Down below

В своём путешествии по Метро Артём повстречал множество людей. Анна, например, была одной из тех, кого ему не хватало в данный момент, несмотря на все её постоянные насмешки и в целом неприятное отношение. Она не сразу прониклась теплотой к Артёму, но это было вполне объяснимо. Никому полностью не доверяйте в Метро. И хотя она ругала и насмехалась над ним, когда они впервые встретились, он никогда не позволял этому факту беспокоить его. Если быть до конца честным с самим собой, он не мог дождаться, когда они впервые расстанутся (даже если это расставание пройдёт не так, как он надеялся). Он предпочитал путешествовать в одиночку. Все остальные всегда в итоге бросали его или каким-то образом подводили.       Артём был человеком немногословным, предпочитая, чтобы его поступки говорили сами за себя. Если бы кто-то не знал его, его язык тела мог бы показаться почти грубым. Когда на нём был надет противогаз, его внешний вид не очень располагал к себе. Напряжённые глаза за толстым стеклом, затенённые почти вечно нахмуренными бровями. Метро превратило его из юного, наивного мальчика во взрослого мужчину, способного на зверства. Зверства, как и у остальных его собратьев-людей.       И всё же за этими напряжёнными глазами всегда скрывалась некая мягкость. Мягкость, которая выдавала в нём внешнюю суровость. Даже некоторые его действия показали бы, что он не похож на других людей, живущих в Метро, которые всегда сражаются друг с другом зубами и когтями. В нём был определённый уровень доброты и бескорыстия, которые нечасто замечали другие, а чувствовали только в действии.       Куда бы ни отправился, он всегда носил с собой дневник, стремясь записать в нём свои путешествия и переживания. Во время своих путешествий он неоднократно доставал его и записывал несколько предложений, чтобы запечатлеть свои мысли. Благодаря долгой практике, он стал искусным писателем, способным набрасывать целые предложения и абзацы в рекордно короткие сроки, по сравнению с другими людьми в Метро. Иногда даже появлялась возможность сделать быстрый набросок своего окружения или различных монстров, и он всегда с осторожностью использовал этот шанс на своих страницах.

