Ранение

— Вэй Ин, скажи: ты совершил что-то противозаконное? На плите закипал суп, Лань Ванцзи стоял спиной к окну, и по лопаткам у него скользило розовое солнце. Вэй Ин был тут же, он наспех вытерся полотенцем, поэтому сейчас из-за открытого окна на кухне покрылся колющимися мурашками. Зубы у него сомкнулись крепче крепкого. «Так и знал, что зря это сделал», — думал он, глядя на раскрытый конверт на скатерти. На нëм была знакомая эмблема с красным кругом, и он отлично знал что было спрятано внутри. Чëрт бы его побрал со всеми этими убеждениями, что они перешли на новый уровень доверия, поэтому можно было бы позвонить в место, где хранилось родительское наследство, и вписать в вечно пустовавшую из-за отсутствия постоянного места жительства графу об адресе для связи квартиру Лань Ванцзи. Лучшее решение в его жизни, ничего не скажешь. — Намекаешь на то, что я ограбил банк? — прохрипел Вэй Ин, поднимая свинцовый взгляд на лицо напротив. — Да, — прямо признался Лань Ванцзи. — Ну что ж, ответ: нет, — прошипел Вэй Ин, позабыв о том, как пять минут назад перед зеркалом в ванной клялся себе в том, что перестанет вести себя в этом доме так гадко, как вëл себя сегодня. — Но… Тогда, это какая-то ошибка… — проговорил Лань Ванцзи и тут же закусил язык, пожалев, потому что с его точки зрения говорить так было до покрасневших от стыда ушей некрасиво. Вэй Ин мрачно улыбнулся: — Хотелось бы мне, чтобы я и вправду был нищим… Но не я один наделал ошибок, и тем не менее всë это висит теперь на одном мне. — Что ты хочешь сказать? — Я хочу сказать… — Вэй Ин отвернулся в сторону и зажмурился. Вот оно. Всë-таки прижало, как бы рьяно он ни мечтал о том, чтобы этот момент не наступал никогда. Но он пришëл, а трусов в его семье не водилось. — Хочу сказать, что я готов. «Да нихрена я не готов», — закусил он губу, впившись ногтем в подушечку на ладони. Лань Ванцзи терпеливо ждал, в таком волнении зажав поварскую ложку, что костяшки его пальцев побелели. — Выслушаешь? — …Мгм. Вэй Ин скинул с плеч полотенце и перевесил его через спинку стула. Сел в одном положении, потом пересел на другой стул, поджал ногу под себя, вытащил, обхватил себя руками. — В общем, тебе, наверное, захочется послушать историю моего душевного развала с самого начала. Поэтому начнëм с сентября. Двадцать четвëртое число, помнишь, да? Двадцать пять градусов жары. Утром я сглупил, и мы с Цзян Чэном сильно поцапались. После уроков я прибежал поскорее домой, чтобы начать собираться в бассейн, но уже по пути в комплекс получил сообщение, что сеанс накрылся. А потом… Лань Ванцзи по-прежнему стоял к Вэй Ину спиной и боялся пошевелиться, лишь бы не спугнуть его. Так он был прав! Ему действительно тогда не показалось! Вот она, информация о случившемся, которой он так жаждал; и пока что всë, что он услышал, было в рамках того, что он уже знал. «А потом?» — выжидающе подумал он про себя, и внутри у него всë поджалось. — А потом я исчез с лица Земли, и Ад ждал меня с распростёртыми объятиями, — сказал Вэй Ин просто. Слегка хмыкнул в конце. Лань Ванцзи туго сглотнул. — Меня похитили, Лань Чжань. Это был киднеппинг. Да, — хмурясь, вздохнул Вэй Ин, изучая свои ладони на коленях, — и такое бывает. За окном шумели проезжавшие мимо автомобили. — В общем, позволь мне не вдаваться в подробности того, что меня там поджидало, м? Я просто так скажу: за те восемь лет, что я там пробыл, скорость моего ежедневного