учёное звание не подготовит к такому повороту событий. — Оставайся у меня. — Что? — поднял глаза притихший Вэй Ин. — На сколько захочешь. Здесь двери всегда будут тебе открыты. Пожалуйста, не бойся попросить у меня помощи — мне это совсем не в тягость. — Почему? — сжал под столом руки Вэй Ин. — Почему, Лань Чжань? — Мне не всё равно на тебя. — Да ты же меня ненавидел. — Неправда. Вэй Ин поранился этими словами и поднял мокрые глаза на Лань Ванцзи. — Но я же тебе никто. Даже если и не ненавидишь, даже если и сносил все мои выходки, мы ведь друг другу никто, — сказал он так проникновенно, что Лань Ванцзи сам чуть не заистерил. — Чужие люди. Так? — Так. Но я так больше не могу. — Что? — Не могу. Столько лет прошло, а я так и не смог успокоиться. — Успокоиться? Ты о чём? — О тебе. — Но… Да как же… Лань Чжань, да что же ты делаешь… — Вэй Ин, посмотри на меня, — Лань Ванцзи взял его за руки. — Тебе не нужно мне ничего объяснять, если ты не готов или просто не хочешь. Но я хочу тебе помочь. Если не могу дать тебе успокоения, то дам что-то более практичное. Дом. Еду. «Себя», — разнеслось само собой в голове у Вэй Ина, и он подумал, что так у него эхом в голове мысли не оставляли бледный след уже очень много лет. — Ты серьёзно? — Совершенно. — Но я же всё испорчу. — Ничего не испортишь. А-Юань тебе обрадуется. — Но… Разве так можно? — А почему нет? Вэй Ину нечего было на это ответить. Ему в принципе нечего было сказать, потому что какую бы преграду он не возводил, какую бы причину не предлагал, Лань Ванцзи всё разносил в пух и прах своей железной и одновременно простой логикой. Убийственное сочетание, если бы кто-то захотел узнать мнение Вэй Ина. — Вэй Ин, есть хотя бы что-то одно, что заставило бы тебя отказаться? — Нет, — честно признался он, разглядывая крепкие руки Лань Ванцзи на своих. — Тогда соглашайся. — Ладно. — Что «ладно»? — Лань Чжань, я не твой пятилетка-сын, чтобы ты со мной так разговаривал! — вспыхнул Вэй Ин, но потом замер и вспыхнул в два раза сильнее, потому что увидел выражение лица Лань Ванцзи. Оно было сейчас точно таким же, как на той фотографии — особенным. — Ты прав. Ты не мой. Ребёнок, — тут же поправил себя после небольшой заминки Лань Ванцзи, но было поздно: он покраснел до самых ушей. — Лань Чжань, знаешь… Я и представить не мог, что ты так изменишься. — Я тоже. — Тебе идёт. — Мгм. — Что за бесстыдником ты стал, Лань Ванцзи! Тут завибрировал мобильник Вэй Ина, и он отошёл, чтобы ответить на звонок. — Сегодня новая партия. Ты мне нужен, — послышался в телефонной трубке голос Мэн Яо. — Во сколько? — К двум. Можно пораньше, если сможешь. — Ладно. У меня тоже будет к тебе просьба. — Мгм. Кладу трубку. После этих слов послышались знакомые гудки. Вэй Ин повернулся к терпеливо ждавшему его Лань Ванцзи. — Мне надо, м-м… по делам, — сказал он, наблюдая за реакцией Лань Ванцзи. — Я вернусь, — тихо добавил он, заглянув ему в глаза. — Хорошо. Ко скольким ты вернёшься? Вэй Ин со странным выражением лица замер. — Я хочу знать, ко скольки готовить ужин. — А-а, ясно. Но я не могу сказать точно. Часам к шести, может быть. — Хорошо. Вэй Ин с ещё более странным чувством и явным облегчением вернулся в свою комнату. Переоделся, собрал свои вещи и направился к входной двери. — Вэй Ин, не забывай то, что я тебе сказал. — Не забуду, — сказал тот и захлопнул за собой дверь. Лань Ванцзи просмотрел на эту самую дверь ещё несколько минут, но на этот раз, когда Вэй Ин ушёл, был абсолютно уверен: он обязательно вернётся.