Сумрачный Петербург

Константин сидел, бессмысленно глядя в одну точку. Семен опустился на соседний стул, несколько секунд оглядел всю его сгорбленную фигуру. В серых глазах Грома столько всего намешано: тут и следы недавней гневной вспышки, и злость на самого себя, и усталость, и обида. Всего сразу и не разобрать. — Что случилось? — осторожно поинтересовался Семен. Константин резко моргнул и перевел на него взгляд. — А, Федь, это ты. Я тебя не заметил. — Неважно выглядишь. Кофе будешь? — мягко уточнил Семен. Гром кивнул головой. Поставив на стол две чашки, Семен добавил к ним тарелку с печеньем, банку сгущенки и две ложки. Гром молча следил за его действиями, на скулах играли желваки. — Игорь меня ненавидит, — вдруг сорвалось с его губ. Семен так и застыл, не донеся чашку до рта. — С чего ты это взял? — спросил он. Константин дернул плечом. — Поругались, — коротко ответил он. Семен терпеливо ожидал продолжения. Гром продолжал сверлить взглядом стену. Казалось, он больше ничего не скажет, но через несколько минут Константин тяжело вздохнул и начал: — У нас уговор — в половине десятого быть дома без разговоров. Я пришел в десять, его еще не было. Подождал минут пятнадцать, потом вышел во двор. Естественно, никого из его друзей уже не было, все по домам разошлись. Я прошел по всем площадкам, к футбольному полю ходил, нигде его нет. Вернулся домой, стал обзванивать его знакомых, его никто не видел. В начале десятого разошлись, сказали. Я думал, что поседею. И тут он вваливается весь в грязи, одежда порвана, на лбу синяк. На часах было уже без пятнадцати двенадцать. Семен понимающе кивнул. Его-то вчера ничего не торкнуло, амулет, настроенный на Грома-младшего, молчал, значит, с мальчиком все было хорошо. Шатался где-нибудь в гордом одиночестве, пока они с отцом дела отчет заполняли. — Как я его тогда не выпорол, сам не знаю, — Константин потер пальцами усталые глаза и невесело усмехнулся, — он котенка с дерева доставал, свалился, ногу подвернул. Шел долго, кот все руки ему исцарапал. Семен улыбнулся — Костян не видит, что Игорь его копия? Синдром спасателя на лицо. — Что с животинкой-то? — добродушно улыбнулся он. — Ремнём по заднице получил, — хмыкнул Константин, — один раз. Я понял, что делаю, когда уже врезал. Сам себя за это корю. Никогда его даже пальцем не трогал, а тут — ремень. Семен осторожно похлопал его по плечу. — Ты испугался за своего сына. Действовал в состоянии аффекта. Прощения попросил? Константин дернул подбородком. — Он убежал в свою комнату. Вместе с котом. Заперся и не выходил. Я все перепробовал. Оставалось только дверь ломать. До этого не дошло. — С чего ты решил, что он тебя ненавидит? — уточнил Семен. — Он сам сказал. Ну, не этими словами. Потребовал адрес матери, сказал, что к ней уехать хочет. А когда я ему сказал, что не знаю, он обвинил меня во лжи. А я и правда не знаю, Федь! Жена ушла, оставила только записку. Игорю было четыре года всего. Ни телефона, ни адреса. Написала, что устала от быта, несчастна и всю эту муть. И за всё это время ни разу не поинтересовалась, что с ребенком, понимаешь? А я — плохой отец, — Гром вцепился пальцами в волосы и процедил, — сука. Семен помешивал ложечкой в чашке и молчал. Ждал, пока его отпустит. Наконец Константин поднял голову и слабо улыбнулся. — Я дурак, Федь? Семен покачал головой. — Вовсе нет. Ты человек, вот и все. Со своими страхами, проблемами, переживаниями. Ты растишь сына в одиночку, пашешь как лошадь! Да ты мировой мужик, Кость! Гром усмехнулся. — Спасибо, Федь. — Обращайся, — усмехнулся Семен, — а что с Игорем-то будешь делать? — Поговорю сегодня после работы. Я билеты на футбол достал. Если со мной не пойдет, так хоть друга прихватит. Семен улыбнулся. Конечно, на футбол Игорь пошел с отцом. Котёнка оставили. Он прожил у них семнадцать лет. — Это что такое было? — сдавленным голосом спросил Рубинштейн, — куда делся Разумовский?! Семен протянул ему руку. — Мы его найдем. Заклинание «След» его еще не подводило. Рубинштейн поднялся на ноги, но держался на них нетвёрдо. — Я не хочу во всё это лезть, — слабо возразил он. Семен посмотрел на него. Рубинштейн был словно другой версией Антона, человека, которого Семен знал столь же долго, сколько он знал Константина. И все же Семен испытывал некий диссонанс. Неужели Мел Судьбы сыграл плохую шутку? Неужели Антону — тому Антону, человеку, отразившему нападение вампиров, понравилось бы это обрюзгшее тело, трусоватое поведение, это некое превосходство во взгляде? И как достучаться до настоящего Городецкого сквозь эту броню? Но куда сильнее Семена беспокоил тот факт, что любого Иного нельзя инициировать против его воли. Если Иной не хотел вступать в Ночной или Дневной Дозор, его никто не мог заставить это делать. И Рубинштейн имел право отказаться и не лезть в это дело. Но как тогда быть с тварью, которая так долго истязала несчастного мальчика? Хватит ли самому Семену сил, чтобы остановить её? И если да, то для чего Гесеру понадобился Антон? Семен не верил в случайности не только потому, что был Иным. Имея в анамнезе начальника Гесера, была бы смешно всё списывать на совпадение. Тот факт, что Городецкий нашелся именно в этот момент, когда кумир современной молодежи стал жертвой собственного дара, не мог не настораживать. Что же, если пока нет возможности привлечь Рубинштейна-Иного, можно привлечь Рубинштейна-психиатра. — У тебя из клиники сбежал опасный пациент, — твёрдо сказал Семен, — ты оставишь это без внимания? Как лечащий врач, ты не подашь руку помощи заблудившемуся во мраке безумия? Рубинштейн молча посмотрел на него и сглотнул, после чего медленно покачал головой. — Помочь ему — мой долг. Семен кивнул. — Нужно найти его, пока кто-нибудь не пострадал. Рубинштейн растерянно оглянулся. — Но он ведь исчез! И у него есть сообщники. Что это было за существо? — Это был Иной, — Семен прикрыл глаза, прокручивая в памяти недавнюю сцену, — судя по всему, оборотень или маг-перевертыш. — Перевертыш? — недоуменно переспросил психиатр. — Иной, способный по своей воле оборачиваться в животное, — пояснил Семен. Рубинштейн прикусил губу и нахмурился. — Если это…этот… нападет на нас? — Ты будешь не один. Нам надо спешить, иначе мы не сможешь их найти. Семен замер на несколько секунд, после чего потянулся к Сумраку, и через несколько секунд перед ним появились отпечатки следов. Это была лапа какого-то хищника, волка или очень большой собаки. — Интересно, — задумчиво пробормотал Семен, потом повернулся к Рубинштейну, — идем.