желания послать всë к чëрту и наложить на себя руки превышало тысячу километров в секунду. Это был кошмар, из которого я так и не выбрался по-настоящему, кошмар, который погрëб меня заживо и не отпустит, наверное, даже тогда, когда будут заколачивать крышку моего гроба. Вот так. Пожалуйста… Не спрашивай меня ни о чëм. Лань Ванцзи стоял над плитой каменным изваянием, и губы его были сжаты в полоску не толще нитки. И не будет. Наверное, если он сейчас хоть что-нибудь скажет, то голос у него сломается, как у старика. — Эм-м, что ж, — передëрнул плечами Вэй Ин и прокашлялся. — Мне, наверняка, не стоит тебе такое рассказывать, но на самом деле сейчас… Мне так хочется этим поделится с тобой. Я тебе… Я тебе верю. В общем, само собой моë похищение произошло не просто так… Как бы выразиться… — почесал он затылок, подбирая слова. — Мои родители — уж не знаю: намеренно или нет — создали раствор, в дальнейшем получивший название «Ю», потому что своим действием он развязывал язык любому. Это ужасный, долго действующий яд в форме наркотика средней тяжести, который мог бы привести человечество к непоправимым последствиям. И… Тогдашнее правительство вот это всё прекрасно понимало. Мои родители объективно были настолько опасными, что ставили под угрозу всю политику страны. И… Решение было принято быстро. Их нужно было ликвидировать. Убивать, конечно, незаконно, но и изобретать убийственную сыворотку правды — тоже. Поэтому они пошли на сделку. К тому времени мама с папой уже всë понимали, и мирная смерть от таблетки их не страшила, но они не хотели, чтобы я пострадал от их действий, поэтому в обмен на всякое уничтожение существования формулы и смерть людей, знавших, как еë воспроизвести вновь, правительство тайно выплатило моей семье деньги. Это я узнал из кассеты мамы, которую она оставила вместе с банковскими данными, которые они спрятали так, чтобы только я один смог их найти. Но не всë сразу — это случилось только два года назад, после того, как я сбежал. Собственно, — вздохнул Вэй Ин, — каким-то уму не постижимым образом информация о… — Вэй Ин прикрыл глаза, с горечью цитируя, — о «наследстве колоссального общественного значения» проникла в приватные круги. Хуан Зэ, главарь банды, которая меня повязала, всë это время думал, что это и есть сыворотка, за которой он охотился, но по итогу там оказались только эти деньги, а я чуть не умер, восемь лет своей жизни проведя под землëй. Это… Это всë, наверное. Вэй Ин смотрел в пол, аккуратно поджав губы, и думал, что не зря он был сыном своих родителей — в такой момент он не пролил и слезы и голос у него не дрогнул. Вот так, как и должно быть в семье Вэев. Лань Ванцзи же по-прежнему не двигался. Казалось, он больше не сможет поднять на Вэй Ина глаза, зная, насколько глубока была пропасть, в которую его намеренно столкнули. Бессилие и горечь сковали всë его тело, а мысли — взяли в тугие силки. Вэй Ин оглянулся на закат за окном и чуть-чуть, совсем слабо улыбнулся. Удивительно, подумал он, каким коротким получился его рассказ, он-то страшился, что будет говорить несколько часов подряд. Наверное, он огорошил Лань Ванцзи своим признанием, как громом в ясный день, но он чувствовал самим нутром, что поступил правильно. Буря внутри груди успокоилась. Может, и не навсегда, но сейчас внутри у него было спокойно и ровно, как на глади просторного, величественного озера. — Знаешь, когда я думаю о том, справедливо ли это