***

Павел наблюдал, как Артём уселся у костра, снял маску и пробежался глазами по многочисленным бумагам, составлявшим его личные записи. В руках у него был изрядно потрёпанный и ухоженный карандаш, графит которого слегка потускнел, но вполне годился для работы, за которую он собирался взяться. Павел недоумевал, где этот человек раздобыл такую вещь, ведь все письменные принадлежности в Метро были не очень распространены (если не считать того, что они в руках учёных или художников Полиса). Он чуть было не спросил его, где он это взял, но Павел не хотел нарушать комфортную тишину, в которой они оказались.       Артём на мгновение задумался, а затем взял карандаш покрепче и в рекордное время написал на бумаге несколько слов. Казалось, что в мгновение ока уже он написал достаточно, чтобы считать это полноценной записью. Но на этот раз Артём продолжал идти. Эта ситуация отличалась от той, к которой привык Павел. Во время путешествия по туннелям он иногда поглядывал на Артёма, чтобы увидеть, как тот набрасывает несколько пустых фраз, но это было нечто совсем другое. Он был человеком поглощённым. Страница была полностью заполнена, и он уже готов был перейти к следующей, как вдруг Павел воскликнул:       — Ого, Д’Артаньян! Притормози, пока не начал курить!» Артём поднял голову, чуть скривив губы. Такое лицо у него было, когда он был немного раздражён, или забавлялся. Павел ухмыльнулся и продолжил: — Я имею в виду, что у нас уже есть один костёр, не нужно разводить ещё один чувак.       Артём быстро выдохнул через нос и откинул голову назад, чтобы продолжить писать, тёмные волосы поблёскивали в свете огня. Хотя на этот раз он был намного медленнее, время от времени делая паузу, прежде чем снова продолжить.       Павел прислонился спиной к ящику позади себя, снял шлемофон и положил его на него. Он позволил своим глазам блуждать по полуразрушенным стенам туннеля, тени от огня плясали и удлинялись на металле и камне. Он провёл рукой по голове, чувствуя, что короткие волосы выбриты близко к черепу. Несколько пальцев пробежались по его подбородку, щетина была колючей и более длинной, чем хотелось бы. Скоро ему придётся побриться.       Ещё один взгляд на Артёма. Его волосы были длиннее, чем у Павла. На макушке было достаточно волос, чтобы те падая на лоб, затеняли опущенные глаза. Достаточно, чтобы бесцельно пробежаться пальцами, достаточно, чтобы крепко сжать…       Это было небезопасно для него. Павел прикусил внутреннюю сторону губы. Артёму повезло, что его проклятая голова большую часть времени была покрыта, иначе враги могли бы воспользоваться его подстриженными волосами и схватить их в кулак. Вот почему Павел оставался бритым. Не необходимости повторять инцидент, произошедший несколько лет назад, просто проще все отрезать.       Но сейчас не было нужды думать об этом. Не нужно зацикливаться на прошлом, кроме как для того, чтобы извлечь из него уроки. Кажется, это полная противоположность тому, что делает Артём. Кажется, он сосредоточен и тщательно записывал каждую частичку своего собственного прошлого. Это была разница в характере между ними, которая не ускользнула от Павла. Разница в характере, из-за которой у него могут возникнуть проблемы при ассимиляции. Артём мог не вписаться в компанию товарищей Павла. Но в конце концов он научится этому.       Он должен был.       Молодой человек, наконец, перестал писать в своём дневнике, и вместо этого он вырвал совершенно чистую страницу и закрыл дневник. Он положил его поверх дневника и повернул его боком. Павел понял, что это предвестник того, что Артём что-то нарисует. Он уже видел несколько его набросков, и, хотя они не были потрясающими или шедеврами, Артём вложил в них много внимания и заботы. То, как он был наклонён, означало, что он не сможет увидеть, над чем сейчас работает Артём, но Павел надеялся, что он покажет ему, когда закончит.       Карандаш двигался по бумаге аккуратными штрихами, Артём то и дело поглядывал на Павла и поправлял своё сидячее положение (видимо, чтобы было удобнее). Всякий раз, когда его глаза встречались с глазами другого человека, и он понимал, что Павел наблюдал за ним, он быстро отводил взгляд и продолжал рисовать. Было похоже, что ему неловко от того, что он смотрит. Странно. Возможно, это была какая-то особенность художника, ведь Павел заметил, Артём начинал нервничать только тогда, когда начинал рисовать. Прошло ещё несколько минут, прежде чем он закончил и Павел с нетерпением ждал, когда он поделится своим творением.       За исключением…       Артём этого не сделал. Он только ещё раз посмотрел на Павла, прежде чем открыть дневник и убрать туда свой рисунок. Павел издал недовольный звук и придвинулся ближе.       — Ой, да ладно тебе, Артёмка! Ты не собираешься мне показывать? — Артём покачал головой и бросил на него мягкий взгляд, явно раздражённый выходкой Павла. — Это всё потому, что я пялился? Я ничего такого не имел в виду, мне просто интересно было посмотреть! — Артём непонимающе уставился на него, как бы говоря: «Да не в этом дело, идиот». Павел обошёл вокруг костра и подошёл ещё ближе, когда Артём захлопнул дневник.       — Знаешь, это только усиливает моё любопытство. Что же именно ты нарисовал, что даже не можешь показать мне, своему Атосу?       Ещё один короткий взгляд был ему ответом, когда Артём сунул дневник обратно в рюкзак, гораздо менее аккуратно, чем в другие разы, когда Павел наблюдал за тем, как он её убирает. Он повернулся, чтобы выглянуть в туннель, молча утверждая, что именно ему предстоит нести первую вахту на время их передышки. Павел знал, что в этот момент с ним лучше не спорить. Единственное, что он мог сейчас сделать, это оставить тему и немного отдохнуть, прежде чем им снова придётся двигаться дальше. В конце концов Артём справится с этим и надеется, что он всё же покажет ему рисунок, когда успокоится. Павел вернулся на свою сторону костра и вытянул перед собой затёкшие ноги, уставшие от всей сегодняшней беготни и прыжков. Внезапная волна усталости накрыла его, события дня прокрутились в его голове и напомнили ему о глубокой боли в самых его костях. Он лёг на твёрдую землю, лицом к спине Артёма. Тот был напряжен и сидел прямо, положив свои руки на оружие, играясь с рычагами управления. Последние мысли Павла перед тем, как провалиться в сон, были о рисунке, который Артём отказался ему показать, и о его гневе.