***

Периодически уходя в Сумрак, чтобы видеть следы, Семен привел Рубинштейна к старой пятиэтажке. Следы отчетливо вели на третий этаж. Смутное беспокойство отчетливо свербело где-то в области затылка. У нужной квартиры Семен остановился и оглянулся на своего спутника. На лице Рубинштейна застыл страх вперемешку с любопытством, и отступать он не собирался. — Держись позади меня. И если я скажу, делай без промедления и споров, — предупредил Семен. Рубинштейн кивнул. Семен потянулся к двери сквозь Сумрак и открыл её, осторожно переступил порог. В квартире стояла тишина. Но Разумовский и тот, кто его так нагло похитил, были здесь, следы вели сюда отчетливо. Неужели ушли на четвертый слой? Семен сделал Рубинштейну знак остановиться и подождать, нашел на полу свою тень и вошел в нее. На первом слое было тихо, второй и третий также не подавали признаков жизни. Но синий мох — единственный обитатель Сумрака, здесь разросся до невероятных размеров. Семен снова наступил на тень и оказался на пятом слое. Лучше бы он сюда не входил! Прямо перед ним стоял чудовищных размеров волк с алыми глазами и пастью, полной остро заточенных зубов, с которых капали капли крови. Возле его ног сидело странное существо — с виду человек, покрытый чёрным оперением с ног до шеи, за спиной которого шелестели два огромных крыла. Огненные пряди волос в Сумраке казались воплощением огня. Когтистыми руками существо прижимало к себе иссиня-бледного, истощенного Сергея Разумовского. А волк, между тем, припал на задние лапы и прыгнул. Семен инстинктивно пригнулся, но целью хищника был явно не он. «Рубинштейн!» — молнией прошила разум Семена страшная мысль.