было, — продолжил Вэй Ин, уложив голову на спинку стула, чтобы не отрывать взгляд от садящегося солнца. Тëплый свет равномерным слоем ложился на его лицо, — я всегда стараюсь поставить кого-то другого на своë место, чтобы понять, а справедливо ли будет, если я уклонюсь от распоряжений прошлого и переложу ношу на кого-то другого. И мне всегда представляется кто-то близкий. А что, если бы это был Цзян Чэн, или А-Ли — она же такая хрупкая, или… Ты? Вот такое кажется мне по-настоящему несправедливым, а то, что произошло со мной — по-видимому, моя ноша, настолько тяжëлая, насколько только я смогу вынести. И от этого мне немного легче. Мне нравится думать, что я избавил от этого всех вас, хотя никого я не избавлял, ведь плен с самого начала предназначался именно мне. И я рад, что я всë-таки смог устроить всë так, чтобы за мной не было хвоста и чтобы наследство родителей не досталось никому, кроме меня, и что я наконец смог вырваться на воздух. Знаешь, когда я выбежал оттуда, как ошалелый, то расплакался от того, как на улице было светло. А на дворе в это время стояла ночь. Но всë это не избавит меня от мучений, потому что корчиться в муках мне до конца жизни, и я уже давно принял это. Но всë равно случаются такие вещи, которые выбивают почву у меня из-под ног, хотя казалось бы — что там выбивать? Встреча с тобой например. Или ещë… Недавно я ходил к одному своему другу, и он привëл ко мне мальчишку, который попал в плен, в этот же самый ужас, на целых полгода из-за меня. Просто из-за того, что был на меня похож. Понимаешь? Хуан Зэ сцапал его, просто потому что он со стороны был похож на меня, — опустил голову Вэй Ин. — Понимаешь, Лань Чжань? Что прикажешь мне с этим делать? Только я думаю, что хуже некуда, как подо мной трещит очередное дно. Я всегда стараюсь держать лицо светлым, непринуждённым, но внутри меня трясëт. И я боюсь, что ещë немного — и я не смогу сдерживать эту трясучку, и она вырвется наружу, а это никуда не годится.        Синица пролетела мимо щëлки раскрытого окна и чиркнула что-то в утешение. Суп бурлил в большой кастрюле, выплевывал крупные, нетерпеливые пузыри. Лань Ванцзи по-прежнему стоял над плитой, застывший каменной статуей, и шелохнулся только тогда, когда слеза с его щеки упала в суп. В голове у него звенела пустота, большая и маленькая одновременно, густая и текучая. И не одной мысли не бродило в этом тëмном лесу отчаяния. Только одно и то же слово. Как.? Как? Как? Как? Как? Как? Как? Как так можно? Как в современном, свободном мире можно присвоить себе право на чужую жизнь? Как можно поднимать руку на другого человека и оставлять, где бы она не коснулась, шрамы на его теле? Как можно отобрать чужую свободу, чужие планы на будущее, грандиозные мечты, нахальную улыбку? Как можно сделать из человека животное? И как с животным можно обращаться настолько жестоко? Как можно решать за другого? Как можно… Да как же можно.? …Как? Но сейчас намного важнее повернуться к Вэй Ину лицом, обнять его крепко-крепко и защитить от всего мира, пусть даже и слишком поздно. Да, вот так и надо сделать. Лань Ванцзи пошатнулся на приросших к полу ногах, и его взгляд задел силуэт Вэй Ина: тот сидел с полузакрытыми глазами, затылок держался на спинке стула, по сложенным на коленях руках осторожно ступали розово-персиковые лучи. Он был так спокоен и умиротворëн, но глубоко в его глазах сидела зияющая пропасть размером с две вселенные. Солнце скользнуло по глазам Лань Ванцзи, и он в один шаг очутился на соседнем стуле. Он нагнулся, с болью видя, как Вэй Ин медленно опустил на него взгляд, пустой и серый, и прижал его к своей груди. Тот какое-то время безвольно висел на нëм, но потом всë же обхватил руками широкую спину Лань Ванцзи. — Я… — просипел Лань Ванцзи, вжимаясь руками в тело Вэй Ина, чтобы стать физическим щитом, куполом, — я… — но он не мог проговорить и слова. Это безнадëжное «я» вмещало в себя «Мне так жаль», «Пожалуйста, прости, что думал о тебе так плохо», «Я хочу тебя защитить, позволишь?», «Можно мне больше не отходить от тебя ни на шаг?», «Господи, мне так жаль»… — Всë хорошо, Лань Чжань. Я уже не боюсь. Лань Ванцзи промолчал, гладя чужие волосы. — Меня уже ничего не сможет напугать. — Не говори так. Люди должны чего-то опасаться, иначе станут слишком небрежно относиться к внешним угрозам. И умрут. — Я не умру, — Вэй Ин с нежностью чмокнул Лань Ванцзи в бровь. — Вэй Ин, скажи мне… Как ты после всего держишься? — Ну, так скажем: до встречи с тобой весëлого было мало. Лань Ванцзи, терпеливо складывая паззл в голове, опустил руки, и Вэй Ин тоже медленно, лениво отпрял. — Ты… Ты поэтому начал принимать опий? — Да. — Ты ведь всë ещë колешь? Вэй Ин поджал губы: — …Да. Лань Ванцзи положил ему на плечи руки и сжал, не сильно, но так, чтобы ощущалась его серьëзность. — Я не хочу сделать хуже, и мне даже сложно представить, каково это — быть в плену, но я слишком хорошо знаю, чем ты закончишь, если не прекратишь. Ты понимаешь, что я хочу сказать? — Да, Лань Чжань. Ты само собой хочешь, чтобы я бросил. — Да, этого и хочу. Но… Давай попробуем сами. Не хочу, чтобы кто-то посторонний тревожил тебя. — Слушай, Лань Чжань, я… Ну… Можно мне хоть оправдаться? — Мгм. Вэй Ин снова вздохнул, прикрыл глаза и нехотя сказал: — Хуан Зэ часто заставлял своих людей пичкать меня всякой наркотической дрянью, чтобы я был послушным, и я даже сосчитать не могу то количество препаратов, которое мне вмешивали в еду или кололи перед сессиями. И в общем, когда я вышел, то скоро понял, что я вообще-то наркоман. У меня несколько раз была ломка. Но сейчас я принимаю опий осознано. В смысле, я его контролирую. Я делаю уколы не для кайфа, а чтобы мысли не портили мне и без того скверные дни. Но, да. Я полностью зависим. В то, что Вэй Ин в самом деле контролировал ситуацию, Лань Ванцзи верил с большим трудом, но, отбросив эту мысль, предложил: — Давай начнëм завтра? — У-уже завтра? — беспомощно заморгал глазами Вэй Ин. — Да. Тянуть резину незачем. — Но я не готов, Лань Чжань, — Вэй Ин прикусил губу и скосил взгляд в сторону. — Я помогу. Вэй Ин. Я всегда буду рядом. Только не отталкивай меня, — Лань Ванцзи наклонился к лицу напротив и прижался лбом ко лбу Вэй Ина. — Я хочу видеть тебя насквозь, — прошептал он, и пышные ресницы пробежались по щекам Вэй Ина и оставили за собой лëгкий холодок. — Лань Чжань, — понизил голос Вэй Ин, трясь носом о нос Лань Ванцзи. — М? — Я, кажется, люблю тебя. — Я, кажется, тоже. — Можно я тебя поцелую? — Можно. Вэй Ин наклонился и легко припал губами к губам напротив. — Давай пойдëм спать? — В пять вечера? — Да, я хочу обниматься с тобой до скончания веков. — Тогда пойдëм. Лань Ванцзи подхватил Вэй Ина на руки, а тот в ответ обнял его шею и положил голову на плечо. Позже вечером А-Юань разбудил отца и они вместе поужинали, а Вэй Ин так и проспал до следующего утра.